Тень Королевы
Шрифт:
“Вы собираетесь поместить краску в пузырьки и использовать анализ рисунка, чтобы улучшить рост наших голубых водорослей?- Спросила Падме. Синие водоросли были отличным удобрением. Использование его на ограниченном количестве полей почти удвоило их производительность в течение вегетационного периода НАБУ. Ни для кого не было секретом, что если бы можно было выращивать больше водорослей, то вся планета процветала бы.
“Ну, когда ты так говоришь, это звучит очень практично и совсем не художественно” - сказала Эйрте.
– Она рассмеялась. “Но да, именно это я и собираюсь сделать.”
“Это прекрасно, - сказала Падме.
– Мастерство, искусство и практичность. Сама ткань НАБУ.”
– К тому же здесь пахнет лучше, чем в лачуге,
“И это тоже, - согласилась Падме. На ее лице был едва заметный намек на улыбку, но она была искренней. Эйрте знала, что как только мантия королевы будет полностью передана, Падме сможет улыбаться более свободно, когда она будет в компании.
Они вернулись на пикник, где Мэриек приготовила любимый пятицветковый хлеб Саше для настоящего празднования своего избрания. Они слушали, пока Саше описывала все места на своей платформе, где она чувствовала себя самой слабой, и давали им советы, какие только могли. Теперь, когда результаты были объявлены, Падме могла свободно высказывать свое мнение, хотя и ограничивалась вопросами Саше. Яне смутило, что она уже выбрала—хотя еще не купила—дом, и когда они настояли, она вызвала его голограмму.
“Он просто огромен” - сказала Саше. “Я там просто заблужусь.”
– Ну что ж, - сказала Яне, - если вы находитесь в Законодательном собрании, мне придется кое-что сделать. Я знаю, что первоначально мы говорили о том, чтобы подождать, пока закончится твой срок, прежде чем принять решение, но я нашла это место, и я не могла не думать об этом.”
“Я думаю, это замечательно, - сказала Саше.
Культура Набу считала детей драгоценными, и поэтому не было большого числа сирот, как могло бы быть на других планетах Среднего Кольца. Тем не менее, после стрессов и страданий, связанных с оккупацией, нескольким молодым людям все-таки удалось попасть в пропасть между надзором за расширенной семьей и правительством.. Яне всегда была частым добровольцем с этими детьми, когда ей это удавалось, и часто говорила о том, что когда-нибудь приютит некоторых из них навсегда. Теперь, когда она была в состоянии предложить больше личной помощи, не было ничего удивительного в том, что она решила это сделать.
“У меня там двоюродные братья, - сказала Мариек. “Они могут помочь вам обставить его, прежде чем вы переедете.”
– Это было бы замечательно, - сказал Яне. “Спасибо.”
Это был, как внезапно поняла Эйртаэ, последний раз. От этого ей стало немного холодно, солнце показалось немного тусклым, а озеро-чуть менее ярким. Это был последний раз, когда они все вместе сидели вот так и думали о будущем. Именно это чувство заставляло Падме весь день быть такой беспокойной и, вероятно, именно оно делало Сабе такой подавляюще спокойной во всем. Они уже готовились, или, по крайней мере, Падме, и она не хотела вмешиваться в их мечты, задавая вопросы.
Она была потрясающе хороша собой, поняла Эйрте, чтобы дать им такую свободу. Если бы она попросила их о дальнейшей помощи, независимо от того, что она собиралась делать дальше, они, конечно же, дали бы свое согласие. Вместо этого она предоставила им свободу действий и придержала язык, пока они решали. Это была жертва с ее стороны, та, которую, по мнению Эйрте, она считала равной жертве, принесенной служанками, когда они поступили к ней на службу, и она была столь же счастливо принесена.
С благословения Падме они разойдутся в разные стороны. Это всегда будет немного грустно, но будут новые задачи, которые нужно будет решать, и новая работа, которую нужно будет делать. В утерянном сообщении, которое Эйрте получила от своих родителей, они спросили, что им следует написать в ее проездных документах. Как частное лицо, она должна была обновить некоторые свои данные для поездки в Отох-Гунгу и для своего проживания там. Она еще не ответила, Не зная, что будет делать, но теперь она знала это так же хорошо, как и все остальное.
