Тень. Своя судьба

Сначала я терпела, всё надеялась, что она меня учить начнет, но мастерица не спешила -- то ли не хотела растить конкурентку в моем лице, то ли выдержку мою проверяла. Ну, как выяснилось, выдержки у меня никакой. Скандалить и выяснять отношения я не собиралась, но к концу второй недели, наскучив бесконечной монотонностью труда, аккуратно отложила работу в сторону, вежливо попрощалась с хозяйкой, дав ей понять, что больше не вернусь, и закрыла за собой дверь.

К вечеру уже начала жалеть. Просто вдруг увидела себя глазами соседей: лентяйку, к работе не приспособленную, сдавшуюся при первой же трудности. И неизвестно еще, как портниха ситуацию представит...

А потом разозлилась, но уже по другой причине: с чего это я вдруг должна на себя чужими глазами смотреть? Они просто люди. Такие же, как везде, мне это миерс Олана доходчиво объяснила. Да, неплохие. Трудолюбивые, этого не отнять. И в чем-то даже героические -- уж таких историй я наслушалась! И эти люди по-прежнему интересны мне. Но это же не значит, что я должна становиться такой же, как они. Нет, не становиться, а думать, как они. Видеть себя их глазами, оценивать с их точки зрения.

После этого мне стало легче. Но сама проблема от этого не исчезла: я по-прежнему не видела, чем себя занять, и скучала, откровенно скучала.

Миерс Олана слушала мои рассуждения внимательно, кивала головой, вздыхала сочувственно, а потом и говорит: 'Это все равно не для тебя. Ты девушка ученая, тебе такое дело нужно, чтобы голова была занята, а не только руки'.

И это правда: и рукоделие, и готовка, к которой квартирная хозяйка с некоторых пор начала меня подпускать, занимали мой ум только до тех пор, пока не притупилось ощущение новизны.

'Но что я могу делать?' -- растерялась я.
– - 'Подожди чуток, -- ответила миерс Олана, -- я должна подумать'.

О том, что она надумала, я узнала через несколько дней, когда к обеду в доме появился гость, пожилой мужчина со строгим взглядом. Я его знала -- мастер Тогар, он здесь школой заведует, -- но лично знакома не была.

Хозяйка представила нас друг другу, а после принялась меня нахваливать -- и такая я умница, и книжки читаю, и считаю хорошо, и речь как у благородной. Мне даже неловко стало -- не потому что не правда, просто до сих пор я почитала все это само собой разумеющимся. Что такого выдающегося в любви к чтению? А потом сообразила -- это ж она меня в помощницы учителю сватает! Сперва чуть-чуть обиделась, что со мной предварительно не обсудила, но по некотором размышлении согласилась, что это правильно -- сама бы я ни за что не решилась на такое место проситься.

А мастер Тогар сначала слушал миерс Олану со скепсисом, сразу смекнув, чего она добивается, а потом повернулся ко мне и начал вопросы задавать: что я изучала да как долго, до какого уровня доучилась. А затем и вовсе настоящий экзамен мне устроил -- и по землеописанию опрашивал, и писать заставлял, и задачки решать. Гонял часа два, наверное. Миерс Олана даже сочувствующие взгляды на меня бросать начала.

После проверки мастер посидел немного в задумчивости и заявил: 'Вот что, миерс Ауста, знаний у вас предостаточно, чтобы детишек на начальной, а то и на средней ступени обучать. Пишете вы без ошибок, однако акцент в речи слышен, а потому грамоте учить детей я вас не допущу, а вот счету -- вполне, если с учениками справитесь. Решаетесь?'

И я, конечно, согласилась, хотя страшно было до дрожи в коленках -- я же никогда с детьми дела не имела и не знаю, как с ними обращаться. Еще один вопрос меня беспокоил: а имею ли я право учить в школе? Ведь я не настоящая учительница. Мастер Тогар грустно усмехнулся: 'Вы думаете, настоящие сюда едут? Обычно люди с хорошим образованием могут неплохо устроиться у себя на родине, мало кто из них будет преодолевать океан в поисках лучшей доли'.

