Тень. Своя судьба

Магия? Если магия, тут я бессильна, дара у меня не было. Бьярта подтвердила результаты приютской проверки. Чародейку это вполне устраивало: магические способности, как она мне недавно объяснила могли повлиять на ритуал создания тени и привести к непредсказуемым последствиям.

– - Как исследователю, -- заявила она, -- мне было бы интересно... Однако его величество платит мне не за это.

В общем, без магии так без магии. Я давно смирилась. Тем более, Бьярта мне объяснила, что ничего хорошего приютскую девочку со способностями не ожидало бы. Никто не станет тратить деньги на обучение безродной сироты. Просто лет в тринадцать определили бы в лабораторию при гильдии магов -- наполнять силой кристаллы-накопители. Нудное, монотонное занятие. А после рабочего дня надевали бы ограничительные браслеты -- чтобы не чудила. В общем, совсем не то, о чем мечтают маленькие девочки.

У меня, по крайней мере, была интересная жизнь. Я уже сейчас знала и умела во много раз больше, чем мои сверстницы... не только приютские. А что до судьбы... Может. не все еще потеряно. Я ведь надеюсь. Ищу.

Правда, в тот вечер я так ничего и не нашла, а потому назавтра вновь засела после ужина в библиотеке, дожидаясь, пока домом завладеет вечерняя тишина.

В этот раз я обследовала плинтус -- сначала ощупала по обе стороны от двери, потом взяла нож, который мне удалось утащить с кухни, и аккуратно отогнула от стены. И снова -- ничего.

Я начинала понемногу нервничать, потому что чародейка вернется уже завтра вечером, в крайнем случае, послезавтра утром, а у меня... ничего. Никаких подвижек.

Неужели все-таки магия? Поверить в это у меня не получалось -- по моим представлениям, дверь, открываемая магией, вовсе не должна быть видна, я бы наверняка даже щели не заметила.

Отложив со вздохом нож, я снова потыкала пальцем в стену -- щель становилась видимой, но по-прежнему даже и не думала расширяться. Я даже пнула в сердцах эту неподатливую дверь, но и к моей злости она отнеслась совершенно равнодушно.

Повздыхав, я решилась на последнюю попытку. После обследования самой двери и плинтуса оставался только полупустой стеллаж, стоявший вплотную к загадочному входу. Сначала я попыталась его отодвинуть. Безуспешно -- вероятно, шкаф был привинчен к стене или к полу. Или просто оказался слишком тяжелым для двенадцатилетней девочки. Я немного попыхтела, но не слишком огорчилась, сообразив, что вряд ли чародейка всякий раз, когда ей понадобится в потайную комнату, двигает мебель.

Оставалось только поковыряться в самом шкафу. Немногие книги, стоявшие на полках в полном, как мне казалось, беспорядке, перекочевали на подоконник, и я принялась обшаривать и ощупывать внутреннюю поверхность стеллажа. За окном к тому времени окончательно стемнело, света от лампы было недостаточно, и я действовала вслепую. Вероятно, это и обострило мою чувствительность или интуицию. А иначе с чего бы мне пришло в голову раскачивать крепление, на котором держалась одна из полок? А так, повинуясь моему нажиму, невидимый глазу шпенек поддался, погрузившись в боковую стенку шкафа. Одновременно с этим вожделенная дверь отворилась беззвучно, явив моему взору темный провал.

Недолго думая, я подхватила светильник, подперла дверь толстой книгой, чтобы не остаться случайно запертой внутри, и скользнула в темноту. Комната оказалась небольшой, без окон, и была сплошь заставлена книжными полками. Вероятно, этого следовало ожидать: куда еще может вести потайная дверь из библиотеки, как не в библиотеку же, только тайную? Но... столько книг! Даже если одна из них содержит ответы на мои вопросы, мне предстоит поселиться тут, чтобы найти их. Увы, у меня была одна-единственная ночь, а потому мне оставалось надеяться только на везение. Надо хотя бы попробовать!

И я решительно потянула с ближайшей полки первую попавшуюся книгу, водрузила ее на стол, открыла не без трепета... и чуть не взвыла от разочарования: моему взору предстали совершенно пустые страницы. Вторую книгу я вовсе открыть не смогла: как ни билась над мудреными застежками массивного фолианта, они не поддались. Глотая злые слезы, вернула тяжеленную книжищу на место. Похоже, книги тут хранились особенные, защищенные чарами от любопытных глаз. И все-таки я не удержалась и рискнула снять с полки еще одну.

