Тень Фукусимы

– Ты ещё спрашиваешь, что не так! Четырнадцать лет я искал этого мерзавца, нанимал частных детективов, привлекал к поискам милицию, ФСБ, чёрта лысого и многих, многих других! И не мог найти! Это нормально?

– Лично я занимаюсь этим делом всего два года, и, между прочим, добился успеха. В чём вы хотите меня упрекнуть?

– Ты видишь этот отчёт? Его составил Игорь Марченко. Совершенно не напрягаясь, он нашёл Тарасова всего за полдня! Ты понимаешь? Четырнадцать лет и полдня! Почувствуйте разницу! Нет, я всерьёз подумываю о том, чтобы взять этого парня на работу!

– Лаврентий Павлович, если мы закончили с лирикой, может, я доложу, что нам удалось у него узнать?

– У Марченко?

– Нет, у Тарасова.

– Уже что-то узнали? Что именно?

– Ничего хорошего, Лаврентий Павлович. Свой волшебный чемоданчик он спрятал неподалёку от нашей таёжной базы. Я не уверен, что Тарасов сам сможет его найти, но мы без него точно ничего не найдём! Только он искать не будет, понимает же, гад, что как только чемодан попадёт к нам, ему смерть. И как его заставить? Родители померли, на бывшую жену и сына ему плевать. Причём это не игра, допрашивали его под сывороткой правды.

– Да, проблема. А знаешь, что я сделаю? Поручу решить эту проблему Марченко. Почему-то я абсолютно уверен, что он справится. Запись допроса Тарасова делалась?

– Конечно. Хотите прослушать?

– Нет, я спрашиваю только потому, что мне нравится спрашивать! Конечно, хочу!

* * *

Петя Тарасов родился в шестьдесят первом году в Восточном Берлине, в госпитале группы советских войск в Германии. Его отец, Степан Данилович, был военным лётчиком, летал на боевых вертолётах, которые всегда называл вертушками и никак иначе. Берлин Петя совсем не помнил, Тарасовы покинули его через два года и больше туда не возвращались. Отца постоянно перебрасывали с места на место, и Петя редко когда заканчивал учебный год в той же школе, в которой его начинал.

Дослуживал Степан Данилович в Киеве, там и поселился после отставки, так что последние четыре года его сын получил возможность учиться нормально. Парню нравились точные науки, он очень интересовался физикой, но его будущее было предопределено – Пётр должен стать военным пилотом, другие варианты просто не рассматривались. Впрочем, он и не возражал, авиация ему тоже нравилась.

Гром, как всегда, грянул неожиданно. Своё веское слово сказали врачи. Есть мнение, что единственный доктор, считающий вас здоровым, работает в военкомате, но для авиации это неверно. В сердце Петра обнаружился какой-то микроскопический дефект, и это всё решило.

– Юноша, с этим вы можете дожить до девяноста лет, – сказал ему кардиолог. – Вы можете даже ставить мировые рекорды в спорте. Но в авиацию вы попадёте только в качестве пассажира. Хотя, конечно, если захотите стать авиамехаником…

Его отец негодовал, но сделать ничего не смог. Ему удалось добиться, чтобы сын прошёл кардиологическое обследование повторно, у других врачей, но это ничего не изменило. Вердикт медицины «не годен» надёжно перекрыл для Петра все пути к карьере военного лётчика.

Неожиданно для себя Пётр обнаружил, что совсем этим не расстроен. Ведь теперь он сам хозяин своего будущего! Правда, отец хотел, чтобы он всё-таки стал офицером, но Петя убедительно для отца ответил, что кроме авиации, других родов войск он не признаёт, да и в авиации согласен служить только в лётном составе, как его любимый папа. Но раз уж это по медицинским причинам невозможно, то ко всем чертям эту армию! Степан Данилович для виду побурчал, но, в конце концов, согласился с сыном.

Что ж, раз Тарасов-младший не может стать пилотом, он решил профессионально заняться физикой. Парень легко поступил в один из московских вузов (дети военнослужащих имели при поступлении некоторые льготы), и через положенное время получил диплом общесоюзного образца. Успехами в науках он не блистал, зато в процессе обучения умудрился сделать ребёнка однокурснице. Скоропалительный брак закончился не менее скоропалительным разводом, и за исключением алиментов, не оставил в его жизни никаких следов.

