Тень Земли

– Дик обещал, что вернется с рассветом. Сколько еще осталось? Час? Полчаса? – Казалось, будто Мария успокаивает еаму себя или выплескивает беспокойство. – Но с Синей скалы непросто выбраться. Никто и не выбирался – разве на чиселицу или в яму. Так Анхель говорит. Страшно, Мигель!

Анхель – это Кобелино, храпевший сейчас с Пашкой и Филином на крыше. Мария, хоть не испытывала к мулату приязни, звала его только так, по имени, и Гилмору чудились в этом ирония или какой-то тайный смысл, вложенный, разуется, не Марией, а им самим. Анхель – ангел… Однако Кобелино не был ангелом, как, впрочем, и отродьем преисподней, в которую он мог попасть лишь в качестве клиента. Но уж клиентом – непременно! Временами Гилмор размышлял, какие муки ждут Кобелино в аду: насильникам было положено бичевание, предателям – раскаленные сковородки. Возможность такой альтернативы не исключалась, хоть Кобелино, бандит и насильник, еще не стал предателем. Не стал, так станет! Он очень не нравился Гилмору.

Вытянув руку, Майкл-Мигель коснулся темных волос Марии.

– Не тревожься, девочка! Брат Рикардо знает, что делает. Раз обещал, значит, вернется. Солнце еще не поднялось.

Он старался говорить с уверенностью, которую сам не испытывал. Конечно, звездный брат силен и ловок и обладает волшебными уменьями; с ним не сравнишь ни агентов Па-чанги, ни топтунов-бандеросов. Но он отправился в узилище почти нагим и безоружным, без чудесных устройств, вызывающих сон и отворяющих двери, без замораживающих гранат и своего волшебного браслета… Гилмор понимал, что это – не свидетельство легкомыслия, а сознание силы, но от того тревожился не меньше.

Мысль его опять свернула к Кобелино. Вчера мулат явился с новостями, но брата Рикардо не застал; братРикардо, Митек Корявый, отбыв на Синюю скалу, по всей вероятности, уже трудился над тюремными решетками и запорами. Может быть, зря; может, он ничего не найдет в Старом Архиве, кроме крыс, пауков и заплесневевших бумаг. А если найдет… Это было бы чудом, избавившим его от посещения Кратеров. Подобный визит казался Майклу-Мигелю столь же рискованным, как эскапады на Синей скале. И хоть дон Грегорио от имени поделыциков и коллег гарантировал безопасность звездному посланцу, чего стоили его обещания? Во всяком случае, Гилмор им не верил – ни дону Грегорио, ни прочим донам, ни Кобелино.

Он посмотрел на Марию: девушка, не отрывая глаз, следила, как над восточными холмами розовеет небо. Огромный питон за ее спиной казался россыпью тускло мерцающих изумрудов.

«Мессия снова явился на Землю, – подумал Гилмор. – Правда, теперь он – не жертвенный агнец; он явился, чтобы развеять мглу забвения и покарать нечестивых. Но есть и сходство с прежним мессией: этот тоже при деве Марии и свите апостолов. Два пастуха, поэт-неудачник и бандит. Четыре, всего четыре, не двенадцать; найдется ли среди них Иуда?»

Изумрудный змей вдруг поднял голову и зарокотал, повернувшись к воротам. Мария вскочила; метнулись темные пряди волос, вспыхнули зрачки, морщинки на лбу разошлись, будто смытые теплым дыханием ветра. Солнечный диск показался над холмами, в лицо девушки брызнуло светом, она зажмурилась, вытянула руки и прошептала:

– Дик… Это Дик… Он обещал – и вернулся, Он ведь всегда выполняет обещанное. Верно, Мигель?

– Всегда, – сказал Гилмор, вставая. Потом, сделав паузу, произнес: – Наверно, теперь он отправится в Кратеры. Ты попроси, чтоб он вернулся. Хорошенько попроси.

Глава 11

Три часа пополудни. Душный влажный воздух, рев мотора, пыль и зной.

Ричард Саймон, смятый лист, поникшая трава, трясся на жестком, обтянутом грубой тапирьей кожей, автомобильном сиденье. Этот транспортный механизм не был похож на привычные тачки и грузовые автофургоны. Восемь колес с широкими шинами, закрытый железный кузов со следами сварки, наверху – пулемет в лючке, одна амбразура – водителю, две боковые – стрелкам. Амбразуры были распахнуты: в передней струилась пыльная лента дороги, в правой за прибрежными скалами сияла морская даль под ярким лазурным небом, в левой неспешно сдвигались назад обвитые лианами древесные стволы, изумрудные кактусы и заросли бамбука. Солнца Саймон не видел; значит, его везли на северо-восток от Рио, вдоль побережья. К тому самому месту, где когда-то стоял монумент Жоану Мореплавателю. В Кратеры.

Посланцу со звезд велели сесть под люком. Впереди, вполоборота к нему, устроился Карло Клык: широкая темная физиономия, нависшая бровь над смоляным глазом, щетинистые усы и центнер серебра на мундире. Сзади в напряженных позах скорчились трое охранников с карабинами, глядевшими Саймону в затылок. Он прикинул, что, если быстро наклониться, две пули поймает Клык, а одну – водитель. Второй раз вертухаи выстрелить не успеют – в тесной машине он мог дотянуться до каждого и погрузить мгновенно в вечный сон. Намного быстрей, чем с помощью гипнозера. И потому Ричард Саймон был спокоен; сидел, полузакрыв глаза, и размышлял о вечном.

