Тени древней земли
Шрифт:
— Это самый известный проспект Симферополя. Здесь люди впервые целуются, встречаются с друзьями, празднуют важные события… Он проходит практически через весь город, — пояснила Мария, кутаясь в плащ.
— Это великолепно. Это действительно так.
— Она опаздывает, — сказала Мария, посмотрев на часы. Она уже должна быть здесь.
Не отрывая взгляда от небесного пейзажа, Евгений спросил коллегу:
— Ты так и не сказала мне, что ты думаешь о маневре Фирсова?
Мария пожала плечами.
— Что и говорить, это пустая трата времени.
На встрече с начальником
— Жертвы так и не были опознаны, — настаивал он. – Это неприемлемо. Я хочу хотя бы провести тест ДНК на телах, вернее, на том, что от них осталось.
— Это означает…
— Я знаю, что это значит, Райская. Это не предложение… Я уже взял на себя инициативу по отношению к прокуратуре. Позаботьтесь об этом как можно скорее, пусть даже только для проформы, чтобы старик мог уйти со спокойной душой. Если он уже начинает терять ее, то… в общем, вы поняли.
Поэтому оба инспектора спустились в старое архивное помещение Управления и вместе составили запрос на эксгумацию тел с анализом ДНК-профиля, который направили по электронной почте заместителю прокурора, отвечающему за взаимодействие с группой «закрытых дел». Прокуратуре, видимо, было не до того, поскольку ответ был получен менее чем через два часа, что дело поручено судебному патологоанатому и генетику из Института судебной медицины Симферополя, которым дано шестьдесят дней на представление своих заключений, и приложено разрешение на эксгумацию с вывозом гробов с кладбищ, где были похоронены жертвы.
— Барсуков, по крайней мере, будет счастлив, — сказала Мария.
— Вон его жена… Пойдем, посмотрим, что она хочет, — ответил Евгений.
Они отправились на встречу с Региной Барсуковой, которая попросила Марию о встрече. Поприветствовав друг друга, они сели на скамейку в парке, обратившись лицом к центру города, который все дальше погружался в ночную мглу.
— Спасибо за доступность, — сказала Регина.
— С удовольствием. Как Роман Игоревич? — спросил Евгений.
Женщина просто покачала головой.
— Я… я не сказала ему, что приду поговорить с вами. Он бы не одобрил.
Евгений и Мария обменялись тревожными взглядами.
— Я уверена, что он даже не упоминал вам о своей болезни.
— Вы говорите об опухоли? Ну, не в деталях, но я бы сказала, что это довольно очевидно, к сожалению… — пробормотала Райская.
— Нет, Мария. Это не то, о чем я говорю.
— Тогда нет, — вмешался Евгений. – Мы больше ничего не знаем.
— Как я и думала… Роман страдает так называемой деменцией тела Леви. Это нейродегенеративное заболевание, раннее старческое слабоумие, сходное с болезнью Альцгеймера. За относительно короткий промежуток времени оно приводит к тяжелому когнитивному снижению, сопровождающемуся проблемами с памятью, широкими колебаниями внимания, паранойей, тревогой, паническими атаками, галлюцинациями, тремором покоя и целым рядом других ужасных симптомов.
Евгений и Мария погрузились в тягостное молчание: эта новая информация путала все карты.
— Связи с опухолью нет, но вполне вероятно, что рак ускоряет развитие деменции… Он скрывал это, чтобы сохранить работу. Он даже не говорил мне, я сама это обнаружила.
За манерой поведения элегантной женщины, сидевшей рядом с ними, Мария видела страх и муки, которые та испытывает
в одиночку. Ей было жаль ее и в то же время она восхищалась ею; она знала, в какую безводную эмоциональную пустыню погружаются те, кто беспомощно наблюдает за тем, как уходит человек.— Никто не может сказать, как быстро это произойдет, успеет ли опухоль убить его до того, как он потеряет всякое чувство реальности, но я могу заверить вас, что с каждым днем я теряю частички его. Я вижу это: это происходит на моих глазах. Он как будто медленно атрофируется.
— Я думаю, что есть соответствующие лекарства… — начал Евгений.
— Мы можем лишь попытаться контролировать болезнь, временно смягчить ее с помощью лекарств, но остановить ее мы не можем.
— Признаюсь честно: на днях мы заметили, что что-то не так.
— И вы даже не представляете, как он себя чувствовал, как унижался, что его разум предает его перед вами. Это самое болезненное: осознавать, что с ним происходит. Он осознает это. И это разрушает его…
— Черт, вы не представляете, как мне жаль. Он очень умный человек, и, если не считать того дня, он всегда казался нам вполне вменяемым, — сказала Мария. – Мы… Мы можем что-нибудь сделать?
— Я не имею ни малейшего понятия. Честно говоря, я даже не знаю, зачем я сюда пришла, но мне показалось, что вам важно это знать. Неврологи, наверное, не согласятся, но я думаю, что именно его одержимость этим делом сделала его больным.
— Вы говорите о нераскрытых убийствах?
— Да, это так. Это мучает его с тех пор, как я его встретила. Это дело убивает его. В буквальном смысле.
Евгений подумала о возвращении в «логово» Барсукова в Саки, где полицейский хранил всю информацию об убийствах: в конце концов, сознательное замыкание в этой реальности должно было сделать его больным, в этом он был уверен.
— То есть вы предлагаете не возобновлять дело? — напрямую спросил Кротов.
— Я не знаю, и не думаю, что решение зависит от вас. Я бы хотела, чтобы он остановился, серьезно задумался о лечении и оставил этот ад позади.
— И как вы убедите его сделать что-то подобное? — спросила Мария.
— Сказав ему, что вы берете на себя ответственность, что именно вы попытаетесь восстановить справедливость, — произнесла Регина.
Глава сорок пятая
Из лесной гущи они услышали, как ветер свистит между трещинами в скалах, создавая странное переплетение жутких шепотов. Окружающая природа словно предупреждала их перед тем, как они войдут на эту территорию предков, в этот невидимый разлом между настоящим и прошлым. За шепотом ветра, гипнотическим жужжанием насекомых и каскадом ночных звуков они различили сухой треск желудей, растоптанных их тяжелыми ботинками на узких гранитных каменных дорожках, по которым ходят только дикие животные и которые никак не приспособлены для передвижения людей.
Михаил следовал за отцом, проворный, как горный зверек, с глубоким волнением: он мечтал об этом моменте всю свою жизнь. Деревья и кустарники, раскачивавшиеся на ветру, источали сильные ароматы: подросток отчетливо ощущал аромат дикой лаванды и розмарина, которые бодрили воздух, превращая каждый глоток кислорода в укрепляющее средство, помогавшее преодолевать трудности подъема. Они включили электрические фонари, когда темнота постепенно сгустилась, и подросток заметил на коре деревьев насечки: полумесяцы, спирали, треугольники, пентаграммы и другие эзотерические символы, которые, казалось, предвещали инициационное путешествие в нечто неизведанное.