Тень брата

Под утро Соломон наконец-то уснул. Открыл глаза он уже около одиннадцати часов дня. Голова болела жутко. Надев халат и сунув ноги в тапочки, мужчина спустился на первый этаж, зашел на кухню и включил чайник. Пока вода не закипела, Соломон решил пойти в ванную. Давид уже уехал на учебу, Наргиз с мужем жили в пристройке и обычно утром в дом не заходили, чтобы не разбудить хозяев. Выпив зеленый чай и перекусив бутербродом с сыром, Соломон вышел в холл. Там находилась небольшая комнатка, где, сидя на диване и смотря телевизор, ждал своего шефа Миша.

– Миша! – крикнул Соломон.

– Я здесь. Доброе утро, – ответил водитель, мгновенно выскочив из комнатки.

– Поехали, – скомандовал Раппопорт.

– Бегу! Куда поедем? – Миша быстро одевался, чтобы выйти во двор и подогнать машину ко входу.

– Сейчас узнаю, – ответил шеф, достав телефон и набирая номер. – Алло, Анюта привет, – заговорил Соломон в трубку.

– Здравствуйте, Соломон Маркович! – На другом конце провода зазвучал нежный женский голос.

– Моя дорогая, когда к тебе приехать можно?

– Соломон Маркович… можно в пять… либо… если только… через двадцать минут у меня уходит клиент и окно как раз.

– Отлично! Жди меня, я буду максимум через полчаса!

– Все, договорились. Я жду.

Сев в машину, Раппопорт скомандовал:

– К Ане едем, на «Юго-Западную». Как раз минут за двадцать доедем.

– Должны, конечно, – улыбнулся Миша.

Соломон устало откинулся на сиденье – голова болела непереносимо. К Ане, очаровательной девушке лет двадцати пяти, он неизменно ездил раз в неделю. Несколько лет назад бизнесмен случайно попал к ней в салон красоты на Парке Культуры. Милая девушка ловко брила клиентов опасной бритвой, а таких умелиц в Москве было мало. Особенно тех, кто брил хорошо. Соломону очень понравился подход девушки к делу. Она помыла ему голову, сделала массаж, пилинг, окантовку и укладку. Работала она всегда с улыбкой, весело болтая о чем-то незначительном. Разговор с ней никогда не напрягал. Спустя два года Соломон проинвестировал салон красоты в большом элитном жилом комплексе на «Юго-Западной», который частично принадлежал ему. Бразды правления в салоне он отдал Ане с условием, что его она все равно будет обслуживать, как и раньше. Девушка была счастлива и помимо управления салоном продолжала сама же работать в нем парикмахером.

– Анечка, здравствуй, дорогая, – поздоровался Соломон, заходя в красиво обставленное помещение, пол в котором был выложен самым настоящим мрамором.

– Здравствуйте, Соломон Маркович! – Мило улыбнувшись, быстро подошла к важному клиенту Аня.

Это была брюнетка небольшого роста, ладная и стройная, с выразительными карими глазами и веселой улыбкой. От Ани всегда веяло радостью и хорошим настроением, что сейчас так было необходимо Раппопорту.

– У меня так болит голова, Анечка, – пожаловался мужчина. – Спасет только твой массаж.

– Сейчас все сделаем, – заверила девушка, усаживая клиента в кресло. – Вам принести чай или кофе?

– Ничего не надо, спасибо.

Соломон практически улегся в парикмахерское кресло, оборудованное раковиной, на край которой положил раскалывающуюся от боли голову. Аня открыла кран и начала аккуратно мыть волосы ароматным шампунем, делая легкие массажные движения.

– Чем же вы так обеспокоены, Соломон Маркович? – весело спросила девушка. – Кто посмел обидеть нашего благороднейшего босса?

– Ну ты прям мне льстишь, – усмехнулся Соломон. – Если бы я был благороднейший из боссов, вряд ли бы сейчас оказался в такой ситуации… Наверное, все-таки кому-то я досадил…

– Что-то случилось, Соломон Маркович? – теперь уже испуганно спросила Аня. – Вы никогда таких вещей не говорили раньше!

– Да ладно… не обращай внимания, – вздохнул Соломон.

Он знал, что Аня действительно всей душой переживает за него, а девушка она порядочная и лишнего никогда не скажет и не спросит. Но сейчас мужчина находился в каком-то трансе. Его мысли зашли в тупик. Он не знал, где искать обидчика. И, сам того не желая, он заговорил, словно какие-то высшие силы заставили его открыть рот:

– Кто-то хочет отобрать у меня мое имущество! То, за что мой брат, можно сказать, жизнь положил! Какой-то подлец, который не выходит из тени, а подло прячется по углам и копает под меня.

