Тень ее высочества
Шрифт:
Страшно, когда предают. Еще страшней, когда предают родные. Младшая сестра, принцесса Донна, не согласилась с выбором Звездного венца и подняла восстание. Мятеж императрица подавила ценой полугодовой гражданской войны, тысяч погубленных жизней и ослабления державы. Сестра простила мятежную принцессу, а вот императрица — нет. В день казни младшая прокляла старшую двойным проклятием на крови: «Чрево замкну — горе сломает печати. Смерть твоя — плата за жизнь дитяти». Благодаря покровительству богини Судьбы императрица смогла забеременеть, а вот разрешаться от бремени не получалось…
В
И женщина, до дрожи похожая на его Лелию, и чароплет выглядели изможденными и печальными. Нет… только не плохие новости!
— Тристан, Регина, что скажете? — голос императора сорвался.
Лицо жрицы Судьбы скривилось, Регина бросилась к сестре, сжала ее левую руку, горячую и влажную, и заплакала:
— Прости, милая, прости! Богиня отказала!
— Нет! — император издал стон, похожий на рык зверя-подранка. — Нет! Она должна была согласится! Мой Дар в обмен на их жизни! Нет!
Лелия вяло улыбнулась.
— Тин, такова воля богов… а твой Дар пригодится, чтобы защитить нашего ребенка…
— Без тебя мне не нужен этот ребенок! Я выбираю тебя…
Новые схватки, но императрица сумела высказать протест:
— Нет, ты выберешь его, потому что наш малыш должен жить.
Он снова застонал. Отпустив ее руку, император уперся лбом в колени и в такой позе стал раскачиваться взад-вперед.
— Я не смогу жить без тебя! Пусть лучше умрет он! Не ты! У тебя есть на кого оставить империю… Откажись от него! Это всего лишь кусок плоти!
— Моей плоти, — сердце Лели разрывалось от горя — она боялась, что муж возненавидит ребенка, отобравшего ее жизнь. — Моя дочь будет следующей императрицей…
Услышав подобное заявление, разъяренный император подскочил к Тристану.
— Убей плод, пока не поздно!
Маг растерянно смотрел на Лелию. Женщину затрясло от ужаса. Приподнявшись на локтях (откуда и силы взялись?), она прохрипела:
— Не смей… ты дал слово!
— Не слушай ее — у нее родовая горячка, — шипел император. — Убей его, пока он не убил ее!
Шокированная Регина застыла, а Лелия завыла, не веря своим ушам.
— Давай! Чего стоишь? — Константин дернул мага за рукав серого плаща. — Потом подправишь ей память и…
Константин не договорил — Локки, о котором все забыли, сделал пас рукой, и несостоявшийся детоубийца окаменел. Только полные отчаяния и боли глаза выдавали в нем живого человека.
— Ты твердо решила? — шут нежно провел рукой по пылающему лбу императрицы, отводя тяжелую прядь. — Главный удар ты должна нанести сама.
Слезы бежали по ее щекам. Лелия светло улыбнулась и кивнула.
— Регина, — обратилась императрица к бледной сестре. — Обещай, что будешь любить мою дочь, как собственную.
— И даже больше… клянусь именем Предвечной, — сквозь рыдания зареклась жрица.
— Отдашь ей, когда она подрастет, — прошептала роженица и вложила в ладонь сестры свой прощальный подарок той, которую никогда не увидит.
— Тристан, — перевела Лелия
взгляд на мага, — ты клялся присматривать за ней и позаботиться о безопасности, если увидишь малейшие признаки.Тристан кивнул, его лицо было серым, почти как плащ.
— Я готова, мой друг, — губы ее дрожали, но кривились в улыбке. — Да исполнится воля Всеблагих…
Локки, пряча взгляд, вынул из потайного кармана нож с узким лезвием и черной рукояткой из рога марапана. Некромантский кинжал — единственное оружие, с помощью которого самоубийцы уходят из жизни достойно.
Тонкие пальцы обхватили шершавую рукоять. Приподняв нож над левой грудью, прикрытой тонкой сорочкой, императрица сделала пробный замах.
— Я люблю тебя, Тин, — она смотрела на оцепеневшего любимого в последний раз и улыбалась. — Люблю тебя больше жиз…
Блеснула сизоватая сталь — кинжал вошел в плоть полностью, точно в сердце.
Один шут знал, что императрица тренировалась каждый день на протяжении всей беременности.
Когда ее глаза остекленели, заклинание спало — и мужчина, рыдая, кинулся к мертвой жене.
— Убери его! — шипел Локки на мага. — Иначе ее жертва напрасна!
Придворный маг вырубил своего повелителя со спины, использовав ослабленное боевое заклинание.
Тем же некромантским кинжалом, который отнял жизнь у матери, шут дал жизнь ее ребенку, вырезав его из утробы…
Спустя несколько часов Константина разбудил звук, похожий на мяуканье. Дезориентированный, император, шатаясь, поднялся с постели, застеленной синим бельем. В белой колыбельке, изукрашенной серебром, надрывался младенец.
Воспоминания нахлынули на него сбивающей с ног волной. Император глухо застонал и оперся на кроватку. Невольно он рассматривал новорожденную девочку — ее пол они с Лелией узнали с помощью магии спустя считанные недели после зачатия. Лелия… Лелия… единственная женщина, которой нашлось место в его сердце.
Константин хотел бы заплакать — и не мог. Боль осколком льда застыла в сердце, промораживая насквозь. Непредумышленно он искал продолжение любимой — и находил их в каждой черточке сморщенного личика. Вылитая мать…
Девочка, словно почувствовав присутствие отца, перестал кричать. Глаза малышки, по-взрослому серьезно, встретили взгляд Константина. Император вздрогнул, поняв, что ребенок необычен, и отвернулся. Пару мгновений он собирался духом. Еще пару секунд внимательно рассматривал свою наследницу, все больше убеждаясь, насколько она отличается от простых детей.
Ее выдавали глаза, их выражение и цвет.
Император взял мягчайшую подушку с кровати и опустил на головку дочери…
Семиград, императорский дворец,
45-й день пришествия Эвгуста Проклятого
Аташа вышвырнуло из памяти прошлого, как пробку из всколоченной бутылки с игристым вином.
Толком не обретя чувство реальности, он пропустил следующий удар — и «Призрачный таран» впечатал его лицом в стену. Кости глухо хрустнули — у человека от таких «обнимашек» со стеной треснуло бы не одно ребро, у Аташа сломался только нос.