Тени кафе «Домино»

– Подожди, Саша, – вскочил оператор Винклер, – говорят, что нет в жизни счастливым случайностей. А я говорю есть. Не обижайтесь, коллеги, и ты, Саша, и ты, Женя, Саша хороший режиссер. Но он был бы мертв без Леночки. За нее, за нашу удачу!

Все загалдели, зачокались, выпили.

– Учтите, друзья, за половину дела не пьют, так что мы поднимаем бокалы за нашу актрису. Впереди зимние съемки.

Постепенно началось веселое полноценное застолье.

Анекдоты, воспоминания, смешные истории на съемках.

К Лене подсел художник Бауэр.

– Леночка, скажи честно старику, почему ты не уехала?

– Дмитрий Сергеевич, родной, конечно, я могла бы очутиться в Париже. Возможно, что со мной заключили бы контракт в театре, я же могу играть на французском. Возможно. Налейте мне вина. Спасибо… Но в Москве живет человек, которого я люблю, и это я поняла на Юге, в разлуке с ним. А потом я хочу вернуться к себе домой. Я со щемящей нежностью вспоминаю, как после репетиций прихожу в свою квартиру, шумит самовар, тетя накрывает стол для чая. Крепкий чай, малиновое варенье. А в окнах неяркое осеннее солнце. На паркете светлые полоски.

– Вы думаете, Леночка, что все это осталось в Москве?

– Не знаю, главное, что все это во мне неистребимо, как болезнь. Я возвращаюсь в прошлую жизнь…

– А вы уверены, что она будет такой же, как раньше? Грандиозный успех, поклонники, светские рауты, цветы?..

– Я слишком увлеклась всем этим. Бенефисы, дорогое ожерелье, бриллианты, трехкомнатный номер в гостинице «Люкс». Из окон Кремль, корзины цветов у дверей, лучшие роли в репертуаре. Все это казалось незыблемым, вечным. Любящий меня прекрасный человек, для которого я находила так мало времени.

– Я знаю, о ком Вы говорите. Я видел Олега перед отъездом. Он стал другим. Жесткий, но по-прежнему прекрасной души человек. Вы едете к нему?

– Да. Там, на этой земле, похожей на театральную декорацию, я вдруг поняла, как люблю его.

– Какое счастье, Леночка…

Художник не успел договорить.

Разлетелись стекла вагона, пуля с противным визгом начала рвать стены.

– Ложись, – крикнул Винклер.

Он схватил две непочатые бутылки вина и рухнул на пол.

– Что это? – спросил актер Веденеев.

Он засел в угол, спасал початые бутылки.

В салон вбежал начальник охраны поезда.

– Банда. Ложитесь.

Где-то совсем рядом ударил пулемет, застучали винтовочные выстрелы.

Начальник охраны опустил окно и начал стрелять из нагана.

– Бандюки, сволочи. Поезда грабят, но нас им не взять. Три вагона бойцов в Москву едут.

Поезд шел мимо перелеска, огрызаясь винтовочным и пулеметным огнем.

Ярославль.

В зале выдачи посылок на Ярославском почтамте прилавок был вытерт до блеска.

Люди получали затянутые веревкой мешки с сургучовой печатью, коробки, обклеенные рогожей, фанерные ящики.

Круглые часы приближались к цифре шесть.

За московской посылкой никто не приходил.

К стойке подошла женщина в потертом бархатном пальто, с потраченной лисицей на плечах.

– Посылка из Москвы, – громко сказал почтовый служащий.

Тыльнер, Оловянников и молоденький агент местного розыска подошли к прилавку.

– От кого посылка? – спросил почтарь.

– От братца Спиридона Тихоновича Котова.

– Прошу.

На прилавок встал крупный фанерный ящик.

Женщина вынула из сумки брезентовый солдатский ремень с желтой гренадерской пряжкой, ловко обмотала ящик.

– Вы гражданка Котова? – подошел Тыльнер.

– Ну я, чего надо?

– Мы из милиции, пройдемте с нами.

– Зачем это?

– Порядок такой.

В кабинете Андриянова на столе стоял ящик, обтянутый полотном.

– Давайте-ка, товарищ Тыльнер, вскроем его.

Андриянов достал из стола австрийский штык.

– Нет, надо понятых позвать.

– Понятых, – передразнил Андриянов, – у вас в Москве все не как у людей.

– Порядок такой, – развел руками Тыльнер.

– Ну, как знаешь. Кликните там понятых, да Котову сюда.

Понятые сели на стулья, Оловянников приготовился писать протокол.

– Гражданка Котова, Вы утверждаете, что посылку эту Вам прислал родственник из Москвы. Назовите его фамилию и имя.

– Мой брат – Котов Спиридон Кондратьевич.

– Кто? – ахнул Тыльнер.

– Котов Спиридон Кондратьевич, – повторила задержанная.

– Вот это да. Ее брат, товарищ Андриянов, воровской Иван Спирька Кот.

– Да ну.

– Что в посылке?

– Не знаю.

– В присутствии понятых вскрываем посылку.

Тут-то и пригодился австрийский штык.

– Пиши, Оловянников, – Тыльнер достал из ящика шесть новеньких женских платьев.

– Смотрите, товарищи понятые, на них еще магазинные ценники «Дамский салон», «Кузнецкий мост». В цвет, товарищ Андриянов неделю назад они подломили этот замечательный магазин на Кузнецком мосту. Поедем в гости к Спиридону Котову, а сестричку его, товарищ Андриянов, задержите.

Москва. Гостиница «Метрополь».

Номер гостиницы «Метрополь, ныне Второго Дома Советов, пытался сохранить еще былую элегантность. Бронзовые бра на стенах, отделанных некогда шитым штофом, а нынче похожим на заплатанное дорогое платье.

Бронзовые полуобнаженные женщины держали в руках побитые хрустальные светильники.

Огромная люстра над потолком, порезанная и заплатанная кожаная мебель, белый рояль. Красный генерал Саблин принимал гостя. Они уже отобедали и пили кофе с ликером. Гостем был знаменитый некогда журналист, заведующий в свое время светской хроникой в редакции «Русского слова», Борис Борисович Штальберг.

– А Вы знаете, милый Юрочка, кто в восемнадцатом году стоял здесь постоем?

– Нет, Боренька.

– Сам Мамонт Дальский, один из вождей московских анархистов.

– Вождь анархистов, – иронично ответил Саблин, – наверное, великий актер, революцию воспринял как театральное действо, а себя возомнил новым Дантоном.

– Не скажите. Великий трагик неплохо устроился в этом кровавом бардаке. Его боевики экспроприировали целую кучу бриллиантов.

– И где они?

– Не ведомо. Мамонт погиб под трамваем и унес сию тайну.