Тени черного леса

— Ты, хохлушка, молчи! — цыкнула на нее старуха.

Но девушка, судя по всему, была из тех, кого непросто заставить замолчать, раз уж она открыла рот.

— А что мне молчать, если я правду говорю. Эти борцы за свободу убили моего отца и мою мать! Отец был украинцем, да на Волыни таких смешанных пар несчитано! А мать за что убили? А за то, что с хохлом живет! Тем и спаслась, что тетка меня оттуда вытащила к родне. Да сама недолго протянула. Снасильничали ее стадом эти борцы за свободную Польшу. Сколько они так людей побили! Чем они лучше немцев? Да и с немцами эти партизаны что-то особо не воевали. Все больше по пущам отсиживались, а ночью в деревни за самогоном шастали. Пока русские танки стоят — никто хотя бы грабить не будет… — С этими словами Марыся выскочила из горницы.

— Бедовая она у нас, — покачала головой старуха. — Оно, конечно, понятно. Там, на Волыни, у нее отца и мать убили. А кто убил — поди пойми. Моя вторая дочь привела ее сюда. Сама вскоре померла. Мы думали — и Марыся помрет, но ничего. Может, оно и к лучшему. Когда немцы молодых стали угонять в Германию, ей, как дурочкой, побрезговали. Вот только как распустит язык при чужих людях…

— Не беспокойтесь, мамаша. Мы люди не болтливые. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Правда, Стась, — обратился Мирослав к Мельникову.

— Оно, конечно. Доносить не побежим.

Выпили по второй. Тут стало видно, что дедок лелеет под сердцем какой-то заветный вопрос — но все никак не решается его задать.

Решился он после третьей.

— Вот… Вы, ребята, к столице поближе живете. А слышно что-нибудь про землю на севере?

— Какую такую землю?

— Да вот ходят слухи, что Восточную Пруссию будут делить. Немцев оттуда выгонят. Половину отдадут москалям, половину — нам.

Вот те здравствуй, жопа, Новый год, — выругался про себя Мельников. Оказывается, о сверхсекретных планах советского руководства знают в глухом закоулке Польши.

— Мы ни о чем таком не слыхали, — осторожно начал Мирослав. — Да это и вряд ли. Куда там! Вы бы видели, что в Варшаве творится. Порядок — только там, где русские. Куда уж нам какие-то там земли заселять! — Помолчав, он осторожно задал вопрос: — А кто ж такие сказки рассказывает?

— Ходят такие слухи. И эти вот, в городке, примерно о том же разговоры разговаривают.

— А «эти» — они кто?

— Кто ж их поймет? Они называют себя местной самообороной. Говорят, что подчиняются Временному правительству. Но мне почему-то кажется — никому они не подчиняются. Да и местных среди них — раз-два и обчелся. Все больше какие-то пришлые. Многие, говорят, с Волыни.

— А ведут себя как?

— В общем, ничего. Иногда проводят реквизиции — забирают скотину. Но платят — золотом. Людей не обижают.

— А что ты удивляешься? — вполголоса спросил Мирослав Сергея. — Умная лиса — и та не ворует кур в ближайшем курятнике. Что ж, завтра пойдем знакомиться с этим местным самоуправлением…

Сергей вышел на крыльцо покурить. Вокруг сгустилась уже полная темнота, в которой белело платье Марыси. Девушка сидела на ступеньках, и плечи ее тряслись от рыданий.

— Что плачешь? — спросил Мельников, усаживаясь рядом с нею.

— Да так, родителей вспомнила. У нас была такая дружная семья. И кому мешало, что они говорили на разных языках… А ведь знаешь что? — Марыся схватила Сергея за руку. — Ведь те, что звали «бить хохлов», или те, другие, кто орал, что «надо истребить всех ляхов», — они точно яйца из одного лукошка. И все какая-то пьянь и рвань.

Марыся была несколько чересчур образованной для крестьянки. Заметив это, Мельников насторожился.

Девушка это, похоже, почувствовала.

— Я хотела быть учительницей. Стала вот, как же… Туда, на Волынь, я уже никогда не смогу вернуться. Да и тут трудно увидеть людей с нормальными лицами. Такими, как у тебя… — Она взяла руку Сергея и положила себе на грудь. — Мне тут очень одиноко… — сказала она, будто бы извиняясь.

Марыся взяла Сергея за руку и повлекла в глубь двора в одну из пристроек, где оказался сеновал. Девушка торопливо стянула с себя платье и сбросила туфли. Видно было, что она очень стесняется, но решила идти до конца. Она торопливо раздела Сергея и легла рядом с ним. Тело Марыси и в самом деле было крепеньким, с вызывающе торчащими грудями. Она старательно, но неумело обнимала Мельникова.

Марыся наивно предлагала себя всю — чем старый солдат Мельников не преминул воспользоваться…

— Как хорошо… Стась, а ведь ты не поляк, — внезапно переменила она тему разговора.

— С чего ты взяла? — изумился Мельников.

— Не знаю, но видно. Но ты не опасайся, я никому не скажу.

В эту ночь Мельников усвоил один из уроков, который запомнил потом на всю жизнь. Позиция «в постели с женщиной». — одна из самых слабых позиций разведчика. Здесь горят не часто, а очень часто.

— Ты похож на тех, с востока, — продолжала Марыся. — Там и украинцы другие, и белорусы другие, чем на польской земле. До войны нам внушали, что на востоке — царство мрака, а оказалось — железные земли, о которые немцы сломали зубы. Я поняла это, когда увидела русских солдат. Твой товарищ — он поляк, но в его глазах тоже что-то оттуда, с востока.

— А твои домашние?

— Они вообще не болтливые. Тем более — дед не любит этих, которые в городке. Он умный. Он так говорит: это не власть, это черт-те что. Значит, от них надо держаться подальше. Эти земли в Пруссии точно не дадут. А коммунисты — они, может, и дадут…

— Марыся, а кто они? Те, кто в городке?

— Как тебе сказать? Это те же люди, что были на Волыни. Убийцы. Они тогда были наглые, ходили, увешенные оружием, — и расстреливали всех, кто им не нравился. Не только украинцев, но и поляков, которых подозревали в том, что те, дескать, изменники. Хоть и бегали быстрее ветра от единственного немецкого солдата. А теперь они какие-то… Увядшие, то ли. И ведут себя тихо. Никого не обижают. У них есть какое-то официальное положение. Какие-то документы… Впрочем, я в этом не разбираюсь. А вообще-то, кажется, — они чего-то ждут. И до тех пор сидят тихо. Но знаешь, — Марыся прижалась к Сергею, — я боюсь, они снова примутся за старое. Будут какого-то выгонять из домов и расстреливать… Такие люди не могут делать ничего хорошего.

Откуда-то от дверей послышался голос Мирослава:

— Слышь, Стась, кончай там нежничать, надо поговорить.

Они устроились на той стороне амбара, где ветер отгонял комаров, и закурили.

— Давай-ка пораскинем мозгами над нашими делами, — предложил поляк.

— Что ж, дело хорошее…

— Что мы тут видим? — начал Мирослав. — Кто-то из представителей прозападных партий на всякий случай держит вооруженные формирования. А если учесть заселение Восточной Пруссии… Да не делай такое лицо, это скоро будут знать все бабки на рынках. Так вот, эти партии с помощью таких вот формирований будут пытаться поставить новые воеводства под свой контроль. Наша задача — постараться разузнать о них как можно больше. А значит — хотелось бы подобраться поближе. Вопрос в том — как?