Джинн, безусловно, относился к таким категориям. Искусственный интеллект был вечной неистребимой мечтой психологов, биологов и кибернетиков, и в этом смысле двадцать четвертый век не отличался от века двадцатого или двадцать первого. Десятилетия Исхода и колонизация Новых Миров, потребовавшая титанических усилий, притормозили прогресс человечества в сфере естественных наук, сделав его более плавным, осмысленным и осторожным. Конечно, технология не топталась на месте, но приоритеты ее изменились в сторону более всеобъемлющей и общественно-полезной реализации накопленных достижений. Терраформирование миров, создание мощных установок планетарного и звездного масштаба, – энергетических модулей глобальной транспортной сети, автоматических производств, умиротворяющего, но не смертельного оружия. Все это, разумеется, при самых высоких экологических критериях – человечество, получив бесценный дар неограниченной экспансии, прозрело и не собиралось превращать обитаемые миры в подобия прежней земной свалки. В силу этих причин, а также других, весьма неоднозначных и сложных, в реальности Ричарда"Саймо-на существовали планетолеты, но не было звездных кораблей, энергия производилась путем термоядерного синтеза, а не с помощью нейтринных или кварковых генераторов, повсеместно использовались лазеры, но не аннигилирующие лучи, связь осуществлялась на радиоволнах, а не посредством телепатии. Что же касается информационных и вычислительных систем, то они стали исключительно мощными, надежными, миниатюрными и общедоступными. Это, однако, не означало, что компьютер способен конкурировать с человеком или даже превзойти его; компьютер, как и в прежние времена, оставался средством для хранения и целенаправленной переработки больших массивов информации, своего рода интеллектуальным костылем, на который мог опереться человеческий разум.

Но между интеллектом и интеллектуальным костылем – большая разница.

В Стабильных Мирах с высоким ИТР существовали общепланетные компьютерные сети, столь же емкие, совершенные и разветвленные, как некогда на Земле. Были и супермощные компьютеры вроде «Перикла-ХК20», способные преодолеть Первый Тест Разумности: словесное общение с таким устройством не позволяло выяснить, что собеседник не относится к человеческому роду. В этом-то и заключался вопрос; компьютер, совокупность программ, оптических и электронных узлов, производил впечатление говорящего человека, ни в коей мере не являясь человеком по существу. Сущность его была иной, и если бы он.продемонстрировал признаки истинной разумности, то разум его, безусловно, был бы отличен от человеческого. Ведь разум – производная восприятия, а компьютеры воспринимают мир совсем иначе, чем люди; ergo, всякий компьютер, мыслящий якобы как человек, неразумен. Он всего лишь подделка под интеллект человека, фантом мнимой разумности, говорящий костыль.

Но Джинн не являлся ни костылем, ни фантомом, ни подделкой. Скорее он мог оказаться мистификацией, шуткой гения, приписавшего свои открытия и труды бестелесному электронному существу, которое будто бы зародилось в земных компьютерных сетях в самом начале двадцать первого века. Эта гипотеза была не лишена оснований, и Саймон, знакомый с секретным докладом специалистов ЦРУ, мог взвесить все «за» и «против».

С одной стороны, Сергей Невлюдов, петербургский физик, все-таки не был гением – во всяком случае, он не проявлял признаков гениальности до тридцати трех лет, до разработки теории трансгрессии в 2004 году; сделав же это эпохальное открытие, он канул в неизвестность. Значит, ему помогали? Но кто? Пришельцы из космоса? Потусторонние силы? Или – что более вероятно – компьютерный нечеловеческий разум, с которым он установил контакт?

С другой стороны, гениальность – слишком неоднозначный и сложный феномен, чтобы судить о нем с определенностью. В одних ситуациях она имела стабильный характер, не покидая благословленного ею носителя в течение десятилетий, в других проявлялась спонтанно, как вспышка, краткое или не очень длительное озарение, приводившее к кон-: кретному результату. Быть может, нечто подобное произошло с Невлюдовым?

Сам он при жизни не раскрывал секрета, однако оставил компьютерный диск, найденный Саймоном на Аллах Акбаре, в сказочном подземелье эмиров Азиз ад-Дин. Текст на диске был местами испорчен, и аналитики Конторы, исследовавшие древний меморандум, не пришли к определенному мнению. Согласно этим записям, в феврале 2004 года Невлюдов вступил в контакт– совершенно случайно, в процессе текущей работы – с разумом, зародившимся в земных компьютерных сетях, с электронным Джинном, обладавшим признаками сказочного всемогущества. Невлюдов не считал этот разум искусственным; искусственной – то есть сотворенной людьми – была среда его обитания, но он возник в ней естественным путем, возможно – в результате взаимопроникновения и стремительной эволюции сотен, если не тысяч, программ-зародышей. Во всяком случае, разум Джинна не походил на человеческий, и лишь в процессе общения с Не-влюдовым он научился контактировать с людьми – собственно, с тем единственным человеком, с которым пожелал вступить в контакт.