Тень Великого Древа

Святой отец стал ходить к раненым. Молил Сьюзен об их выздоровлении, но это не помогало, и лекарь Меррит запретил монашеский бубнеж. Давид обращался к самым тяжелым раненым, предлагал исповедь и слово утешения перед смертью. Те из них, кто еще мог говорить, отвечали:

– Не в чем исповедоваться, я жил по чести. Хотите утешить – позовите милорда, пускай пожмет мне руку.

Давид сгодился в лазарете лишь на роль санитара, а его духовные услуги требовались только одному человеку в отряде. Впрочем, святой отец был рад даже этому.

– Как прошел ваш день, милорд? – спрашивал Давид во время привала и подавал Эрвину кружку вареной травы, заменявшей чай.

– Я знал паренька, который каждым вечером говорил: «Хороший выдался денек, милорд». В дни, подобные нынешнему, я хотел его убить.

– Окиньте взглядом все течение жизни – и один плохой день покажется мелочью. Год спустя вы даже не вспомните о нем.

– Эти слова можно сказать по любому поводу, - скептически заметил Эрвин. – Похоже, вы нашли отговорку от всякой печали.

– Вот только она сгодится не каждому человеку. Тот, кто имеет великую цель, меряет время годами, а воду – морями. Он не станет грустить из-за скверного дня или кружки горького чая.

– Боюсь, мне придется испить не кружку, а целое море горечи. Как вы могли заметить, моя великая цель идет прахом.

– Возьмите себе мою, - предложил Давид.

Эрвин криво усмехнулся:

– Долететь до Звезды? О, скоро я достигну этой цели, причем безо всяких летательных машин! К слову, вы так и не сказали, зачем вам туда.

Давид сменил тему:

– Обратите внимание, милорд: жизнь дала аргумент к нашему прошлому спору. Давеча я говорил, как хорошо бы было, если б каждый имел свой Священный Предмет.

– Наконец-то, отче! Увидели Персты в деле и поняли свою ошибку?

– Напротив, укрепился во мнении. Если б каждый владел Предметом, они бы не были чем-то особенным. Пауль не подавил бы волю шаванов и не встал бы во главе орды. А вы, милорд, сражались бы с Ондеем наравне.

К удивлению Эрвина примешался гнев:

– Вы помогаете раненым, воочию видите работу Перстов! Где ваше сочувствие?

– Взгляните шире, милорд. Беда не в Перстах как таковых, а только лишь в их исключительности. Обычный рыцарь на коне был бы жутким орудием в бою против голых дикарей с палками.

– Орудием… - повторил Эрвин, найдя для себя что-то в этом слове.

– С другой стороны, милорд, можем представить себе и другой мир. Некий виток Вселенской спирали, где существуют не только Персты Вильгельма, а и более могучее вооружение. Тамошние мечи способны уничтожать целые города, превращать моря в пар и ровнять с землею горы. Но войны на том витке даже не возникают, поскольку все силы уравновешивают друг друга. Никто не смеет нанести удар, ибо знает, что получит ответный.

Эрвин хмыкнул:

– Отчасти вы меня утешили. В сравнении с описанным миром, мои беды - чепуха.

– Напротив, милорд: это очень счастливый мир! На том витке спирали не только оружие, но и все инструменты настолько же совершенны. Поезда мчатся быстрее арбалетных болтов, башни поднимаются на сотни этажей. Мастерские производят тысячи товаров в день, и почти без помощи человеческих рук. Один крестьянин с тамошним плугом может вспахать целое баронство. Все люди грамотны, и каждая книга на свете доступна всякому. Достаточно применить один Предмет – и прочтешь любой труд, написанный когда-либо.

– Любопытно, что в это время делают другие крестьяне…

– Простите, милорд?

– Ну, если один мужик возделывает целое баронство, то зачем барону остальные? Он их выгонит к чертям, и они перемрут с голоду.

– На том витке спирали никто не гибнет ни от голода, ни от болезней. И пища, и лекарства производятся в таком изобилии, что хватает абсолютно всем!

– Сказки какие-то… - выронил Эрвин, но ощутил облегчение: буйные фантазии Давида отвлекали от безнадеги. – А разве люди в этом вашем мире не испытывают жадности? Если, положим, боги отпустили на каждого по сотне эфесов довольства – что помешает одному ограбить девятерых и забрать себе тысячу?

– Культура, милорд. Мир очень изобилен, деньги и блага достаются малым трудом, а вот репутация и доброе имя дорогого стоят. Никто не рискнет большой ценностью ради малой.

– Репутация… - Эрвин как следует обдумал ответ. Было приятно посвятить мысли чему-либо, кроме отчаяния. – Неужели каждый в том мире имеет достоинство и честь?

– Именно так. Мир настолько изобилен, что детям совсем не нужно трудиться, а взрослые дают отпрыскам и образование, и воспитание. Представьте: каждого человека там обучают так хорошо, как у нас – лишь королей и великих лордов.

– Среди великих лордов тоже встречаются мерзавцы, - отметил Эрвин. – Но главное сомнение в другом. Я стараюсь поступать по чести не только из-за воспитания. Я принадлежу к сословию дворян, хуже того – к северным лордам, и даже больше – к агатовцам. Надо мною довлеет мнение всех этих благородных зазнаек. Будет очень досадно, если сестра напишет мне: «Я – Север, а ты – нет». Или Роберт посмотрит укоризненно и скажет: «Бывает…».

– Простите, милорд, к чему вы ведете?

– Моя честь обусловлена принадлежностью к роду Агаты и семье Ориджин. Я стараюсь быть достойным агатовской крови. Отсюда, кстати, и берется слово «достоинство». Но вот, например, Кид – тот юноша из Спота, «хороший денек». Он – простолюдин из обычной семьи, землею не владеет, вассальной клятвы не давал. Зачем ему высоко нести себя? Он не имеет звания, которому нужно соответствовать.

– Он носит звание человека. Самое высокое из возможных.

– Философия, - хмыкнул Эрвин с легким пренебрежением. – Каждый морален, поскольку горд быть человеком?

– Да, милорд.

– Это ерунда. Ни к чему не мотивирует неотъемлемое звание. Дворяне боятся потерять титул, священники – чин, мастера – грамоту от гильдии. Но человеком ты будешь в любом случае! Главное ходить на двух ногах и не хрюкать, а все остальное - можно.

– Не в страхе же дело, милорд! Поймите: Человек – великое творение богов! Нужно лишь осознать свою ответственность. Мы родились Людьми, а не свиньями или псами. Разве это не причина, чтобы быть человечными? Неужели без титула этого не понять?!

Давил разгорячился, что редко с ним случалось. Эрвин заметил:

– Дело касается лично вас, не так ли? Вы – актер из семьи актеров. Простите, отче, ваш род совсем не высок - ниже только воры и путаны. Поэтому вам так важно доказать, что каждый человек благороден?

Если Эрвин и задел его, Давид не подал виду:

– Я всего лишь живу согласно своим убеждениям. Коль верю, что Человек – высокое звание, то и стараюсь быть достойным, несмотря на низкое происхождение.

– Не держите зла, - попросил герцог. – Я признаю ваши достоинства, но вы – исключение. Мораль среди низкородных – редкость, а не правило.