Тень Эдгара По

Я даже со стула привстал.

— Как вам удалось это выяснить, мосье Дюпон?

— Ох, научить бы людей видеть, а не просто смотреть! Вы, мосье Кларк, наверняка помните строчку из некролога, написанного не репортером, а знакомым По. Таких некрологов было сравнительно мало. Так вот, согласно воспоминаниям, мосье По «абсолютно менялся после одного бокала вина». В понимании большинства, это говорит о беспробудном пьянстве; характеризует мосье По как буйного алкоголика. На самом деле все наоборот. Клеветникам данное обстоятельство представляется главной уликой; это действительно улика, только не в пользу версии о пьянстве По. Я склонен считать — нет, почти уверен, — что По имел редкую восприимчивость к спиртному; алкоголь, даже в малых количествах, мгновенно оказывал воздействие на его психику, даже вызывал подобие паралича. В состоянии душевного расстройства, в компании низких, дурных людей По мог продолжать возлияния. Конечно, именно такая ситуация складывалась всякий раз во время застолий — поистине, трудно противостоять агрессивной гостеприимности уроженцев южных штатов. Но мы сейчас не об этом. Нас интересует первый бокал — или даже первый глоток, — доза, от которой По впадал в беспамятство. Заметьте — не беспамятство от неумеренных возлияний, а временное помутнение рассудка из-за дозы, почти неощущаемой обычным человеком.

— Значит, в тот день По не был пьян — так вы считаете, сударь?

— Пожалуй, допущу, что он выпил один бокал вина. Но конечно, не было ничего подобного заявлениям в печатных органах обществ трезвости. Ох, эти трезвенники — они всех меряют своей меркой; мнят себя столпами нравственности. Хотите, я покажу вам, как они действуют — точнее, как действовали в интересующий нас период?

Дюпон принялся перебирать газеты, рассортированные в ему одному понятном порядке, и наконец извлек «Сан» от второго октября 1849 года.

— Мосье Кларк, вам знакомо имя Джона Уотчмена?

Сначала я отрицательно покачал головой, но через несколько мгновений память откликнулась, и я подтвердил: да, знакомо. Погоня за Фантомом — то есть за мистером Бенсоном, членом Ричмондского общества «Сыны Воздержания», — привела меня в одну из самых популярных балтиморских пивных.

— Я принял этого Уотчмена за Фантома — у него было такое же пальто. На Уотчмена мне указал другой завсегдатай, столь же пьяный.

— Поверьте, мосье Уотчмен имел причину выпить лишнего. Незадолго до вашей с ним встречи рухнули его надежды прославиться. Вот, смотрите — два года назад эта заметка едва ли привлекла ваше внимание, но сейчас, полагаю, покажется весьма полезной.

И Дюпон ткнул пальцем в статью от второго октября 1849 года. От результатов тогдашних выборов зависело, в том числе, введение запрета на продажу алкоголя по воскресеньям (понятно, что ратовало за этот закон Балтиморское общество трезвости). Дюпон верно угадал: в свое время заметка не привлекла моего внимания. Вдобавок я достаточно насмотрелся на пьяных и потому в целом поддерживал Закон выходного дня. Однако странно было бы все силы направлять на борьбу за трезвость, совершенно забывая о прочих добродетелях.

Среди сторонников Закона выходного дня были главным образом члены Общества трезвости; их кандидату в палату депутатов вменялось добиться ограничения продаж спиртных напитков по воскресеньям. А этот избранник, не кто иной, как мистер Джон Уотчмен, был замечен в нескольких питейных заведениях, так что второго октября 1849 года разочарованные трезвенники сняли его кандидатуру. Но самое интересное — в заметке от лица трезвенников выступил член Комитета выходного дня доктор Джозеф Снодграсс!

— Получается, уже назавтра Снодграсса вызвали в закусочную «У Райана» к умирающему Эдгару По! — воскликнул я.

