Тень олигарха

Через две недели тщательных разбирательств и туманных прений сторон железобетонная судья удалилась в совещательную комнату, чтобы через час явить миру единоличный обвинительный приговор первой инстанции: Игорь Денисов, Сергей Трофименко и Дмитрий Макаров признаны виновными в нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших смерть Андрея Шутько. Лучшие оперативники уголовного розыска стоически выдержали озвученные сроки от пяти до девяти лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Напротив, их жен и матерей с детьми охватил чудовищный ужас, родные истошно кричали проклятья в адрес самого справедливого суда, однако красивая дама с русыми волосами и нордическим характером поспешно удалилась восвояси в окружении секретаря со словами:

— В течение десяти дней вы имеете право обжаловать назначенный приговор первой инстанции.

— Это ужасно! — кричала разношерстная публика, и по щекам многоликой толпы текли горькие слезы.

Конвой подошел к сидящему капитану Денисову, который прикрыл лицо в оцепенении, но потом вдруг взял себя в руки и оптимистично произнес:

— Ах, как день хорошо с утра начинался!

— Извини, капитан, мне надо надеть наручники, — конвойный, как мог, выразил готовность к сочувствию, доставая из заднего кармана брюк стальные браслеты и защелкивая их на запястьях Игоря Михайловича, потом молча принес графин со стаканом свежей воды.

Денисов выпил залпом, лицо его было бледным и худым, как алебастровая маска. С таким же лицом неподвижно сидела в полном одиночестве Любаша.

— С женой попрощаться дашь, сержант? — наконец стал приходить в себя Денисов.

Конвойный утвердительно кивнул, и капитан в наручниках двинулся вглубь зала, приобнял жену, сказав:

— Не переживай, Любаша, скоро вернусь! Мальчишек поцелуй, скажи, я в командировке! — и подмигнул стоящей в двери Юле.

Спустя несколько часов с экранов телевизоров в вечерней хронике криминальных и чрезвычайных происшествий «Терранова» под видеоряд, снятый в зале городского суда, Юля твердо произнесла:

— Приговор суда первой инстанции был ожидаем: всем троим, согласно двум статьям Уголовного кодекса — четыреста двадцать шестой и сто сорок седьмой, — назначены сроки наказания от пяти до девяти лет лишения свободы. Обвиняемые так и не поняли, за что и с кем они так неотвратимо боролись. Сыщики намерены и дальше добиваться справедливого решения суда. Приговор пока не вступил в законную силу, он будет обжалован в установленном порядке всеми фигурантами. В том случае, если судебная коллегия оставит решение суда первой инстанции без изменений, — лучшие кадры уголовного розыска попадут на долгие годы за решетку. И в местах не столь отдаленных будут хлебать баланду вместе с теми, кого не так давно неотвратимо ловили: с убийцами, ворами и мошенниками. Кто от этого выиграет? Безусловно, криминальный мир.

Там, за горизонтом

Май, 1994 год, Аделаида

Тонкие пальцы нервно стучали по пузатому прозрачному бокалу, в котором плескался символ винодельческой Австралии под названием шираз. Татьяна долго цедила напиток в тишине, затем приоткрыла глаза, в очередной раз потянула мощную, концентрированную палитру фруктовой бомбы и даже не взглянула на часы, стрелка коих давно перевалила за полдень. Там, далеко за бескрайним океаном, когда-то она любила наслаждаться дорогим многолетним виски, возбуждаясь в сладостно-стыдливой печали от тайных встреч с возлюбленным. А здесь, в далекой Аделаиде, напротив, ей полюбился джемово-кофейный пьянящий алкоголь с пронзительной и обязательной соленостью от невыносимой тоски без ласки и родины. Поначалу Татьяну радовало солнце, огромные волны изумрудной стихии, так похожей на хвост павлина, чувство умиротворенной безопасности невиданного прежде мира. Однако жизнь вскоре потекла по заведенному порядку, как-то: утром одинокий завтрак в стильной столовой нового жилища, первые улыбки соседям перед тем, как сесть в машину и отвезти Маришку в школу, медленное движение по широким улицам среди невысоких домов колониального типа, а потом хаотичное гулянье по обычным паркам, коих в пятом по величине австралийском городе множество, и напоследок скучное, унылое возвращение в пустой тихий дом. Немудрено, что спустя полгода обыденность и одиночество подобного существования все чаще топились в бокале.

Опустошив бутылку шираза, бледная растрепанная женщина нетвердой походкой проследовала в ванную комнату, где ей чуть не сделалось дурно, с полчаса простояла в душе, вспоминая, как накануне они вновь крупно поссорились с Дмитрием, глянула в зеркало, на часы, понимая, наконец, что давно пора забрать дочь из школы, и, облачившись в сарафан на мокрое тело, выбежала прочь.

— Ты опять опоздала, — буркнула Маришка и, садясь в машину, угрюмо констатировала: — И опять пила…

— Только бокальчик, это можно, — извиняя себя и икая, весело пролепетала Татьяна.

