Тени Авалона
Шрифт:
– С тех пор, как ты приплыл, мы почти и не были вместе вот так, как сейчас, – вздохнула Дженни. – Все на бегу, все время спасаю или спасаюсь. Нет времени, чтобы просто посидеть на ветру, поглядеть на море. Всегда должно быть время поглядеть на море.
Арвет протянул набросок.
– Уже закончил?
Картина не изменилась, только в углу выросла башенка, на которой можно было различить две маленькие фигурки.
– Допустим… Если все картины о чем-то говорят, тогда о чем твой рисунок?
Арвет задумался:
– О свободе. Об одиночестве.
– Ты до сих пор веришь в Бога?
– А что поменялось? – Арвет пожал плечами. – Оттого что я стал шаманом, с Богом ничего не случилось.
Девушка только руками развела:
– Вот упертый!
Она встала, уперла кулаки в бока:
– Эй, Бог! Ты там, наверху! Если ты там, всемогущий и всеведущий, скажи – зачем все это?
– Джен, он так не ответит, – мягко сказал Арвет.
– Да он вообще не ответит! – Дженни начала кипятиться. – Это же глупо – полагаться на какого-то всемогущего дядю, который решит твои проблемы. Если он есть, как допустил, чтобы маму унесли в Тартар? Чтобы Марко лишился половины жизни? Чтобы погиб город и весь Магус Дьюлы?
– Джен…
– Каким жестоким надо быть, чтобы ничего не делать, когда на войне гибнут дети?!
– Или Бог садист, или его нет, – перебил ее Арвет. – В любом случае, молиться ему бессмысленно. Так?
– Пусть он ответит, если есть! – не сдавалась Дженни. – Сам подумай, сколько мы всего видели, а Бог на глаза не попадался.
Зачем смерть, Бог?! Зачем ты всех убиваешь, Бог? Что мы тебе сделали?!
Ее знобило, сердце колотилось сильно-сильно и хотелось плакать. Этот мертвый город она не забудет никогда.
Арвет встал, обнял ее.
Стало немного теплее.
– Думаешь, мне бы не хотелось, чтобы он был? – сердито сказала Дженни. – Тебе плохо – помолился, и легче стало, наверное. А мне куда идти?
– Ко мне, – серьезно сказал Арвет.
Его дыхание грело затылок, и мурашки ползли по шее, и Дженни хотелось стоять так вечно, и уже не спорить, а просто слушать море.
– Завидую я, – буркнула она, остывая. – Ты со своим Богом как в шубе на морозе. А я голышом.
– А может, он не садист, – сказал Арвет. – Может, он слишком любит людей.
– Любит?! – Дженни аж задохнулась. – Как же он может стоять в стороне, если убивают ребенка?!
– Один раз вмешаешься – придется вмешиваться всегда и везде. Нельзя спасти в одном месте, а в другом уберечь, придется спасать еще и еще. И тогда что останется от свободы человека? Мы будем просто игрушками в его руках. А ты представь, каково это – мочь все, и видеть, и понимать всех людей и их поступки, любить всех и при этом добровольно ограничить свое всемогущество ради свободы всех. Ты подумай, какая это мука.
Дженни недовольно засопела. Она все равно была не согласна – нельзя, нельзя допускать зла! Но понимала, что этот спор сейчас можно закончить только ссорой.
А ссориться она не хотела. Она хотела стоять вместе с ним.
– Арви?
– Чего?
– Я бы не хотела никого спасать, – шепнула она. – Хотя бы годик.
Юноша
положил подбородок ей на плечо.– Смотри – закат. Каждый вечер солнце опускается в бездну, и где гарантия, что вернется? Но оно проходит круг и восходит снова. Раз за разом. Просто делает, что должно. Лучше быть, как солнце…
– Смешной ты. Солнце – огромный шар газа. И это мы вокруг него вращаемся.
– Тем более, – с жаром возразил он. – Ты подумай – болтается в черном космосе, одно, в компании каких-то мелких камешков. И ведь не устает, светит. Если бы я стал пастором, то вместо проповедей рисовал бы картины.
Дженни хихикнула:
– Представляю зрелище – все собрались послушать слово святого отца, а тут ты на треноге выносишь холст. И сдергиваешь покрывало.
– А что? Я слыхивал проповеди и хуже.
– Арви, Арви, ну зачем ты приплыл, глупый ты саам.
– Чтобы тебе было кого шпынять, разумеется.
Глава семнадцатая
Черный «Рэндж Ровер» уткнулся носом в дюну, энергично заработал колесами, но не продвинулся вперед. Водитель сдал назад, загнал машину в тень чахлого деревца.
Раздраженно опустил шторки, затемнил окна. Дальше – пешком, когда зайдет солнце. Та его часть, которая некогда была демонием, слышала хор бывших собратьев, они шли по следу.
С севера прилетал другой запах, он говорил о дерзком мальчишке, который должен был послужить пищей химеры, а стал ее братом.
Самый зыбкий след заставлял дрожать сердце. Дженни скоро ступит во Внешние земли.
– Будет весело, – сказал своему красноглазому отражению в зеркале Охотник Клаус Хампельман. – Будет вкусно.
Вечерний океан шумел, солнце уже увело колесницу за край горизонта, и в небе остывали заревые отблески копыт его коней.
Эвелина лежала в шезлонге. Кто-то накрыл ее пледом.
– Спасибо, – Эвелина подняла голову. – А где Эд?
– В доме, остался допивать божоле, – Джей сел рядом прямо на песок.
Эвелина молчала, Джей осторожно взял ее узкую белую ладонь.
– Холодные, – сказал он.
– Прости.
– За что?
– Что не могу дать тебе настоящей человеческой жизни. Что ты вместе с нами бегаешь и прячешься. Мы обрекли тебя на свою судьбу, не имея права…
– Моя прошлая жизнь кончилась тогда, на автостоянке, – сказал Джей. – Ты мне дала еще один шанс. Теперь у меня есть цель…
– Быть все время рядом? – печально улыбнулась Эвелина. – Делить жизнь изгнанницы?
– Быть живым, – твердо сказал Джей. – Видеть, как восходит солнце, чувствовать ветер и дождь, злиться и радоваться. Это самый большой подарок, какой можно дать человеку.
Эвелина тревожно сжала его руку.
– Что?
– Что-то не так, – она села. – Когда я потеряла музыку, то стала больше слышать. Я слышу ветер, слышу волны, слышу чаек и сверчков. И слышу, как что-то меняется. Он приближается.