Темный эльф. Хранитель

Седой и новый воевода повернулись к наружной стене и удовлетворенно кивнули, когда над острыми зубцами промелькнула мимолетная тень. Правда, так быстро, что взбудораженные эльфы не сразу сообразили, в чем дело, и не заметили, что следом за первой стремительно проскользнула пара приземистых силуэтов. Но когда через несколько томительных секунд к фонтану мягкой поступью шагнула массивная фигура, у них дружно заколотились сердца.

Сначала из кромешного, непроницаемого даже для глаз бессмертных мрака, царившего у стены, проступили непривычно широкие для перворожденного плечи. Простая кожаная куртка с нашитой сверху мерцающей чешуей из шкуры неизвестного зверя. Тонкой выделки белоснежная рубаха, небрежно расстегнутая на груди. Широкий пояс с удивительной работы ножами. Обязательные родовые клинки в потертых ножнах на спине. На ветру затрепетала роскошная черная грива, забранная в хвост. Затем показалось лицо, которое ни один темный не смог бы забыть даже на смертном одре, потому что владыка Изиар неизменно проявлялся в каждом своем потомке. Наконец, в темноте двумя яркими изумрудами свернули нечеловеческие глаза, в глубине которых тихонько тлел знаменитый «Огонь жизни». Тот самый, из-за которого весь род Л’аэртэ считался проклятым и который одновременно с этим подарил все эльфам этого рода огромную власть.

Линнувиэль не раз видел этот огонь в глазах своего владыки. Не раз замечал его и в собственных радужках, потому что, хоть и не являлся прямым носителем крови Изиара, все же был близок к правящему дому, чтобы владеть толикой этой страшноватой магии. Но никогда в жизни ему не доводилось видеть столь мощного и ровного пламени – казалось, Торриэль илле Л’аэртэ светится этим поразительно чистым светом. Светится даже сейчас, когда абсолютно спокоен, хотя обычно для этого надо находиться в состоянии неконтролируемого бешенства.

Младший хранитель лишь на краткий миг заглянул в его глаза и неожиданно понял: перед ним действительно стоял наследник Изиара. Великий маг, на долгое время добровольно отказывавшийся от силы. Отреченный, что посмел с гордостью носить этот горький титул. Новый повелитель Серых пределов, хозяин Проклятого леса. И он полностью соответствовал тем невероятным слухам, что в таком множестве порождала его загадочная личность.

– Приветствую вас, лорд Торриэль, – почтительно поклонился Линнувиэль и потому не увидел, как возле младшего сына владыки нарисовались две громадные тени с хищно оскаленными мордами.

Он не сразу понял, отчего его спутники вдруг обратились в молчаливые статуи. Но, не слыша ответа, непонимающе поднял глаза и обомлел, с ужасом распознав страшных хищников Серых пределов – две взрослые хмеры показали зубы и приветственно рыкнули. Одна была чуть поменьше, с невозможно зелеными глазами, почти неотличимыми от глаз перворожденных, с высоким частоколом костяных шипов вдоль изогнутого хребта, с острым жалом на конце гибкого хвоста и с наполовину отрубленным правым ухом. Тогда как вторая…

Эльфы мысленно содрогнулись, когда вперед шагнула зверюга чуть ли не вдвое крупнее первой и внимательно уставилась на них подозрительно разумными глазищами: крупными, ярко-желтыми, словно густой янтарь под солнечными лучами.

Леди Мирена машинально отшатнулась и проворно спряталась за спинами собратьев, напрочь позабыв, что собиралась сегодня блистать. А зверюги издали странный мурлычущий звук и плотоядно облизнулись.

– Нет, – ответил вслух Таррэн, рассеянно поглаживая шипастые головы и одновременно с этим рассматривая нежданных гостей. – Есть их нельзя. Пугать тоже не надо – все-таки они не по своей воле сюда пришли. Что же касается оружия… если не будет конфликтов, не смейте ничего портить. Особенно тебя касается, изменник! Чтоб клинки не перекусывал и кольчуги зубами не портил! А то знаю я твою натуру – чуть зазеваешься, и ковать им потом себе новые мечи с доспехами.

Огромный самец разочарованно вздохнул и огорченно опустил гребень. Похоже, он надеялся на развлечение.

