Тени кафе «Домино»
Шрифт:
– А что с этим делать?
Управляющий взял с обитого серебристым шитьем стула изразцовый ларец черного дерева.
– Это тот, который в спальне стоял?
– Так точно.
Николаев открыл, на черном бархате обивки лежал браслет с изумрудами и три кольца.
– Забыла мадам Рябушинская, – усмехнулся Николаев.
– Они из Петербурга уехали, – пояснил управляющий, – а меня хранить все обязали.
– Вот и отлично, – Николаев закрыл ларец. – Поставьте его на место, сегодня придут специалисты и сделают опись имущества. Теперь вот что. Запишите телефон
– И это все? – удивился Леонидов.
– Имейте терпение, молодой человек. Я докурю и закончу печальную историю.
Николаев оглядел слушателей, лукаво улыбнулся.
– Слушайте дальше… Через два месяца в дверь особняка постучали… …Управляющий, сменивший пиджачную пару и лакированные штиблеты на теплую куртку и валенки, подошел к дверям.
– Кто будете?
– От имени Московского Совета, откройте.
Управляющий открыл дверь.
В особняк вошел Ромка-Бессарабец и с ним еще двое.
Все трое в бескозырках.
Поверх голландок кожаные куртки.
– Кто здесь главный? – спросил Ромка, поправив деревянный футляр маузера, висевшего на ремне через плечо.
– Я главный хранитель.
– Очень хорошо. – Ромка достал из кармана бланк с печатями и витиеватыми подписями. – Ознакомьтесь. По постановлению Московского Совета, мы должны изъять ценности в пользу пролетариата.
– Но у нас охранная грамота Исполкома.
– Она отменена.
Он оттолкнул управляющего, и бандиты вошли в особняк.
– Ценности сами выдадите или обыск устроим? – спросил угрожающе Ромка-Бессарабец и похлопал по крышке маузера.
– Да Господь с Вами, господа матросы. Нет. Нет ценностей. Только в спальне шкатулка хозяйки, а там браслет и три кольца.
– Нет, – скомандовал Ромка-Бессарабец, – потом покажешь, где серебряная посуда.
Управляющий поднялся в спальню.
Поднял телефонную трубку: – 34-326, барышня… Арбатская часть…Из особняка Рябушинского на Спиридоновке… Налет… Трое.
Он положил трубку.
Взял шкатулку с драгоценностями.
Внизу веселы матросы укладывали в мешки серебряную посуду и вазы Фаберже.
Бессарабец взял шкатулку.
Открыл.
Присвистнул.
Взял браслет, надел на руку, а кольца положил в карман.
– Целее будут, – пояснил он.
Внезапно входная дверь распахнулась, и в особняк ворвались сыщики в штатском и милиционеры.
– Атас! Цветные! – Крикнул один из налетчиков и выстрелил.
Милиционеры ответили огнем.
Налетчик рухнул.
Второй лег на землю.
А Ромка-Бессарабец, выбив ажурное стекло окна, выпрыгнул на улицу… … – Так он ушел и исчез из Москвы. Сбежал на Юг. Там тогда было, что воровать. А теперь в Москве деньги завелись. Будем искать.
– Вас, Александр Иванович, мне сам Бог послал.
– Ну если считать начальника ОГПУ
происхождения божественного, то значить быть посему.– Ну что, Олег Алексеевич, – усмехнулся Тыльнер, – забирайте свое имущество, а облигации мы конфискуем.
– Пейте кровь честного журналиста. Попал-попал.
Леонидов начал рассовывать по карманам вещи.
– Кстати, Олег Алексеевич, – лукаво поинтересовался Николаев, – Вы уже были в казино на Триумфальной площади?
– Не успел, его же только вчера открыли. Кстати, Вы не знаете, в каких ресторанах открыли механические бега?
– Знаю. А Вам, репортеру, стыдно не ведать этого. «Ампир», «Эрмитаж», «Лиссабон» и кабаре «Не рыдай». Открыл их ПОМГОЛ.
– Почему не сказать просто – Комитет помощи голодающим Поволжья?
– ПОМГОЛ звучит таинственнее, – вмешался Тыльнер.
– Вот там-то и надо искать друга нашего сердечного Ромочку, – Николаев встал, – Георгий Федорович, где мое рабочее место?
– К счастью, освободилась маленькая комната напротив меня.
– А мне большая не нужна. Я человек скромный.
Татьяна Лескова примеряла в гримуборной новую шляпу.
– Хороша, небесно хороша, – на пороге появился «благородный отец», – ты уж прости, голубушка, что без стука, но, помнится, ты мне это дозволила?
– Михаил Романович, милый, заходите. Что опять?
– Горит душа, дружок, только ты можешь понять страдания русского актера.
– Сейчас.
Татьяна открыла шкаф и вынула стакан в подстаканнике и бутылку коньяка.
Михаил Романович взглянул на этикетку.
– Святые угодники, Шустовский, довоенный! Где взяла?
– Олег Леонидов, которому Вы доверили нашу тайну, дал мне две бутылки.
– Господи, есть же еще благородные люди. Ты его любишь?
– К сожалению.
Михаил Романович в два приема осушил стакан, вынул из кармана папиросу.
Занюхал.
– Почему к сожалению?
– Безответная любовь всегда жалка.
– Эх, голубушка, наигралась ты в пьесах Островского и Антоши Чехова. Тебе нельзя не любить. Хочешь, я поговорю с Олегом?
– Не надо, пусть все идет, как идет.
Опять без стука распахнулась дверь.
Вошла Елена Иратова.
– Послушай, милочка…
– Здороваться надо, – перебил ее «благородный отец».
– А Вы, как я вижу, уже приняли. Так вот, милочка, я не хотела объясняться с тобою на следующий день, но все таки должна тебе кое-что объяснить…
– Монолог Раевской, – засмеялся «благородный отец».
– А Вы не лезьте не в свое дело. Ты не меня, а себя подвела. Строила из себя гимназистку. Не захотела обеспеченно жить…
– С кем? – Татьяна встала. – С тем хамом со шпорами? Нет уж, возьми его себе.
– У меня есть все. А ты пытаешься мои объедки подобрать. Если я захочу, Леонидов ко мне на животе приползет, как побитая собака.
Она посмотрела на Татьяну, увидела гранатовый браслет. Эту безделушку он для тебя на аукционе выиграл?