Она
приняла имя Эйрте четыре года назад, немного для уединения и немного для престижа, когда Падме была избрана, и она поклялась в своей верности и своей жизни королеве Амидале. Она навсегда сохранит это имя. Конечно, это был знак ее собственного положения, но также и знак уважения к королеве, которой она служила, и к девушке, которая не раз рисковала своей жизнью ради благополучия НАБУ. И не только для Падме, но и для всех тех, кто служил ей. Они выбрали себе имена еще детьми, только что пришедшими к власти и слегка запуганными ею. Они выбрали свои имена, чтобы привязать себя друг к другу, постоянно напоминая о том великом благе, которому они теперь служили.И Эйрте сохранит его. Она сохранит имя, службу и дружбу—хотя дружба едва ли казалась достаточно глубоким словом—и пока она жива, она будет стараться служить НАБУ, как это делала Амидала, какую бы форму ни принимала ее служба.
Она подняла глаза и увидела, что Падме смотрит прямо на нее. Как всегда, служанкам не нужны были слова, чтобы общаться друг с другом. Эйрте не встала—не было смысла привлекать к себе внимание,—но она встретилась взглядом с королевой, которую любила, прижала руки к сердцу и склонила голову.
Падме ответила тем же жестом, и Эйрте вернулась к своему молчаливому созерцанию озера.
Глава 4
Они стояли на ступенях Большого дворца Тида, как когда-то, в первые месяцы правления Амидалы, встречались с боссом Насом. Площадь перед ними была еще более переполнена, чем в тот день, потому что на сегодняшнем празднике не было никакой процессии. Жители НАБУ толпами выходили посмотреть на свою новую королеву, и все они были одеты по этому случаю. Площадь была полна буйства красок и музыки, а воздух был полон лент и цветов, которые дети швыряли в воздух.
Саше сделала все чтобы быть в конце линии. Ее главной задачей как служанки было отвлечение внимания, но не в военном смысле. Хотя она была способным бойцом и вторым лучшим стрелком-после Сабе—она знала свои физические ограничения. Кроме того, она поступила на службу к королеве, когда ей было двенадцать лет, и поэтому вряд ли представляла собой большую угрозу.
Но люди действительно разговаривали с ней. Очевидно, у нее было одно из этих лиц. И если она была последней в ряду служанок, то они считали ее доступной. Она тоже слышала очень многое совершенно случайно, потому что никому и в голову не приходило держать язык за зубами в ее присутствии. В отличие от Рабе, она разговаривала прямо в открытую, и поскольку все постоянно смотрели на нее, остальным многое сходило с рук.
Теперь она стояла рядом с Падме перед собравшейся толпой и пыталась вспомнить, что выбрала общественную жизнь, несмотря на то, что в этот момент в ее животе порхали бабочки.
Так или иначе, все взгляды были устремлены на королеву. На ней было огромное белое платье, которое развевалось вокруг нее. Ее лицо было не накрашено, а волосы просто уложены в один узел, удерживаемый на месте нитками пресноводного жемчуга. Платье Падме мерцало, но в отличие от платья, которое она надевала, чтобы отпраздновать мир с Гунганами, на этом платье не было ни одной показной надстройки или оборки. Платье привлекало к себе внимание, но его также легко было бы затмить в тот момент, когда этого требовал протокол.
Наконец огромные двери дворца распахнулись, и над собравшейся толпой воцарилась тишина ожидания. Первыми вышли две шеренги охранников-добровольцы Королевских сил безопасности. Они спустились по ступенькам и остановились, когда первый из них оказался внизу, так что они выстроились вдоль лестницы. Затем члены совета вышли и направились вниз, где их уже ждали Амидала и ее служанки. Наконец, после долгой прогулки на лодке, которую она сочла драматической необходимостью, Королева Реиллата появилась на верхней площадке лестницы.