Два дня я просто сидела на уроках, которые вел сам мастер Тогар, а на третий он допустил меня к ученикам. В своем присутствии, разумеется. Я, конечно, знала заранее и к занятиям готовилась, но все равно боялась ужасно. Оказалось, все не так страшно -- и дети меня слушали, и голос не дрожал даже. Мастер меня похвалил, а дальше все происходило очень быстро: я получила расписание уроков и список тем, которые надо изучать, и уже на следующий день осталась с учениками один на один. То есть одна против всех. Потому что, увы, это было совсем иначе, чем в присутствии мастера Тогара. Детишки явно решили, что теперь можно шуметь, стоять на голове и полностью меня игнорировать. Но я все же еще немножко принцесса, помнишь? Словом, мне удалось дать понять, что слушать меня -- гораздо проще и безопаснее, чем не слушать. После этого дело пошло на лад. Не без сложностей, конечно, и я все еще не вполне уверена в своих силах, но я стараюсь и надеюсь, что справлюсь. А мастер Тогар говорит, что когда я разберусь в землеописании освоенных Новых земель, он мне добавит уроков.

И знаешь, я пока опасаюсь утверждать, но мне кажется, что я нашла дело, которое мне по душе...

***

Впервые после письма Нэл у меня проснулось чувство зависти. Или нет, не зависти, а скорее грусти из-за осознания разницы между жизнью, которую вела она, и моим подобием жизни.

Но спроси меня тогда кто-нибудь, хочу ли я примерить на себя ее судьбу, я ответила бы, что нет, не хочу. Мне не нужен был Иан в качестве мужа -- по правде говоря, никого из своих знакомых я не могла представить в этой роли, как и себя замужней женщиной. Я не мечтала коротать дни и недели в тревожном ожидании, которое сквозило в строках письма. Мне не хотелось иметь соседей, которые рассматривают мою жизнь через увеличительное стекло и под которых надо подстраиваться, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Меня не влекла работа учительницы -- я предпочитала учиться сама, нежели учить других.

Зависть вызывала, пожалуй, та решительность, с которой Нэлисса обрезала все нити, связывавшие ее с прошлым. Новая жизнь Нэл была по-настоящему новой, и бывшая принцесса искала ней свое место, не оглядываясь назад. И мне оставалось только пожелать ей, чтобы прошлое ее не догнало, ворвавшись в это новое и разрушив его.

Я же тащила свое прошлое с собой -- груз недоверия, постоянное ожидание подвоха, опасение, что меня хотят использовать, ничего не давая взамен. Даже теперь, приняв решение жить, а не наблюдать за жизнью, я как будто разделилась надвое: одна часть меня вкушала радости и разочарования, свойственные возрасту, другая подсматривала в щелочку, оценивая окружающих холодным взглядом, препарируя каждое движение, каждый взгляд, каждое слово.

Иногда мне хотелось завязать глаза своей тайной половинке, чтобы не подсматривала за моей жизнью. И запретить ей делиться со мной своими мыслями, полными язвительной недоверчивости, разъедающей меня изнутри.

Иногда я просто думала, что схожу с ума, и только памятуя об уроках Бьярты, понимала, что в таком разделении нет ничего противоестественного. Мало того, это насущная необходимость, потому что, как ни крути, довериться Главе и наставникам я не могла. Тут все было однозначно.

Куда сложнее было с ребятами.

Тот же Дрозд вроде бы искренне раскаялся в своем предвзятом отношении ко мне и вел себя практически безупречно. Даже, пожалуй, излишне безупречно для парня неполных восемнадцати лет, что неизменно меня настораживало. Он не злился, ни с кем не конфликтовал, ровно держал себя со всеми, с удовольствием учился и развлекался и не выказывал склонности к дурацким шуткам.

Увидь я его сразу таким, он бы меня наверняка пленил, и теперь я смотрела бы на него влюбленными глазами. Вот как Нитка -- робкое обожание в ее взоре, которым она провожала каждое движение своего кумира, невозможно было скрыть, хотя она честно пыталась.

А я помнила полный презрения взгляд Дрозда и учебный меч в его руке, нацелившийся разить врага в моем лице. И хотя с тех пор мы не раз стояли друг против друга в учебном поединке, и подобное больше не повторялось, я все равно не могла забыть.

И когда я заметила, что Дрозд оказывает мне особые знаки внимания, стараясь сесть поближе, коснуться ненароком, взять за руку, приобнять за плечи, я напряглась еще больше, не позволив себе ни на миг поверить в искренность его расположения. Я улыбалась, доброжелательно разговаривала, но прикосновений старалась избегать, когда это было возможно, и делала вид, что не замечаю поползновений парня. Не знаю, насколько убедительно.