— Теперь вам понятно состояние Снодграсса? Как лидера фракции трезвенников его подвел собственный кандидат. Без сомнения, мосье Уотчмен проявил непростительную слабость. Однако сторонники Закона выходного дня почти наверняка подозревали, что их политические враги намеренно ввели Уотчмена во искушение. А теперь извольте обратить внимание на «Америкэн энд коммершиал эдвайзер» от двадцать пятого сентября сорок девятого года. Полагаю, сия крупноформатная газета даст вам более полное представление о злополучной закусочной.

Первая же газетная вырезка сообщала, что «в гостинице “У Райана” имело место собрание вигов от четвертого избирательного участка, отмеченное живой атмосферой и энтузиазмом присутствующих».

— Значит, эта закусочная была не только избирательным участком, но постоянным местом сбора вигов, — со вздохом подытожил я. — А также последним пристанищем Эдгара По, не считая больничной койки.

Перед мысленным взором возникли буйно настроенные субъекты, которых мы с Дюпоном наблюдали в притоне над пожарным депо «Огневой дозор». То был их тайный клуб, а в закусочной, выходит, они собирались официально.

— Давайте еще чуть-чуть углубимся в историю, — предложил Дюпон. — Посмотрим, что происходило несколькими днями ранее, когда появилось объявление о собрании вигов. Читайте вслух, мосье Кларк. Особо отметьте подпись.

Я взял газету.

Общее собрание вигов четвертого избирательного участка состоится в гостинице «У Райана» по адресу: Ломбард-стрит, напротив пожарного депо «Огневой дозор», во вторник. Председатель — Дж. У. Герринг.

Следующая заметка сообщала о собрании вигов первого октября, за два дня до выборов, в половине восьмого вечера — и снова в закусочной «У Райана», напротив пожарного депо «Огневой дозор»; председатель Дж. У. Герринг «настоятельно рекомендовал» явиться всем членами партии вигов от четвертого избирательного участка.

— Джордж Герринг, председатель, — повторил я. И вспомнил недалекого громилу Тиндли, с подобострастием повторявшего: «Да, мистер Джордж, нет, мистер Джордж».

— Стало быть, Джордж — имя, а не фамилия того человека… Стало быть, это и был Джордж Герринг. Без сомнения, он в родстве с Генри Геррингом, дядей Эдгара По! С тем самым Генри Геррингом, который вторым — после Снодграсса — оказался рядом с По и не пожелал приютить несчастного поэта.

— Теперь вы видите: ни тот факт, что По пил в принципе, ни точное количество выпитого почти не проливают света на обстоятельства его смерти; однако эта информация необходима для восстановления последовательности событий. Мы с вами, мосье Кларк, вплотную подошли к разгадке и наконец-то можем учесть факт приема Эдгаром По спиртных напитков.

— Мосье Дюпон, — начал я, отложив газету, — уж не хотите ли вы сказать, что вам теперь все понятно? Что можно открыть миру тайну Эдгара По прежде, чем Барон Дюпен откроет свой лживый рот?

Дюпон поднялся со стула и прошел к окну.

— Еще немного терпения, мосье Кларк; еще немного терпения.

21

Барон, до последнего времени столь деятельный, вдруг подозрительно притих. Нигде не показывался — наверное, добавлял последние штрихи к лекции, заявленной через два дня; в Балтиморе только о ней и говорили. Я несколько раз обошел город с целью вызнать, в какую гостиницу Барон перебрался; попытки не увенчались успехом. Во время одной из таких экскурсий кто-то тронул меня за плечо.

Я оглянулся. Передо мной был один из двоих постоянных преследователей Барона Дюпена. Его товарищ, одетый в точно такой же мундир, стоял чуть поодаль.

— Ну-с, мы ждем ваших объяснений, — с неопределяемым акцентом произнес первый. — Кто вы?

— Вас это не касается, — отвечал я. — Такой же вопрос я могу задать и вам.

— Не время дерзить, мосье.

Мосье. Значит, эти двое — французы.

— Мы наблюдали за вами в последние несколько недель. Вы постоянно отираетесь возле его гостиницы, — с неприязнью произнес первый француз и сделал бровями характерное, сугубо французское движение, которое периодически демонстрировал и Дюпон. — Впрочем, это неудивительно — людям свойственно регулярно навещать друзей.