Темные сети

Миронов перебил его:

– Мы сейчас позовем следователя, и им придется ответить на эти неудобные вопросы! Их никогда не было в том баре! Я там был, а их не было! Что вы за адвокат такой? Я утверждаю, что ваши клиенты невиновны, а вы затыкаете им и мне рот! Вы хотите, чтобы их посадили? Вам всем заплатили за этот цирк?

В этот момент в кабинет зашел следователь и с ним несколько оперативников.

– Допрос окончен! – строго произнес он. – Отведите этих двоих в камеру, а вы, Виктор Демьянович, пройдете со мной!

С того момента у МВД начались проблемы с новым начальством уголовного розыска, и не только с ним. Миронов был эмоционально нестабилен, пытался доказать то, что практически все и без него знали, но закрывали на это глаза.

Новым начальником назначили Шестакова Максима Матвеевича, строгого седого мужчину с огромными усами и почти на голову выше самого Миронова. Он чем-то напоминал Сталина, каким его изображали в старых советских фильмах, только седого и без акцента. Так состоялся их первый разговор.

– Виктор Демьянович, я здесь новый человек, но терпеть подобные выходки не намерен! – сурово, почти переходя на повышенные тона, говорил начальник. – Вы следователь уголовного розыска! Вас должны уважать, а не смеяться над вами. А вы чем занимаетесь сейчас? Не суйте свой нос в чужое дело! Понимаю, у вас погиб друг, вы сами чуть не оказались в списках погибших, но дайте людям делать их работу!

– Максим Матвеевич, поймите же вы, наконец, это дело белыми нитками шито. Все липа, и вы лучше меня это понимаете. Видео задержания – фальшивка, подозреваемые – подставные, и я могу это доказать. Их не было в тот день в баре, как они утверждают. Я проверил. Подозреваемые мне сказали… – но он не успел договорить.

– Что вам сказали подозреваемые? – перебил его Максим Матвеевич. – Виктор Демьянович, вы сейчас не в себе. Вам нужно отдохнуть или поехать в отпуск. Хотите, мы все устроим?

– Да выслушайте же вы меня! Признаюсь, с самого начала я предполагал, что все представленные доказательства – это фальшивка. Предполагал, основываясь исключительно на своих догадках и домыслах, но теперь у меня есть неопровержимые доказательства, что эти двое – шуты и только. Они сказали мне на допросе…

– Несанкционированном допросе…

– Хорошо. На беседе. Как угодно… Они сказали, что не положили заряд под сцену исключительно потому, что там были музыканты, которые могли заметить их и заподозрить неладное. Но музыкантов там не было. Они должны были быть, но их не было! Это все плохо выстроенная наживка для нас, для города. Мы ее проглотим, а действительные виновники уйдут от наказания. Кто, если не мы? Кто, если не мы?!

– Послушайте меня сюда! – взревел Максим Матвеевич, вплотную подойдя к МВД, и их разница в росте стала еще отчетливее. – Вы не в состоянии трезво оценивать свои действия и вести дела. Будьте любезны взять двухдневный отпуск. Еще одна такая выходка – и вы, Виктор Демьянович, вылетите отсюда как пробка из бутылки. Я бы и хотел вам помочь, но если вы продолжите в том же духе, то помочь вам не сможет никто. Понимаете? Никто! Взрыв – не вашего ума дело! Отойдите в сторону, иначе вас уничтожат. – После сказанного он очень внимательно и долго смотрел в глаза Миронову, застывшему от изумления.

МВД слышал эти слова, словно отдаленное эхо, – главное было сосредоточено во взгляде Шестакова. Он подействовал как удар тока. Еще несколько секунд Миронов пытался осмыслить то, что ему сейчас пытались объяснить между строк.

– Так вы знаете… Здесь все всё знают… – Виктор Демьянович кивнул самому себе и медленно поплелся к выходу, монотонно бормоча себе под нос. – Хорошо. Я вас понял. Такого больше не повторится. Вы правы. Я просто отдохну пару дней и вернусь к своим делам, – будто в гипнозе, говорил он себе под ноги.

