Тёмный лабиринт

– Ой, какие красивые! – она подбежала к ярко освещённой огнём свечей статуе.– Кто это?

– Это Дионис.

Кэти заворожено рассматривала скульптуру. Статуя изображала юношу во всём блеске уже расцветшей красоты. Стройное, мускулистое тело, мышцы не слишком велики, зато каждая выступает напряжённым рельефом. Узкие колени и запястья, тонкие пальцы, а лицо очень юное, по-мальчишески дерзкое, полуоткрытые словно для поцелуя губы, насмешливый взгляд из-под ресниц, нахальный, устремленный в упор на зрителя. Колечки волос спадают на сильную, длинную шею, и в их завитках виноградные листья. Кэти с трудом заставила себя взглянуть на другую статую. Во мраке лестничного пролета стоял одетый в тогу молодой мужчина с лирой в руках. Величественная и горделивая осанка, царственный поворот головы, совершенные черты лица и тело, поражавшее своей безупречностью, полностью оставили Кэти равнодушной.

– А это?

– Аполлон.

– Хм. А ты же говорил, он должен быть на свету, а Дионис… – она ещё раз с восхищением взглянула на порочного мальчика, – Дионис должен быть в тени?

– Не уверен, что расстановка скульптур в этом замке каждый раз производилась в соответствии с историческими традициями, – ответил Генрих. – Они были сюда поставлены в последний год жизни моего отца, он тогда многое здесь изменил.

– А что это за кулончик? – палец Кэти дотронулся до круглого бронзового диска, висевшего на груди Диониса.

– Это солярный знак. «Солярис» значит «солнце». Этот символ часто сопутствует Аполлону. Конечно, строго говоря, богом солнца является Гелиос, но видишь ли, античные боги сочетали в себе различные функции, основные и вторичные… – Генрих вздохнул, глядя в восторженные, ничего не понимающие глаза.

– Ну, это примерно, как у тебя на столе лежит естествознание и латынь, а под подушкой, полагаю, «Коринна» госпожи де Сталь.

– Ага. Понятно. Ой! А откуда ты знаешь про «Коринну»?

– Догадаться нетрудно. Идём.

Он подал Кэти руку, и они пошли вниз, всё дальше от света, музыки и тепла, спускаясь по крутой спиральной лестнице северной башни. Сюда никогда не заглядывало яркое солнце, и мох проступал на серых камнях каменной кладки как вода – просачивался сквозь швы, лился струями. Кэти совсем продрогла, кожа покрылась мурашками, пальцы окоченели.

– Про этот замок ходит много страшных легенд, – Кэти старалась жаться поближе к своему спутнику.

– Например?

Глаза у Кэти загорелись.

– Ну, что твой дедушка… Ты только не сердись, ладно? Был поклонником дьявола и подчинён этому культу. Например, говорят, тут есть длинная галерея, с картинами столь страшными, что ни один человек не был способен дойти до её конца, не сойдя с ума…

– А-а-а, полагаю речь о коллекции картин моей бабки Джейн. М-да, она действительно не обладала должным художественным вкусом и не слишком разбиралась в живописи.

Кэти прыснула в ладошку. Генрих меж тем рассказывал:

– Когда-то эту башню использовали для наблюдения, с её вершины открывается вид на вересковые пустоши, а подземелье служило тюрьмой для пленников. Я сделал наверху небольшую обсерваторию, а внизу мой рабочий кабинет.

– Ты устроил кабинет в подземелье? О…

– Удобно. Меньше посетителей, меньше отвлекают, – прервал Генрих её фантазии в духе немецких романтиков.

Кэти была немного разочарована таким прозаическим, и, что самое обидное, логичным объяснением.

– Мы пришли.

Они стояли перед массивной дверью из тёмного, источенного временем дуба. «Интересно, как глубоко мы под землей?» – подумала Кэти.

– Прошу, – он пропустил её вперед.

Ожидавшая увидеть гибрид лаборатории средневекового алхимика и кабинета инквизитора, Кэти была немного разочарована. В камине весело потрескивали поленья, вдоль стен, выложенных из грубого камня, стояли шкафы, битком набитые книгами, ими же был завален вполне современный рабочий стол. По стенам, правда, было развешено оружие – мечи, кинжалы, даже громадный двуручный топор, особенно Кэти заинтересовавший. Правда, крови на нём не обнаружилось, к большому её разочарованию. Необычным было, пожалуй, отсутствие окон и странный для кабинета предмет мебели – внушительных размеров кровать, заваленная шкурами. Поймав её взгляд, Генрих пояснил:

– Я часто остаюсь здесь после работы.

– Садись, – он махнул рукой в сторону стола.

Кэти дважды приглашать не нужно было, секунду спустя она уже сидела за столом, ёрзая от нетерпения. Генрих скрылся в недрах своего скудно освещённого кабинета, но вскоре вернулся, неся в руках небольшую кипарисовую шкатулку. Он откинул резную крышку, и глаза Кэти расширились от изумления. Кэти часто представляла себе богиню любви, это был один из немногих уроков истории, когда её пожилой преподаватель удостоился полного и безраздельного внимания своей воспитанницы. Венера Пандемос – богиня возвышенной духовной любви, одетая в сверкающие белоснежные одежды, увенчанная драгоценной тиарой, Венера Урания – покровительница любви плотской – обнажённая, увитая венками из роз, пожертвованными её почитателями, жаждущими разрешения своих любовных проблем, и голуби на алтаре у её ног.

Все это было частыми сюжетами фантазий в одиночестве домашней библиотеки. Но то, что предстало взору Кэти и женщиной-то было трудно назвать. Искусно вылепленная из терракоты фигурка изображала очень тучное существо с гигантскими, в половину её роста грудями, половые органы тщательно и с любовью проработаны, а вот на лице был только рот, обозначенный дырочкой, другие черты отсутствовали. Внушительные ягодицы покоились на чрезвычайно коротких толстых ножках, руки едва намечены. Стоять фигурка не могла ввиду отсутствия ступней. С минуту Кэти оторопело разглядывала этого монстра.

– Это абсолютно чудовищно, – смогла она наконец выдавить. Чем больше смотрела она на фигурку, тем сильнее её охватывало странное беспокойство.

– Почему? – Генрих подошел так близко, что почти касался её плеча, от этого ощущение тревоги только усилилось.

– Да она же страшна, как смертный грех!

– Это на твой взгляд. А мастер, её создававший, уверен, отобразил идеал женской красоты. В своём понимании, разумеется.

– Как идеал?! Да она же толстая! И глаз нет, и носа.

– Ну, это не главное, – он изо всех сил старался не рассмеяться.

– Как не главное!? Ведь глаза – это зеркало души! Это же отражение личности женщины!

– Хм… Не сказал бы что главное, что интересовало мужчину в женщине со времен Адама – это личность… – он нежно провёл пальцем по розовой терракоте, повторяя линии и изгибы статуэтки.—Смотри с какой любовью сделал её мастер. Он любовался, восхищался ею и видел в ней не только богиню.

– И что же ещё?

– Женщину, – последнее слово он выдохнул, почти касаясь губами её шеи.

Кэти словно пробил электрический разряд. Рзум кричал об опасности, а вот с телом начало твориться что-то непонятное – между ног стремительно потеплело, по ним разлилась странная слабость. Генрих словно почувствовал – отстранился. И Кэти, ещё оглушенная непривычным состоянием, неловко попыталась встать из-за стола, едва не смахнув на пол бесценное произведение искусства.

Обстановку немного разрядил Стоун, вошедший без стука и водрузивший на стол большую, обшитую синим бархатом коробку.