По распределению Пётр Тарасов попал в один очень секретный московский НИИ, настолько секретный, что даже сотрудники не знали, чем он занимается. Если кто из них и догадывался, то молча. Петру, как оказалось, и не нужно было знать, чем занимается НИИ. С самого первого дня он, как полномочный представитель этого научного учреждения, полол колхозные поля, мёл московские улицы, перебирал овощи на базах и помогал строить дома хозспособом. Это мало напоминало ему ту физику, о которой он мечтал, но сделать Пётр ничего не мог. Три года молодой специалист Тарасов должен был отработать своё «бесплатное» высшее образование, и не ему было решать, как именно должна происходить отработка.

Парень безропотно выполнял всю порученную ему «интеллектуальную» работу, но настал момент, когда его терпение лопнуло. Бахнул Чернобыль, и по спущенной сверху разнарядке НИИ должен был послать в Зону одного человека. Разумеется, этим человеком оказался (чисто случайно) Пётр Тарасов. Ведь у него родители живут в Киеве, да и вообще, его всегда посылали на все неприятные работы. Другие кандидатуры даже не рассматривались.

Но тут Пётр категорически отказался. В отличие от остальных сотрудников, он знал, что такое радиация, и как она влияет на мужской организм. Ему казалось, что переубедить его никто не сможет. Он ошибся. Начальник первого отдела позвонил Тарасову-старшему, сказал ему нужные слова, и соответствующе настроенный отец обратился к сыну.

– Петя, не позорь старика, – попросил он. – Мой отец был военным, и оба деда, все они погибли в Отечественную, защищая страну. Не было у нас в роду трусов! И сейчас Родина тоже в опасности и нуждается в твоей помощи. Как ты можешь отлынивать? Это же практически дезертирство! Если ты бросишь Родину в беде, клянусь, я пущу себе пулю в висок. Мне будет стыдно перед согражданами, что я не смог правильно воспитать единственного сына.

Вот так и получилось, что в конце апреля восемьдесят шестого года Пётр Тарасов перегонял из Киева в Зону легковой автомобиль «Жигули». Зачем этот автомобиль понадобился в Зоне, Петру не сказали. Он слегка удивился, что фактически первому встречному доверили автомобиль, стоящий несколько тысяч рублей, но в СССР личных машин было не так и много, а значит, в случае какой-нибудь чрезвычайной ситуации нехватка шофёров была закономерной, и выбирать не приходилось.

Ехать в Зону Петру по понятным причинам не хотелось, потому скорость он держал небольшую и часто останавливался. Во время очередной остановки он зашёл в лес, чтобы помочиться без посторонних глаз, и услышал чёй-то слабый стон. Движимый, быть может, желанием помочь, а возможно, чистым любопытством, Пётр продрался чуть дальше в заросли и выбрался на тропинку, идущую параллельно шоссе.

На тропинке виднелись отчётливые следы крови. Кто-то, прошедший здесь совсем недавно, был серьёзно ранен. Стоны больше не слышались, потому где искать пострадавшего, было неясно. Пётр наугад выбрал направление и побежал по кровавому следу. Вероятности угадать и ошибиться были по пятьдесят процентов, но он угадал. Тропинка быстро вывела его к довольно большой поляне, на краю которой стоял изрядно залитый кровью чемоданчик, с клавиатурой и экраном, похожий на американский или японский маленький компьютер. Фотографии таких устройств Пётр видел в иностранных журналах. Правда, клавиш было совсем мало, едва ли с десяток.

От чемоданчика кровавый след тянулся на другую сторону поляны. То, что находилось там, заставило Петра на некоторое время замереть. Прямо в воздухе колыхалась плёнка, переливающаяся всеми цветами спектра. Это было похоже на то, что в некоторых американских фильмах, которые он смотрел на видеомагнитофонах состоятельных однокурсников, называлось словом «портал». Вход в иной мир, а может, на иную планету или в иное время, кто знает?

Но след до дальнего края поляны не доходил. Человек, истекающий кровью, лежал примерно в трёх метрах от портала, и не шевелился. Судя по всему, он туда полз, но в какой-то момент силы его оставили. Пётр стряхнул с себя оцепенение, подбежал к раненому и пощупал пульс у него на шее. Пульс был, но очень слабый. Тарасов перевернул пострадавшего на спину и увидел рану на плече, из которой сочилась кровь.