Тень Города

— Нужно подождать пять-десять минут. Я почти наверняка уничтожила первую группу, поэтому пока в нас стрелять попросту некому. Но, если проход не засыпан, хотя это и маловероятно, вскоре резервная группа закидает гранатами проём, а после попытается удостовериться в том, что мы мертвы. В чём их не стоит разубеждать, по крайней мере раньше времени! — «модель» вскинула пулемёт и встала напротив прохода — всё чисто! Коридор обрушен, завал в пять-восемь метров длиной! — бесстрастно отрапортовала машина.

— Ишь ты, уже измерила, ультразвуком? — спросил Владимир, совсем невесело улыбнувшись, — разгрести нереально, там, наверно, будет тонн сорок породы.

— Инфразвуком. А породы от сорока пяти тонн и выше, принимая во внимание плотность известняка.

— Тонной больше, тонной меньше… Зато, теперь гранатами кидаться они могут сколько угодно, даже термобарический боеприпас мощностью с С-8Д нас не достанет.

— Но нам, Владимир, от этого немного пользы! — дипломат сохранял спокойствие, или, по крайней мере, пытался спокойствие продемонстрировать, хотя, возможно, так оно и было, как-никак, сейчас угроза была вполне земная и привычная, особенно, после того, что он только что пережил…

— Володя, но как ты мог приказать ей такое? Если знал, что всё может закончиться так? И она не должна была выполнять…

— Должна была, Аня, должна. Потому что, её задача спасти нас в данной ситуации. Здесь и сейчас. Любыми средствами! Смотри! — Владимир поднял с пола единственную уцелевшую газоразрядную лампу, нашел вторую, встряхнул пару раз — его предположения подтвердились, лампа была исправна и сразу же загорелась, просто выключилась от ударной волны — и, отдав вторую лампу Анне, подошёл к Зеркалу.

— Горячие, чёрт! — он коснулся прикипевших к поверхности серых, образовавших что-то подобное песчаным горкам, только поставленным на попа, кристаллов, — это карбид вольфрама. Плотность — под пятнадцать грамм на кубик. Прочность — вдвое выше корунда. Остатки бронебойных пуль уже облепили Зеркало как мухи, нам просто повезло, что осколки никого не зацепили — пока сердечники превращались в порошок. А если бы они зарядили ещё по коробу? Двести сорок таких пулек, Аня! А потом ещё столько же! Попав в прикипевший сердечник и сама пуля срикошетит, и отобьёт осколки предыдущей! А энергии и у осколка вполне хватит, чтобы сохранить убойную силу, даже отскочив от стены! А потом — затишье могло означать, что эти ребята готовятся пустить в нас пирожок, чтобы не зацепить его пулей и самим не взлететь на воздух! Промедлив ещё пару секунд, мы бы просто превратились в швейцарский сыр, или нас бы размазал по стенам термобарический взрыв!

— Он абсолютно прав, мисс Васильева! Когда я понял, что по нам бьют металлокерамикой, да ещё чередуя с пулями со стальными сердечниками, я решил… Что мы увидели и узнали слишком много… Слишком много для живых… Да, я должен извиниться перед вами обоими за то…

— Ладно те, Джерри. Я понял, что твоя крыша была не на месте. Есть отчего. Плечо, побаливает, конечно, но и здесь вашему профессионализму необходимо отдать должное, — Владимир улыбнулся, причём, достаточно приветливо, — так, Таня, рассчитай по-быстрому, на сколько часов нам хватит воздуха, мне нужно знать, из какого времени исходить.

— Уже сделано, товарищ майор. Более четырнадцати часов. Активными вы можете быть примерно двенадцать, дальше наступит слабость и вялость. Если застрелить господина Нилсона, тогда, соответственно, семнадцать с половиной и пятнадцать часов.

— Да, Таня, супер! Минуты и секунды ты уже не считаешь, да и насчёт Джерри не выпалила что-то вроде «прервать жизнедеятельность», а сказала «застрелить», просто и со вкусом. А хрен тебе, башка титановая, я понимаю, что возможно, его ликвидация станет необходимой реальностью, но не здесь и не сейчас, понимаешь!

— Я так и думала, что вы отрицательно отнесётесь к этой возможности. Но обязана была проинформировать.