И с тех пор все немного успокоились. После двухдневного отпуска МВД вернулся обратно к своим делам и начал вести двойную игру. Днем он прилежный подчиненный и уважаемый следователь – как-никак по городу ходили байки о его храбрости, а вечером и ночью он продолжал «копать».

На дворе стоял снежный и холодный февраль. Уже вторую неделю снег огромными хлопьями застилал землю, за несколько дней выпала месячная норма осадков. В природе творилось какое-то невероятное волшебство. Город одновременно стал сумрачнее и мягче, и сам ход времени здесь замедлился из-за обилия снежных хлопьев, которые обволакивали собой каждую улицу, хрустели под ногами и колесами проезжающих мимо машин. Снег не давал городу двигаться в нормальных темпах. Все – машины, люди и даже, что интересно, велосипедисты-физкультурники, – все до единого переваливались с ноги на ногу, с колеса на колесо, как пингвины, деловито стремящиеся преодолеть хрустящие сугробы.

Сегодня Миронов добрался до работы на общественном транспорте. Было утро, и на улице еще царила ночная темнота. МВД взгромоздился на последнюю ступеньку перед входом в уголовный розыск, отряхнул с плеч пушистое снежное напыление, опустил ворот своего зимнего пальто и окинул улицу отрешенным взглядом. Начиная с нового года, а точнее с приходом зимы, замедлился не только город, транспорт, люди, но и его тайное расследование. Все поиски, попытки, слежки, угрозы вымотали следователя, стали обыденностью, и, что самое главное, у него складывалось полное ощущение, что его поиски обречены на провал, что он не там ищет, а от этого невидимый враг ни во что его не ставит, успокаивается и перестает сопротивляться.

Уже второй месяц у Миронова все время уходило на работу: на него перекинули дела других сотрудников. Все они были до нелепости простыми и отупляющими. Если молодежь – то либо наркотики, либо хулиганство или пьяный дебош, у людей постарше – бытовуха и финансовые махинации. Казалось, что вся страна только и делает, что сидит за наркоту и долги.

Поднявшись к себе в кабинет, Виктор Демьянович устало заварил себе кофе, сел за стол, достал несколько папок, сделал небольшой глоток горячего и бодрящего напитка и глубоко вздохнул. Но он толком не успел приняться за работу. Когда в комнату постучали, он сидел у разложенных папок, начиная вникать в суть дела и придерживая бумаги цепкими длинными пальцами. При этом он напоминал пианиста, который вот-вот начнет со страстью отбивать на клавишах вальс Шопена. Надо еще сказать, что за эти полгода Миронов изрядно похудел и теперь выглядел сильно осунувшимся и уставшим. Его фигура, всегда отличавшаяся аристократической худобой, теперь и вовсе производила впечатление заостренного копья или стрелы: резкая, острая и тонкая. Впечатление усиливала присущая следователю благородная бледность.

– Войдите, – произнес он громко и отчетливо, и, несмотря на усталость и разочарованность, в его голосе еще слышалась строгость, воля и самоотдача – свойства, которые всегда были при нем.

За дверью показался Максим Матвеевич. Он чувствовал себя в этом кабинете крайне неловко, стены как будто давили со всех сторон на могучую фигуру нового начальника, поэтому он даже не стал входить, а только заглянул.

– Вы заняты? Мне бы хотелось с вами поговорить и кое с кем вас познакомить… – мягко, даже как-то вкрадчиво произнес он.

Между ним и МВД с того самого разговора установились довольно специфические отношения. Они как будто оберегали хрупкую вазу равновесия между ними, но вместе с тем каждая встреча была наполнена неловкостью и скорейшим желанием закончить беседу. Их разговоры проходили так, словно они не знали, как себя вести, будто два неразговорчивых соседа, встретившиеся в лифте, – парализующая тишина и сковывающая неловкость…

Миронов последовал за Максимом Матвеевичем в его кабинет. Их там ждал незнакомец, невысокий темноволосый мужчина с проседью, на вид лет сорока пяти – пятидесяти. Пожалуй, если бы они втроем встали в шеренгу, то получилась бы идеальная лесенка по росту с одинаковым интервалом: сначала незнакомец, потом МВД и, наконец, начальник, – и каждый выше предыдушего примерно на голову.