Соломон никогда не был доверчивым человеком, напротив, он слыл очень осмотрительным в разговорах. Но сейчас его просто прорвало, и он сам не понимал, почему вдруг взял и все выложил парикмахерше.

Аня молчала, продолжая делать массаж, уже перейдя с шампуня на ополаскиватель. Наконец девушка задумчиво произнесла:

– Ох, Соломон Маркович, иногда и не знаешь, кто тебе роет яму… Думаешь, что враг строит козни, а это друг оказывается! Думаешь, девушка гадости делает, а это парень… Думаешь, новый друг подличает, а это старый… Ну, я знаю, что вы человек умный, и все равно ваша доброта…

Соломон уже не слышал ее. Пазл наконец-то сложился, а в голове все звучали и звучали слова Ани: «Думаешь, девушка гадости делает, а это парень… Думаешь, новый друг подличает, а это старый…» Перед мысленным взором Соломона медленно появилось лицо. Без сомнений! Как он раньше не догадался? Да все просто, он искал мужчину. А ведь это может быть женщина. Он искал среди врагов из настоящего. Но ведь были у него разные дела и в старые времена… Сомнений быть не может! Это она! Он вычислил своего врага. Это Зива…

Часть 2

Горевший в Одессе огромный костерСветил на большую дорогу.По этой дороге шагал один вор,Но путь этот вел лишь к острогу.Играл он с властями, как тореадор,И шел на поклон только к Богу.

Глава 4

Семья Раппопорт была типичной еврейской, жившей в Одессе в районе Молдаванка, на улице Богдана Хмельницкого. Это были те самые исторические для любого одессита кварталы, где когда-то обитал Мишка Япончик со своей бандой налетчиков. Но Раппопорты были далеки от этого. Марк Абрамович, отец семейства, фронтовик, человек умный и осторожный, работал в школе завучем и учителем алгебры. Сразу после окончания войны он женился. Его жена, Хая Зеленская, тоже являлась коренной одесситкой и трудилась поварихой в Городской клинической больнице № 1.

Все было в шаговой доступности от их дома. 103-я школа, где работал Марк Абрамович, находилась на улице Буденного, в пяти минутах ходьбы. А место работы Хаи располагалось еще ближе. Будучи коренными одесситами, родители Соломона чаще называли свою улицу по-старому – Госпитальная. Именно так она называлась до 1954 года, и именно из-за этой самой ГКБ № 1, которая раньше носила название «Еврейская больница», так как была построена на деньги богатых евреев меценатов.

Марк и Хая жили хорошо и дружно, у них было два сына. Старший, Леня, родился в 1947 году, спустя год после свадьбы. И лишь по прошествии десяти лет на свет появился Соломон. Два сына – для любого отца это счастье. Так и Марк Абрамович радовался. Ему к моменту рождения младшего сына уже было около пятидесяти лет, а тут такой подарок. Жила семья в типичном одесском общем дворе, каких полно на Молдаванке. Соседей было много, и типично по-одесски разных национальностей. Пять квартир занимали евреи, четыре – украинцы, два брата болгарина обретались сразу в двух квартирах, была еще одна семья греков, две квартиры достались молдаванам, а в одной крошечной комнатушке жил одинокий старый армянин Самвел. Когда-то до революции в таких домах жили только евреи. Но с приходом советской власти все изменилось. Идеи социализма убивали религию и национальное самосознание людей, пропагандировалось лишь преклонение перед Лениным и партией. Но одесскую самобытность убить было невозможно. Жители бедных общих дворов, обитатели небольших квартирок существовали как одна большая семья. И даже когда в 1973 году у Марка Абрамовича появилась возможность переехать в новый район, где давали квартиры ветеранам войны, он уперся рогом и отказался.

– Марик, не расчесывай мне нервы! Мы должны-таки переехать в новую хату! – кричала Хая на мужа, уговаривая его.

Но Марк Абрамович был тверд в своих решениях и спокойно отвечал жене:

– Никуда я отсюда не уйду! Мой отец жил тут, дед жил тут и был раввином! А теперь ты хочешь, чтоб я ушел?

– Ты подумай о детях! – не унималась жена. – Леня, если женится, куда пойдет?

– Ты хочешь, чтоб мой сын жил ин тохес ин веинкле?! 2

2

В уголке попы, очень далеко (идиш.).