Темные времена

Но мафиози умны, они уйдут и зачистят территорию задолго до того, как с этим можно будет что-то сделать.

Они уже собирают своих людей, вытаскивают мёртвых и загружают в грузовики, которые только что подъехали. Они здесь надолго не задержатся.

И Чарли тоже не будет, если я что-нибудь не предприму.

Я подумываю о том, чтобы позвонить в клуб, но у нас не хватит мужчин, чтобы всё это разрулить. Я должен ждать, чёрт возьми, это всё, что могу сделать.

Я должен, блядь, ждать.

И молится, чтобы Слейтер сдержал своё слово и обеспечил ей безопасность.

Блядь.

Пожалуйста, пусть он позаботится о её безопасности.

Глава 25

Чарли

Сейчас

Я в ужасе.

Я сломлена.

И не думаю, что смогу долго бодрствовать, но я знаю, что должна.

Я больше не могу выносить эти звуки.

Некоторые из них подошли совсем близко, и меня охватил страх, я боялась, что кто-нибудь войдёт и покончит со всем этим раз и навсегда.

Дверной замок издаёт звук, характерный для человека, знающего код, и я сжимаю пистолет в руках, направляю его от себя и жду. Если это не Слейтер, я буду стрелять. Я едва могу стоять, всё мое тело разрушается изнутри, но сейчас я не могу потерпеть неудачу.

Я не могу упасть.

Потому что, как сказала Ребекка, даже если я окружена кирпичными стенами, я не сдаюсь.

Я не сдаюсь.

Мой отец входит, окровавленный, прихрамывая, и захлопывает за собой дверь. Он не может запереть её изнутри, а это значит, что он только что подверг нас обоих опасности снаружи. Он поворачивается, и его окровавленное лицо встречается с моим, и с пистолетом, который я держу в руках, и на секунду он выглядит потрясённым. За ту короткую секунду, что он думает об этом, он, должно быть, понимает, что кто-то дал мне этот пистолет.

Кто-то предал его.

— Слейтер, — шипит он.

Мои руки дрожат, но я не опускаю пистолет.

Это мой шанс, мой шанс покончить с ним. Шанс, которого я так долго ждала. Момент, о котором я мечтала всю свою жизнь. Так почему же я не могу нажать на курок? Почему у меня трясутся руки? Почему у меня дрожат колени?

Мой отец обнажает зубы в кровавой улыбке и смеётся низким гортанным смехом. Он ранен, и довольно серьёзно, и из его груди течет густая красная кровь. Но он до сих пор жив, он всё ещё на ногах, и, возможно, это мой единственный шанс избавить мир от него.

Единственный шанс.

Так почему я им не пользуюсь?

Слезы — отвратительные, разрушительные слёзы жгут мне веки, и я чувствую себя жалкой. Даже слабой.

— Ты этого не сделаешь, Шарлин, — хрипит он, ухмыляясь мне. — Мы оба знаем, что ты этого не сделаешь. Ты считаешь себя крутой, думаешь, что имеешь надо мной власть, но это не так. Ты никогда этого не делала и никогда не сделаешь. Если бы ты хотела, чтобы я исчез из этого мира, ты бы сделала это много лет назад, когда посадила меня за решётку. Но ты этого не сделала, потому что ты слабая и жалкая, и ты принадлежишь мне.

Я принадлежу ему.

Боже. Так ли это?

У меня дрожат руки и стучат зубы.

Он делает неуверенный шаг вперёд, и я вскидываю пистолет.

— Я застрелю тебя. Я мечтала об этом моменте каждую секунду. Всю свою жизнь я думала о том, каково это — видеть, как ты умираешь.

— И всё же я всё ещё стою.

Я ничего не говорю, просто смотрю ему в глаза. Холодные, уродливые глаза человека, который привёл меня в этот мир и который заберёт меня, если я не найду в себе сил.

Но сделает ли его убийство меня таким же большим монстром, как он?

Я думаю о своей матери.

Я думаю об Оливере. Чья жизнь была отнята в такой же ситуации, как эта. У него так и не было шанса узнать, что он уничтожил моего отца. Он погиб, пытаясь спасти меня, и он действительно спас меня, он подарил мне свободу, о которой я так мечтала, пусть даже ненадолго. Я в долгу перед ним. Потому что он так и не женился, и не завёл детей. Его последним добрым делом на этой земле было выполнение того, что он обещал.

Моё спасение.

Он получил пулю в грудь, пытаясь справиться с этим монстром.

— Ты этого не сделаешь, мы оба знаем, что ты этого не выстрелишь. Ты слабая, жалкая, такой же, какой была твоя мать. Даже глупая.

— Не смей говорить о ней! — шиплю я.

— Или что? — смеётся он. — Что ты будешь делать, Шарлин? Твоя мать умерла, потому что была глупой. Её мозги были разбросаны по всему моему кабинету, потому что она была слабой. Ты умрёшь точно так же. Потому что я убью тебя. И я получу от этого удовольствие.

Мои слёзы, наконец, текут по щекам большими потоками.

Моя мама.

Моя бедная, невинная, прекрасная мама.

И Оливер.

И Брэкстон.

И все остальные жизни, которые он разрушил.

Он снова подходит ближе, и его улыбка становится шире. Его окровавленные зубы выглядят гордо. Он наслаждается этим. Он искренне верит, что я не застрелю его. Что я не лишу его жизни.

Он ошибается.

Очень. Очень. Ошибается.

— Я никогда не забуду, как она кричала.

Он смеётся.

Мёртвый, холодный, придурок.

— Никогда не забуду страх на её лице. Она действительно думала, что я помогу ей, глупая, наивная сучка. Она думала, что я люблю её. Думала, что сорвала куш, когда встретила меня. Какая идиотка. И она произвела на свет ещё большую идиотку. В тебе этого нет. Ты слабая и жалкая, и я проклинаю тот день, когда ты родилась, Шарлин. Ты — самая большая ошибка…

Я нажимаю на курок.

Пистолет отбрасывает меня назад, и я роняю его из рук. Я падаю на пол с криком боли и несколько мгновений не могу пошевелиться.

Затем я поворачиваю голову и сквозь слёзы смотрю на своего отца, лежащего на полу, хрипящего, едва способного перевести дыхание.

Он не мёртв.

Я не убивала его.

Я… я потерпела неудачу.

***

Кода

Сейчас

Когда они уходят, появляется Слейтер, окровавленный и избитый, но живой. К счастью, он, блядь, жив.

Вместе мы, блядь, врываемся на склад, мимо мёртвых тел, стонущих от боли от ран, которые скоро убьют их. На складе беспорядок, стены забрызганы кровью, мебель перевернута, повсюду валяется оружие. Это чёртова сцена войны. Мне похуй.