— Если честно, мистер Синеусов, я ожидал, что «титановая Барби» зажарит мне мозги этой… встроенной штуковиной, а не будет спрашивать вас. Но теперь, вынужден высказать мой респект российским электронным технологиям. Идея, кстати, неплохая. Лучше пусть лишняя пара часов позволит вам спастись, чем мы подохнем тут вместе. Или выберемся, а киборг меня пристрелит на свежем воздухе. Не всё ли равно, где, а тут из меня выйдет неплохая компания немецкому офицеру! — разведчик рассмеялся — с удивлением, граничащим с откровенным ужасом, Анна поняла, что Нилсон не шутит, смеётся, но говорит такое всерьёз, и поспешила одернуть его:

— Не знаю, насколько здесь уместна ваша бравада, но, — внезапно она вспомнила, поняла, осознала в контексте последних событий смысл слов Владимира, — Володя? Ты говорил…

— Забудь. Забудь, что я говорил, ты слышишь? Я могу дать БРДМ приказ не убивать его, но не уверен, что что-либо сможет помешать ей меня ослушаться, кроме боеприпаса с компонентами! Или ты не понимаешь этого! Не понимаешь?!

— Нет, Владимир, по обстоятельствам, связанным с изменившейся ситуацией, командование полностью на вас! — отрапортовала ему модель, продолжая прощупывать коридор Храма, — а пытаться ликвидировать меня при помощи молекуляризационного боеприпаса — более чем нерационально, мой реактор, — машина улыбнулась, — это ведь не только ценный мех, но и полтонны трудноусваемого тротилового эквивалента.

— Однако, Таня, успокоить ты умеешь! — Владимир достал из кармана пачку и закурил сигарету, он отвернулся, в улыбке машины было что-то настолько инфернальное, или его бесило сознание собственного бессилия и безвыходного положения, но смертельно захотелось двинуть её с размаха по морде, или по ОПС [21] , что у неё там, прикладом автомата, и лупить, пока навсегда не сотрёт эту омерзительную улыбку, но чувства мешали разуму, а ему надо было отвлечься, сосредоточиться, чтобы искать выход. Двенадцать часов…

21

ОПС — обзорно-прицельная система

— Не надо, Володя! Мне кажется, что я уже начинаю задыхаться!

— Когда люди погибают от недостатка воздуха, они не чувствуют удушья, изменение состава газовой смеси проходит незаметно для органов чувств. Вначале человек чувствует слабость, затем, из-за присутствия в выдыхаемом воздухе и угарного газа — лёгкую эйфорию, напоминающую слабое алкогольное опьянение, затем, незаметно теряет сознание…

— Заткнись! Ей-богу, если ты продолжишь эту лекцию в стиле заправского патаны, я расхерачу тебя, себя и всё в радиусе километра длинной очередью синих конфеток! — Владимир даже сорвал с плеча штурмовой автомат, и хотя заряжен он был обычной комбинацией — бронебойная через нестабильную «кишкомоталку», он заметил, что американец едва не вдавился в стену, да и Анне тоже не по себе, и взял себя в руки, «модель» поняла, что сказала что-то не то, и неуклюже попыталась сгладить ситуацию, но, видно по этой части, в программу ей вписали методы довольно тупых психологов — то как машина отдала «под козырёк» и разулыбалась, выглядело скорее, как издевательство над Владимиром, но он, слава Богу, почти не смотрел на неё, и только бросил: «К пустой голове руку не прикладывают», рассмешив даже Анну, и добавил, — да, Аня, конечно, это глупо, но при интенсивном интеллектуальном напряжении, эта соска для больших мальчиков очень даже помогает. А мне сейчас необходимо остаться наедине со своими мыслями, что-то вроде отключки, медитации… Двенадцать часов на анализ способа выбраться из самой глубокой задницы, в которую я когда-либо попадал — это тот ещё экстрим. Надо расслабиться… Расслабиться… Идея!

На глазах удивлённой Анны, (Нилсона он не видел) Владимир скрылся в проёме коридора, дипломат даже поспешил за ним. То, что он увидел, мягко говоря, поразило Нилсона. Владимир залез в карман сушёного немца, нащупал что-то, воскликнул: «В точку!» но извлёк не план огневого сооружения, а дорогую фляжку, похоже, серебряную. Правда, тут же продолжил обыск, по-быстрому просматривая и складируя найденные документы, хотя, судя по тому, что майор прицокнул, и легонько пнул мумию ногой, интереса, по крайней мере, с точки зрения выхода из сложившейся ситуации, они не представляют.