Лучше бы я этого не делала! Книга, как и первая, открылась легко. Меня не смутило то, что заголовок на титульном листе я не только понять, но даже прочитать не смогла -- вроде бы и язык знакомый, но почему-то не получалось сосредоточиться на тексте, буквы словно расплывались перед глазами. Не задумываясь над тем, что делаю, я попыталась потереть надпись, будто бы надеялась, что она от этого прояснится. Сперва потерла пальцами, затем тыльной стороной ладони, а после, не добившись результата, почему-то приложила к буквам запястье. Вот тут-то она и полыхнула, эта надпись. Черным колдовским пламенем, словно сотканным из тьмы, но обжигало оно при этом не хуже обычного.

С писком отдернув пострадавшую руку, поскорее захлопнула коварную книгу и сунула ее обратно в шкаф.

Как-то мне сразу расхотелось обследовать дальше комнату, в которой жили страшные зачарованные книги. Подхватив светильник, я выскочила за дверь и поспешила замести следы преступления. Дверь, к счастью, легко затворилась, стоило мне снова нажать на шпенек, но перетаскивание книг с подоконника обратно на полки далось мне с трудом -- ожог давал о себе знать пульсирующей болью.

У меня даже не хватило сил вымыться перед сном. Я лежала в постели, тихонько поскуливала и баюкала обожженную руку. Жалела себя и одновременно злилась на себя же -- за беспечность и наивность, за то, что оказалась слабее и чувствительнее, чем думала. Я-то полагала, что за годы жизни в доме чародейки привыкла к боли и не боюсь ее, а оказалось, я просто не знала, что такое боль. Ощущение было такое, будто темное пламя поселилось в моей руке и грызет ее изнутри. Иногда мне удавалось отключиться ненадолго от боли и забыться сном, и тогда тьма обступала меня снаружи. Холодная. Обжигающе ледяная. Этой тьмы я прежде не знала.

Утром, несмотря на тяжелую ночь, я поднялась с постели в привычное время, оделась и умылась. И даже умудрилась кое-как перевязать руку. Боль при этом никуда не делась, даже наоборот, начала расползаться от раны вверх по руке и дальше, по всему телу, отдаваясь гулкими ударами в висках и заставляя меня закусывать губу и глухо постанывать при малейшем движении.

О том, что тренировку мне, скорее всего, не выдержать, я догадывалась, но все равно к назначенному часу выползла на площадку и даже попыталась выполнять указания мастера Оли, но, споткнувшись на беговой дорожке, рухнула лицом вниз и подняться уже не смогла.

Сознание я не потеряла -- слышала сквозь пелену боли ругань мастера, чувствовала, как он подхватил меня и понес, смутно запомнила, как раздевал и укладывал в постель, а после этого реальность окончательно уплыла.

К возвращению чародейки я уже металась в бреду, мало что понимая. Кажется, видела лицо склонившейся надо мной Бьярты с поджатыми губами и холодным взглядом черных глаз. И вроде бы из ее безупречной прически снова выбилась непослушная прядь, и чародейка время от времени сдувала ее, прерывая свое монотонное бормотание. А может, это мне только снилось, потому что, помимо Бьярты, в моих видениях присутствовала ледяная тьма, и иногда казалось, что не чародейка, а сама эта тьма дотрагивается до меня черными скрюченными пальцами, заставляя выть и терять разум от нестерпимой боли.

Но боль постепенно отступала, пока я наконец не очнулась в своей кровати. Бьярта была рядом. Поймав мой взгляд, чародейка поднялась с кресла, поднесла к моим губам чашку и влила в рот горько-кислую жидкость. Дождавшись, пока я проглочу мерзкое снадобье, Бьярта помогла мне улечься поудобнее и проговорила сухо:

– - Наказывать не стану. Ты сама себя достаточно наказала. В другой раз будешь умнее и не полезешь туда, куда тебя не звали.

И вышла.

Ледяная тьма еще долго являлась мне в сновидениях, обжигая своими прикосновениями. У нее было лицо Бьярты и темные провалы вместо глаз. Хозяйка была права: я сама себя наказала. Болью. Кошмарными снами. Вернувшимися страхами, бороться с которыми становилось труднее, чем прежде. И бесконечной слабостью, которую приходилось преодолевать, когда меня вновь допустили к тренировкам.