— Ну конечно! Верю! — со сложными чувствами, что взрывались в подростковом теле, сквозь зубы процедила девочка.

— Как дела в школе? — не замечая интонации в голосе, громко заговорила Татьяна.

— Отстань, а?

— Как ты с матерью разговариваешь?

— Останови машину!

— С какой стати?

— Пешком пойду!

— Маришка, перестань!

— Останови, или я выпрыгну на ходу!

— Не надо! — прокричала женщина, но остановилась.

Маришка выскочила из машины и, поправив рюкзак за спиной, перебежала на правый бок улицы.

— Вернись! Вернись, кому говорю!

Татьяна какое-то время постояла у дороги, истерично ругаясь и крича вдогонку строптивой дочери, затем вновь села за руль и, проехав немного, остановилась, громко хлопнув дверью и вспоминая не самые приличные слова. Потом со всей мочи пнула босоножкой по колесу, отчего ее кожаные перепонки оторвались от танкетки, в отчаянии закрыла лицо руками, порыдала минут пять, вскоре бросила на дороге порванную обувь и уехала восвояси босиком.

То, чего так хотелось, Маришка добилась: под взором неусыпных чопорных воспитателей из школы ее забрала мать, а дальше можно тягаться где угодно и сколь угодно вплоть до наступления сумерек. За полгода учебы в стране кенгуру она отлично поняла суть образовательного процесса, неглубокого и поверхностного, но позитивного, кроме того, прилично ориентировалась в пространстве и передвижении общественного транспорта, и теперь идти по обочине вдоль шоссе по встречной полосе было куда приятней, чем ругаться с хмельной матерью. Идя вдоль дороги то по тротуару, то по земле, поднимая пыль, девочка двигалась медленно, напевая популярную песенку, и даже не заметила, как подошла к остановке О-Бана на станции Клемциг — так в Австралии называется направляемый автобус, полоса движения которого с обеих сторон ограничена вертикальными направляющими, вроде металлического бордюра. До этого Маришке удавалось заметить такие направляемые автобусы издали, и ей давно хотелось прокатиться на эдакой специально сконструированной трассе, где сочетались элементы автобусного и железнодорожного транспорта. В салоне пассажиров было немного. Девочка нашла удобное место и уставилась в окно, вскоре напрочь позабыв о том, что кричала ей вдогонку не вполне трезвая мать.

С некоторых пор Маришку тянуло к сложным архитектурным формам и инженерным конструкциям, от одного вида замысловатых строений она получала не только эстетическое наслаждение — ей ужасно хотелось познать их изнутри. Покрытие О-Бана, изготовленное из бетона, было поднято над поверхностью земли, скорей всего, из-за рыхлой почвы в районе реки Торренс, известной своей сейсмической активностью, а большие бетонные пилоны были ввинчены глубоко в почву, чтобы обеспечить стабильность конструкции. Забавно было наблюдать, как установленные направляющие ролики без труда корректировали рулевую систему курса автобуса, так что за пределами оборудованной полосы экипаж управлялся водителем как обычный автобус. Из окна простирались то бетонные каналы, то прямые ландшафтные сады с оливками, бамбуком и самшитом, и от великолепных видов ущелья в первозданной зеленой красоте захватывало дух.

Через двенадцать километров пути на конечной станции Ти Три Плаза в пригороде Модбери девочка вышла и побрела к торговому центру. К этому времени ее ноги, протоптавшие не один километр, заметно гудели, подул прохладный ветер, означавший наступившую эру осенней поры, и Маришка, поежившись, застегнула джинсовую курточку и свернула в парк в надежде отыскать скамейку. И тут на обочине в грязной луже заметила зверька — небольшого кенгуренка. Он не издавал ни звука, почти не шевелился, только беспомощно смотрел грустными глазами и молил о помощи. На вид ему было не больше восьми месяцев — тот самый период, когда подросший детеныш уже не помещался в сумку матери. Маришка нагнулась к малышу, погладила его, тихонько вытащила на траву, осмотрела со всех сторон и поняла, что у зверька, скорей всего, пострадали нижние конечности и ему требовалась помощь ветеринара. «Но как ему помочь?» — подумала девочка, и в этот самый момент рядом оказался парень на велосипеде. Был он в спортивных шортах и черной бейсболке, из-под которой торчали каштановые длинные пряди, загорелый, атлетически сложенный и, скорее, похожий на американского мальчугана с картинки глянцевого журнала, нежели на австралийца.

— Что случилось? — спросил юноша и положил на траву велосипед. — Я — Джи.

— Меня Мариной зовут. Ноги переломаны, — она показала на травмированного кенгуру.

За время вынужденной эмиграции Маришка отлично овладела английским с местным диалектом, разумеется, во многом благодаря общению со сверстниками в школе.

— Нужно его доставить в Центр по спасению диких животных.

— Ты знаешь, где он? И как его туда доставить?

— Из торгового центра можно позвонить отцу. Побудешь с ним? Я быстро!