Тень Миротворца
Шрифт:
Дальше события ускорились, и мы с мастером последовали в контору фабрики, где Вяземский подписал какие-то документы, внёс в кассу деньги, затем, получив от распорядителя ещё несколько бумажек, коллежский асессор и я покинули контору.
Уже во дворе, пока я помогал мастеру грузить деревянные ящики с комплектами инструмента, я успел шепнуть пару слов извозчику, сунув ему серебряную полтину. Бородач важно кивнул, обходя сани и поправляя пеньковые верёвки, которыми мы обвязывали ящики, чтобы не рассыпались.
Управились в полчаса. Иван Ильич тепло распрощался с горным инженером и мастером,
Потом, расположившись в санях, мы медленно поехали к воротам, но извозчик, развернувшись к Вяземскому, прокричал:
– Прошу пардону, вашбродь, рукавицы у склада забыл. Скинул подпругу поправить, голова дырявая!
– Давай, пошустрее, любезный!
– махнул извозчику Иван Ильич и поднял воротник шинели. Перевалило далеко за полдень, поднималась метель, снег начал валить хлопьями.
Мы быстро домчали до пакгауза, где выскочивший возница скрылся за белой пеленой. Что-то звякнуло в белой круговерти, рука извозчика мелькнула на облучке.
– Всё в порядке!
– произнёс возница, глядя на меня и улыбаясь в бороду, - куды править-то, вашбродь?
– На вокзал езжай, вишь, запуржило!
– Не сумлевайтесь, доставим в целости!
– и мы понеслись. Несмотря на груз, сани шли ходко. Умелый возница воспользовался прежним путём через замёрзший Златоустовский пруд.
Когда мы прибыли на станцию, над городом бушевала настоящая метель. Помня о необходимых покупках для обчества, я сообщил об этом Ивану Ильичу.
– Нужное дело. Но для начала надо бы передохнуть. Эй, любезный, - он подозвал извозчика, - приличный трактир поблизости имеется?
– Ежели позволите, вашбродь, лучше станционный ресторан. Там хоть водку не разбавляют. Немного дороже, но останетесь довольны.
– Отлично, братец!
– потёр руки военный врач, - держи-ка, как договаривались, - он отдал три рубля извозчику, которые тот бережно сунул в рукавицу, - и ещё голубчик, проезжай-ка ты на перрон, я предупредил урядника, правь ко второму вагону. Там тебе солдатики помогут разгрузиться. И возьми ещё за труды и понимание, - Иван Ильич протянул бородачу серебряный рубль.
– Премного благодарен, вашбродь, всё будет в лучшем виде!
– на этот раз денежка была засунута за щеку.
Не забыв прихватить заветный мешок, я поспешил за коллежским асессором к входу в вокзал. Ресторан нашёлся немедленно. Он располагался на втором этаже здания. На попытку возразить старшего официанта, мол, нижним чинам нельзя, Иван Ильич лишь рявкнул: "Он пока не нижний чин, а здесь не Монмартр, свиное твоё рыло! Лучше столик нам приготовь, мы очень голодные!"
***
Зал ресторана был почти пуст, лишь в дальнем углу какой-то подпоручик с шевронами пулемётной команды скромно пил кофе с пирожным. Его взгляд отсутствующе блуждал, офицер был полностью погружён в свои мысли, но при нашем появлении тем не менее встал и поприветствовал военного врача коротким поклоном, скользнув по мне взглядом, как по пустому месту, и снова погрузился в себя.
Перед нами совершенно неожиданно возник
дородный мужчина с белоснежными, как у Деда Мороза, бородой и усами, и волосами, расчёсанными на прямой пробор.– Чем могу служить господам?
– приятным баритоном осведомился метрдотель.
Нужно сказать, что ресторан, в который занесла нас судьба, ничуть не походил на памятные мне зачуханные вокзальные рыгаловки советских времён или фастфудовские столовки путинского РЖД более позднего периода. Несмотря на довольно провинциальный статус уральского городка, за исключением Оружейной фабрики и нескольких железоделательных заводов, пусть и под патронажем Его Императорского Величества, мне всё же казалось, что вокзальный ресторан должен выглядеть немного поскромнее. Но к счастью, я ошибался. И как!
Белоснежные скатерти, хрустальные люстры, большие зеркала не только при входе, но и в самом зале. Навощённый дубовый паркет, вычурная лепнина на потолке и пасторальные пейзажи, чередующиеся с натюрмортами, на стенах, неброские драпировки синего бархата, условно разделяющие столики у стены на уютные кабинетики.
Кстати, здесь я впервые сумел рассмотреть своё лицо и внешность в подробностях. Ранее это было затруднительно, так как и у отца Афанасия, и в санитарном вагоне самое большое зеркальце было величиной с половину моей ладони.
Широкое, несколько вытянутое по вертикали скуластое лицо с широко расставленными, немного раскосыми глазами карего цвета. Чёрные, жёсткие, словно проволока волосы были зачёсаны назад и разделены на косой пробор. Двухдневная щетина не так сильно бросалась в глаза из-за густых чёрных усов, почему-то производивших впечатление частого и тщательного ухода за ними.
Стройная широкоплечая фигура с идеальной осанкой. Если бы не старая шинель и довольно поношенная куртка со штанами, парусиновыми ботинками и обмотками (единственной новой деталью туалета), то прадеда вполне можно было принять за переодетого офицера. Увы. Ещё три-четыре года и подобные типажи наводнят не только европейскую часть революционной России, но и непрестижные районы Парижа, Стамбула, Салоник...
Моё замешательство и рассматривание интерьера ресторана Вяземский принял за растерянность.
– Можете служить, любезный, - утвердительно кивнул коллежский асессор, - я так понимаю, вы местный метрдотель, - "Дед Мороз" выпрямил спину с достоинством капитана корабля, - могу я поинтересоваться вашим именем-отчеством, любезный?
– Кузьма Тимофеевич, ваше благородие.
– И что, Кузьма Тимофеевич, кушали у вас уже офицеры из нашего эшелона?
– Так точно-с и остались, смею заверить, весьма довольны-с.
– Что ж, отлично. Значит, кухня и повар в готовности?
– Всенепременно-с!
– Тогда усади нас, Кузьма Тимофеевич, в местечко с диванами, где потише. Мы надолго, намереваемся отобедать с размахом.
– Прошу-с, - метрдотель повёл нас к дальнему у стены столику, отгороженному от входа портьерой, с которого открывался через большое окно вид на вокзальную площадь, напоминавшую сейчас рождественскую сказку: дома, извозчики на санях, редкие прохожие, складские рабочие - всё запорошил снег, крупными хлопьями валивший с благословенных небес на грешную землю.