Темные воды

— Не забудьте это сжечь, — снова повторила она.

У больной началась рвота, тоже с примесью крови и розоватых кусков.

— Пусть все это выходит, значит, организм очищается, это хорошо. И в туалет проводите, кишечник тоже должен освободиться… Если можно, я пойду искупаюсь, потом ее тоже помойте, дайте молока. И пусть спит, не будите.

Они лишь кивали. Сашка, придерживаясь за стены, двинулась в поисках ванной комнаты. Там ее тоже вырвало. Она долго стояла, покачиваясь, под горячими струями, потом, кое-как помывшись, вылезла из ванной, чуть не упав при этом, — у нее кружилась от слабости голова. Вытереться уже не было сил, и потому она просто завернулась в большое банное полотенце, в таком виде и вышла из ванной. В просторном холле ее ждал Олег, он увидел, как Сашка покачнулась, и подскочил к ней, поддержал, провел к дивану, подал молоко, а потом, когда она легла, накрыл одеялом. И Сашка провалилась в сон.

Мужчины в это время выполнили все ее распоряжения. После душа больную напоили молоком и уложили спать. Когда обе женщины заснули, они собрались на кухне и первое время молча смотрели друг на друга — у них был шок.

— Что это? Юра, разве бывает таким внушение? — произнес Игорь Петрович.

— Нет, я не встречал, не знаю, как это можно назвать…

— Да как еще назовешь, колдовство это, она же не касалась Эли руками, мы же видели…

— Расскажите, как все происходило, — взмолился Олег.

— Да как девушка и говорила: она стояла на расстоянии двух метров от Эли, ближе не подходила, ничего не говорила, ничего не делала, а у Эли вдруг открылось кровотечение с такими отвратительными кусками… Девчонка ведь пришла без ничего, здесь, поверх своей одежды, надела наш халат, откуда могли взяться эти окровавленные куски, сгустки, как будто и правда она вырвала опухоль?

— Игорь, а ты заметил, что живот у Эли исчез, в смысле, не торчит больше?

— Да, заметил, ввалился…

— Так, мужики, никому ничего лучше пока не рассказывать. Еще надо проверить, может, это просто какое-то колоссальное надувательство… гипноз. Вот сделаем УЗИ, анализы… тогда уж будем удивляться, если опухоль исчезла в самом деле, — Юрий Иванович отказывался верить своим глазам.

— Что же, заплатить ей надо?

— Игорь, ты же видел все, и живот точно меньше стал, думаю, конечно, надо заплатить, — Юрий Иванович подумал: если эта девочка такой сильный гипнотизер, что смогла все это внушить им, то она могла бы и не устраивать этого представления, а просто заставила бы отдать ей деньги.

Сашка спала недолго, молодой здоровый организм быстро справился с перегрузкой. Через час она проснулась страшно голодной. Одежда ее лежала рядом, кто-то принес все из ванной и положил на стул. Она оделась и побрела искать хозяев в громадной квартире. Ее слегка покачивало… Услышав голоса, вошла в кухню.

— А меня вы не могли бы покормить?

Ее усадили, Олег как самый младший быстро накрыл на стол. И пока Сашка ела, Игорь Петрович и врач донимали ее вопросами. Сашке не хотелось во время еды говорить на такую тему, отчего-то ей было это противно, но пришлось отвечать с полным ртом:

— Опухоль на матке я удалила, но остались небольшие метастазы на яичниках, мочевом пузыре и на позвоночнике. У меня не хватило сил убрать все сразу, да и Эле тяжело. Нужен еще один сеанс, приду дня через два — три, — она настороженно взглянула на Игоря Петровича: — Вы же не против? Я думаю, трех сеансов хватит, чтобы все убрать, а потом, через месяц, проверю, не осталось ли чего, и помогу восстановиться больным органам.

— А как тебя найти в следующий раз?

— Я сама позвоню, — Сашка испугалась, она совсем не хотела, чтобы Антон и его мать узнали о ее способностях. — Меня не надо искать. И обещайте никому не рассказывать обо мне.

— Хорошо, только ты уж не забудь о нас… А разве реклама тебе не нужна? Если все получилось, мы бы расхвалили…

— Нет-нет! Никому не говорите!

Да, ей надо соблюдать осторожность: не надо, чтобы ее опять дразнили колдуньей и шарахались от нее. Не дай Бог, кто-нибудь в институте узнает о ее способностях!

В дверях Игорь протянул ей купюры. Девушка, поколебавшись, неловко взяла деньги. Жить на что-то ведь надо. 

29

Сашка была довольна проделанной работой.

