Тенета для безголосых птиц

– Мы спасены, придурок, мы спасены.

Он вздрогнул и не поверил.

– Так шутить, – мрачно заметила Лада, – жестоко, очень жестоко.

А Женька даже зажег свечу и поднес ее к моему лицу. Наверное, мои глаза горели каким-то безумным блеском.

– Да ты просто свихнулся, – наконец-то констатировал он.

И только Варя, Варежка, бросилась мне на шею и прошептала:

– Я знала… Мы спасены!..

Я никогда не видел, как танцуют индейцы, исполняя свои обрядовые танцы. Но догадывался, что мы пляшем не хуже. Обнявшись в плотном кружке, мы топали ногами, исполняя ритуальный танец освобожденных невольников. Под ногами была земля. Настоящая. Еще влажная после дождя. Которую мы чувствовали физически. Потом Юрка издал непонятные резкие звуки, хлопая по губам ладонью. А ведь еще недавно он чуть не вмазал мне по физиономии, обвиняя в сумасшествии. Лада во весь голос запела что-то испанское, а потом бухнулась Раскрутину прямо в руки, обняв за шею и кокетливо подняв одну ногу вверх. И этот кабан не удержался, и они повалились наземь. Дроздов, как безумец, вдруг почему-то стал исполнять лезгинку, встав на цыпочки и чуть изогнув спину. При этом его руки лихорадочно мотались то влево, то вправо. А мы с Варей закружились в вальсе. И ее милое личико было приподнято вверх, к просветлевшему небу. И она не могла оторвать от него своих распахнутых глаз…

Наконец, мы успокоились и огляделись вокруг. После долгих дней, которые мы провели в темноте подземелья, мир выглядел гораздо ярче. Чем раньше. Ярко желтое поле. Ярко оранжевый лес. Ярко синее небо. Мир выглядел гораздо красивее, чем до взрыва. И мы это по-настоящему, возможно, впервые в жизни, оценили по достоинству.

– Ну что, домой? – тихо сказал Дроздов.

И все согласились. И вдоль поля зашагали домой. Хотя еще толком не знали, где наш дом. Мы шли без усталости, легко, свободно, почти бежали, хотя, по идее, после всего должны были еле передвигать ноги.

Наконец мы вышли к мокрой от дождя дороге, на обочине которой стоял один единственный газетный киоск. В этом мире лесов и полей, дождей и облаков, он был признаком далекой, казалось навсегда потерянной цивилизацией. Неким НЛО. И мы не знали еще – радоваться ему или нет. И остановились.

– Во всяком случае, он очень напоминает наш дом, – кивнула в сторону киоска Лада.

– Ну что ж, посмотрим, какие новости ждут в этом доме, – в предвкушении неизвестности Юрка потер руки.

В киоске показалась круглая лысая голова в очках.

– Вас интересуют новости? Пожалуйста, свежие, только что испеченные, еще пахнущие типографской краской.

Мы пошарили по карманам, нашли несколько монет и купили газету. И молча принялись разглядывать первую полосу. Там сообщалось, что всех посетителей кафе «Лебединая песня» официально признали погибшими во время взрыва. Ко всему прочему, якобы даже нашли наши останки под обломками здания и вчера провели символические похороны. Газета соболезновала нашим родным и близким и сетовала на трагическую случайность, которая сегодня могла каждый день коснуться каждого их граждан.

– Ну что, – я первым нарушил молчание. – Домой?

– Домой, – Юрка почесал свой лысеющий затылок и посмотрел на небо. – Наш дом, Леха, теперь там. А здесь нас нет, не существует. У нас нет уже родных – они оплакали нас и похоронили. У нас нет работы – нас вычеркнули из штата и наверняка уже нашлись охотники на наши места. Так зачем их разочаровывать? Для нас вообще уже не существует места на земле… И вы хотите домой?

– Туда, где уже не ждут? – Женька пожал плечами.