– Так, теперь с вами, – властно продолжил Таррэн, сделав вид, что не понимает причин проступившего на лицах сородичей ужаса. – Первое: кошек бояться не надо, они не станут вредить, пока вы не представляете угрозы. Второе: забудьте про Торриэля – здесь меня знают под другим именем, и это такой же закон, как Тропа смертников – для предателей. Третье: я выслушаю вас, но лишь для того, чтобы Темный лес не вздумал присылать сюда еще кого-то. Наконец, четвертое: у вас есть ровно полчаса до того, как я уйду и забуду об этом разговоре. Время пошло.

Перворожденные искренне растерялись. Нет, понятно, что с распростертыми объятиями их здесь никто встречать не собирался и горячими пирогами да славным эльфийским вином угощать не планировал. Молодой лорд, как и предполагалось, был не в восторге от подобных гостей, но такой ледяной отповеди они все равно не ожидали.

– О как завернул, – в полнейшей тишине прищелкнул языком Шранк, а Седой, нимало не смущаясь посторонних, довольно кивнул:

– Точно. Моя школа.

– Наша! – строго поправил его незаметно подобравшийся еще один собеседник – невероятно худой, с длинным лицом, правую половину которого пересекал безобразный шрам. И такой же седой, как и бывший воевода.

– Ты откуда взялся, долговязый?! – дружно обернулись Стражи.

– Слышал, у вас тут весело, вот и пришел поучаствовать, – хмыкнул тот и деловито пристроился рядом с друзьями, невинно поглядывая на Таррэна и его пришибленных родичей. Тот хмуро покосился на весельчаков, ровным рядком выстроившихся вдоль стены и ехидно взирающих на его попытки разобраться с делами как можно скорее, и, поморщившись, мысленно покачал головой. Правда, вслух сетовать на несерьезных «помощничков» не стал: эти трое неисправимы. Что Шранк, что Урантар, что долговязый Стриж. Только время зря потратишь да завязнешь с ними по самые уши.

Линнувиэль нерешительно помялся.

– Мой лорд?

– С чем пришли? – напряженно спросил Таррэн. – Мне кажется, мы уже решили с вашим лесом все проблемы: вы меня не трогаете, а я не вмешиваюсь в ваши дела. Тогда что случилось? Зачем вас отправили в пределы? Неужели обо мне все-таки решили вспомнить?

– Да, мой лорд, – невесело согласился хранитель. – Мне жаль, что пришлось потревожить ваше уединение…

Урантар на эту глупость неприлично громко хмыкнул.

– Но несколько месяцев назад случилось нечто, во что вы не можете не вмешаться, – продолжил Линнувиэль. – Владыка Л’аэртэ отправил вам зов, но оказалось, что в Серые пределы не проникает магия, поэтому мы здесь и привезли вам… вот это.

Линнувиэль осторожно, нервно поглядывая на свирепых хищников, достал из сумки свиток с личной печатью владыки в виде искусно выполненного оттиска черного дракона, обвившего раскидистый ясень, и с новым поклоном передал единственному, чудом выжившему после Лабиринта наследнику трона.

Таррэн нахмурился и, полный нехороших предчувствий, одним движением сорвал магическую печать. Стремительно развернул тонкий пергамент, пробежался глазами по изящно выписанным строчкам. На долгое мгновение окаменел и, наконец, неверяще вскинул голову.

– Это что, шутка?!

– Нет, мой лорд, – едва слышно прошептал хранитель. – Все именно так и обстоит: очень плохо. Хуже некуда. Настолько, что мы даже рискнули искать вас здесь.

– Как это могло случиться?!

– Простите, мой лорд, – пробормотал Линнувиэль, снова покосившись на встревоженно рыкнувших хмер. – Мы мало знаем. Владыка лишь велел найти вас и лично передать, что темный трон… скоро опустеет. Ваш отец настоятельно просит вас вернуться.

Резко посерьезневшие Стражи быстро переглянулись, но Таррэн не обратил на них внимания: он снова и снова читал короткое письмо, написанное собственноручно владыкой Л’аэртэ, и с каждым разом его лицо мрачнело все больше. Надеясь, что это какая-то ошибка и что на самом деле он что-то недопонял, недочитал или недодумал, наследник Изиара в третий раз подряд пробежался по сухим строчкам, скупо сообщающим о причинах такого решения. Кратко излагающим неоспоримые факты грядущей смерти отца. И лишь в самом конце всего в четырех коротких словах открывающим всю глубину отчаяния, с которым писалось это послание: «Умоляю тебя, сын мой…»