Тёмные самоцветы
Шрифт:
— Простите моих спутников, государь, — взмолился обретший дар речи иезуит. — Никто из них не хотел нанести вам оскорбление. Просто отец Погнер вас не признал. — Он закрывал рот рукой, стремясь удержать кашель. — Истинно говорю, ваше величество, он не признал вас.
— Ну разумеется, — сухо сказал Стефан, вовсе не убежденный, что это действительно так. — Однако ему следовало бы знать, что его долг повиноваться в первую очередь мне, независимо от своих пристрастий и предпочтений.
— Ох, он все сознает, ваше величество… он повинится… — Монах снова закашлялся, впервые за долгое время мысленно возблагодарив
— Он сам поставил себя в неприятное положение, — отрезал король. Больная нога его вдруг заныла, и ему пришлось привалиться к каминной полке, чтобы дать ей передохнуть. — Впрочем, я ценю искренность в людях и приму его извинения. При условии что он и впрямь переменит свою точку зрения. Или ему придется настаивать на своем в каком-то другом месте. — Стефан потер ноющее бедро. — Зима никого не обходит. Мои люди тоже болеют. Нескольких даже пришлось отослать в монастырь.
— Слуги Господа вылечат их, — отозвался монах.
— Возможно. — Король поднял глаза и увидел юного графа. — Ну, — буркнул он, — почему ты один? — Глаза его потемнели.
— Ракоци сейчас явится, ваше величество, — произнес Зари с небрежным поклоном. — Он просит не гневаться на него за вынужденную заминку.
В другой ситуации Стефан вскипел бы, но запасы его раздражительности уже исчерпал проступок отца Погнера, и он ограничился тем, что спросил:
— Чем же он занят?
— Загружает печку. Ту, что походит на улей. — Юноша пренебрежительно фыркнул. — А слуга его промывает какие-то зеленые камешки. Если бросить их в кислоту, получится медь. — Он неодобрительно покачал головой. — Так они мне сказали.
— Ты поторопил их? — осведомился Стефан с легким оттенком неудовольствия.
— Я сказал, что прибыла новая группа иезуитов и что один из них болен. — Зари тряхнул головой, отчего его белокурые волосы разметались и легли веером на меховой воротник. — Он ответил, что прерывать процедуру нельзя. Иначе труды его будут напрасны.
— В таком случае, подождем, — спокойно сказал Стефан, хотя морщинка над его переносицей углубилась. — Надеюсь, не очень долго.
— Будьте уверены, — откликнулся Зари, картинно подвытащив свою саблю из ножен. — Не то я поговорю ним по-свойски.
— Лучше не суйся, — остерег фаворита Стефан. — Граф мигом тебя урезонит.
Юноша рассмеялся.
— Не думаю, государь. Графу за сорок, и одевается он как для танцев.
— Не суди о людях по внешности.
Король усмехнулся и покосился на иезуита. Тот пытался творить молитву, продолжая мучительно кашлять.
— Я солдат и сужу обо всем по-солдатски, — заявил заносчиво Зари, но тут же смолк, ибо в караулку вошел человек средних лет в отороченном мехом и серебром черном ментике поверх красного доломана. Легкой походкой приблизившись к королю, он склонился к его руке.
— Простите за опоздание, ваше величество, но мой атанор наконец разогрелся и я какое-то время не мог от него отойти. Зато через три дня, вы получите то, что хотели. Думаю, все пройдет хорошо. — Ракоци посмотрел на монаха. — Это ему нужна помощь?
— Ему. Слышите, как он кашляет? — Стефан Баторий отошел от камина и опустился в кресло. — Можно его как-либо поддержать? — спросил он, пытаясь расположиться так, чтобы нога меньше ныла.
Ракоци ответил не
сразу. Он для начала склонил голову, прислушиваясь к свистящим хрипам, вырывающимся из груди отца Краббе, потом ощупал его лоб, шею, руки и лишь затем, выпрямляясь, сказал:— Полагаю, да. Болезнь зашла далеко, однако есть способы справиться с ней. — Граф щелкнул пальцами, привлекая внимание иезуита. — Я приготовлю некое снадобье. Оно не из средств, одобренных церковью, но в нем нет ничего дьявольского. Смесь можно освятить для вящей уверенности. Вы согласитесь ее принимать?
Отец Краббе попытался вздохнуть поглубже, но лишь закашлялся и просипел еле слышно:
— Да, соглашусь.
— В таком случае можно надеяться, что вскоре вам полегчает, — сказал Ракоци и повернул голову к королю. — Горячее вино и постель — вот что ему сейчас нужно.
— Разумеется, — кивнул Стефан и дал знак Зари: — Ты слышал? Распорядись.
Тот театрально вздохнул и поклонился, карикатурно копируя недавний поклон Сен-Жермена.
— Еще его надо бы напоить крепким бульоном, — спокойно продолжил Ракоци, игнорируя выходку королевского фаворита. — Я загляну к поварам.
Зари скривился и двинулся к двери.
— Весь мир заполонили иезуиты, — пробормотал он, ничуть не таясь.
Ракоци вновь склонился к больному.
— Скажите, в груди у вас сильные боли?
— По временам, — ответил монах.
— Тяжесть? Стеснение? Ломота?
Отец Краббе кивнул.
— Отец Погнер говорит, что на меня давят мои прегрешения.
Ракоци покачал головой.
— Скорее наоборот. — Он не надеялся, что слова его будут восприняты, но все же сказал: — Угрызения усугубляют болезнь. Не кляните себя — и она перестанет терзать вас. — Его узкая маленькая рука вновь прикоснулась к шее иезуита. Пульс больного был слабым и учащенным. — Вам надо выспаться и поесть. Вы сильно утомлены прицепившейся к вам хворобой и, плюс к тому предельно истощены. Кто в таком состоянии погнал вас в дорогу? — Он вдруг догадался. — Отец Погнер?
— Он учит нас проявлять усердие и непреклонность на нашей стезе, — заявил, выпрямляясь, монах, и тут же зашелся в новом приступе кашля, не сводя с врачевателя измученных глаз, глубоко провалившихся и окруженных тенями. — Скажите по чести, ваше средство и впрямь способно помочь? Или вы лишь хотите облегчить мои муки? Если так, то оставьте это, прошу вас. Я смиренно приму свой удел, а вам не придется входить в напрасные траты.
Улыбка Ракоци была мимолетной.
— Ценю ваше мужество, добрый отец. Но, полагаю, у вас достаточно сил, чтобы не заставлять меня сожалеть о расходах. — Он похлопал недужного по плечу, затем встал и отошел к королевскому креслу, где, понизив голос, сказал: — Вскоре больной впадет в забытье. Ему необходим постоянный уход в ближайшие четверо суток.
— У него плохо с легкими? — с сомнением спросил Стефан.
— Да, — подтвердил Ракоци, — но он не умрет, если кто-нибудь будет рядом.
Стефан пожал плечами.
— Тут много монахов, которые…
— Ваше величество, — ровным тоном произнес Ракоци — так, словно прерывать сильных мира сего было для него делом самым обыкновенным, — монахи прекрасно способствуют переходу людей в иной мир, но этот человек еще жив и нуждается в помощи более материальной, чем звуки молитвенных песнопений.