– Туда, где от нас остались только могильные надгробия? Для чего? Разве что положить на них букетик цветов, – расхохоталась Лада.

– И где, если мы вернемся, все будет по-прежнему, – вздохнула Варя. – Я не хочу по-прежнему.

– А кто хочет? – я со всей силы обнял ее. – Кто? Кто!

Из киоска показалась лысая голова, блеснув на солнце.

– Молодые люди, до города всего пару километров. Вы ведь, насколько я понял, работники этнографической экспедиции, затерявшейся неделю назад? Да, страшный был ураган, я очень, очень рад, что все обошлось и вы остались живы…

Я внимательно посмотрел на своих товарищей. Пыльные, грязные, помятые, рваные, заросшие. Мы действительно были похожи на пострадавших от урагана.

– Дядечка, – крикнула ему Варя. – Это до столицы два километра?

– Что вы! – продавец новостей от возмущения чуть не вывалился из киоска и сплюнул три раза. – Зачем нам столица. Бог с ней! Она совсем в другой стороне. Я говорю про наш городок, маленький, тихий, добрый городок! Где так за вас волновались и где вас так ждут!

– Спасибо, добрый человек, – Юрка театрально поклонился ларьку в пояс. – Мы вас никогда не забудем.

Все переглянулись.

– Ну что? – задал я почти риторический вопрос. – Не каждый день и даже не каждый год судьба бросается такими подарками.

– Что и говорить, – махнул рукой Дроздов. – Даже не каждую жизнь выпадает шанс все начать с начала.

– Ну что, начнем? – подвел итог Юрка.

Нашу усталость как рукой сняло. И мы быстро зашагали навстречу чужому, совершенно неизвестному городу. Навстречу совершенно другой жизни, которую мы решили начать с начала. Навстречу новой судьбе, которая по нашим расчетам, будет обязательно счастливой. Мы все дальше отдалялись от дома, нисколечки не жалея, что там, после нас остались только одинокие надгробные плиты. Что еще мы могли там оставить после себя?..

Я и Варя поселились в трехэтажном доме старой постройки, в маленькой квартирке, единственным преимуществом которой был большой балкон с видом на лес.

Каждое утро я приносил ей охапку поздних лесных цветов и пестрых листьев. И обязательно прилагал записку с четверостишьем, сочиненным по пути. Варя жмурилась, сладко зевала и утыкалась в букеты. И запах леса витал по комнате.

А потом на балконе, укутавшись в теплые одеяла, мы пили кофе со свежим молоком, которое каждое утро приносила молочница. И я целовал Варежку в сладкие губы. И от моей любимой веяло чем-то далеким, почти забытым, полудетским.

– Ну почему, почему это не случилось раньше, и наш маленький дом, и лес, и ты, – в который раз спрашивала Варя. И сама отвечала. – Наверное, потому, что мы были слишком молоды. А молодость не щадит…

– Вернее, мы не щадим себя в молодости, – непременно поправлял я ее. – Потому что нам кажется – есть тысячи судеб, которые окажутся гораздо счастливее. И мы тратим силы на их поиски. И не хотим удержать всего лишь единственную, свою.

– Теперь нам уже ничего не кажется, – почему-то грустно вздыхала Варя, вглядываясь в осенние облака. – Теперь уже все есть. И наш маленький дом, и лес, и ты… И другой судьбы не надо.

Я крепко прижимал Варю к своей груди. И, прижимая ее к груди, следил за стаей птиц, стройным, почти запрограммированным клином улетающих в чужие края. Каждую осень они практично и целеустремленно ищут другую судьбу. Чтобы весной вернуться к своей…

Осень проходила за осенью… Цветов Варе я уже не приносил. Только желтые, красные, коричневые листья. Много-много, охапки листьев. И строчки уже не рифмовал. Но скромные, теплые, прозаичные строки все равно обязательно прилагал к осенним букетам.