Сколько раз она в душе жалела себя и еще совсем недавно считала обделенной, лишенной счастливого беззаботного детства. Но если бы она жила, как все дети, то сейчас не смогла бы заработать. Знахарство — это не математика: пришел в школу, позанимался, учебник полистал, и все, умеешь умножать и складывать. Да и то пришлось ходить в школу десять лет… А уж обрести способность лечить вообще нельзя по учебникам, для этого надо было с детства жить рядом с бабкой. А может, и родиться с этим. Она вдруг почувствовала гордость за свой дар.

Старая Сашкина бабка, знахарка, возилась в своем домишке все время одна, клиенты приходили и уходили быстро, никто не задерживался, а ей хотелось поговорить, и девочка стала безмолвным слушателем всех ее жалоб, сплетен о соседях, посетителях, об их болезнях и о том, как все это лечить. Еще совсем маленькой Сашка играла на земляном полу в низенькой землянке под бесконечные бабкины монологи — у той была привычка тихонько приговаривать вслух да читать молитвы над лекарствами: «Цэ травка личэ раны, надо ее збирать пока цветэ, пока цветочки свеженьки. Вот мы ее зальем кипяточком, та и зароемо в зимлю до осени, нехай настоится. Ну шо ты, дитятко, сыплешь на пол?! Шо ж ты соришь?! Слухай лучше. У цэй травки выжмемо сок и будем потом добавлять у сало, ох и хороша будэ мазь. Сразу ранки позатягивае». Малышка переспрашивала: «Кипяточком? А зачем в землю?» «Цю травку, полынку, тико у зимлю надоть». И Сашка вместо детских стихов учила наизусть молитвы, рецепты и заговоры, поначалу на этом странном языке — бабкины родители в числе других беженцев переехали после революции в этот городок во время голода откуда-то с Дона, и здесь среди разных переселенцев сложился своеобразный местный диалект: они не говорили — балакали. Став старше, Сашка старалась говорить по-русски, как все.

Старуха привыкла к своей маленькой слушательнице, и все больше использовала Сашку на подсобной работе — той еще семи не было, а она уж помогала бабке, ходила с нею в лес и на луг собирать лекарственные растения. Девочка росла сообразительной, шустрой, все легко запоминала и делала быстро.

Знахарка своим посетителям всегда запрещала сразу говорить, с чем они к ней пришли, с какой «болячкой». Сначала она ставила диагноз сама, просто только глядя на больного, потом расспрашивала о недомогании и уж после этого узнавала официальный диагноз, если он был. Так она подстраховывалась от ошибок. Если все совпадало, назначала лечение, если нет — смотрела снова, иной раз заставляла человека придти в другой раз, чтобы взглянуть на него свежим глазом. Боялась она навредить, все делала с молитвой, как говорила, с Божьей помощью. Иногда, тайком от посетителей, звала дочь:

— Лидушка, глянь, шо с ним? Хиба тэбе трудно? А то я никак ни побачу.

И Лидушка иногда соглашалась, заходила, словно невзначай, рассматривала больного и потом тихонько сообщала матери свой диагноз. Она и не практиковала вроде, а способности у нее оставались… Но чаще Лидия отказывала, особенно, если это была клиентка. Мужчин она всегда жалела больше. Сальмиха не спорила:

— Ну шо ж, детка, ни, так ни…

Обычно бабка усаживалась на стул, а клиенту велела стоять перед ней не шевелясь. Она сначала молилась, потом долго всматривалась в человека, пока не начинала видеть, чувствовать его больной орган. Сашка, подражая бабушке, садилась рядом с ней на корточки или маленькую скамеечку и так же шептала молитвы, повторяя за бабкой, и вглядывалась в посетителя. Сначала она видела только то, во что человек одет, и не понимала, откуда бабушка узнает о его заболеваниях, а потом вдруг и сама перестала замечать одежду. Ей было всего лет девять, когда она впервые увидела «болезнь», прямо сквозь одежду разглядела какое-то белесое пятно с красноватым ореолом.

— Что это, баба?

— Болезнь, детка, — не задумываясь ответила Сальмиха, словно поняла, что увидела Сашка. — Вишь, печенка распухла. Ну, цэ я можу вылечить.

Трудно передать словами эти ощущения: вроде бы и одежду не замечает, но и голого тела не видит. Так, скорее чувствует: живое, здоровое — одним цветом, а больные места — другим. Потом уж здоровые органы вообще перестала замечать, видела только больные. Постепенно Сашка научилась определять, что именно не в порядке в организме, запоминала, чем и как это лечить. Сальмиха никогда никому не давала никаких рецептов — из жадности скрывала, чтобы к ней приходили покупать лекарства, готовила сама свои отвары, настойки, мази. Для каждого больного особые, состав всегда чуть-чуть менялся.