Тени прошлого

— А вы хорошо меня изучили, профессор Снейп! — рассмеялась Тина в ответ, а затем пристально посмотрела мне в глаза. — Ты правда хочешь, чтобы я осталась на шестой курс?

— Да, я очень этого хочу, — честно признался я.

— Тогда я ещё хорошенько подумаю над этим, — улыбнувшись, пообещала она, и тяжесть с моего сердца немного спала. — Знаешь, мне и самой нравится находиться здесь, в Хогвартсе. Пожалуй, ты прав, и я действительно могу попытаться сдать нужные экзамены. Но думать об этом я начну точно не раньше июня…

— Тина, в последнее время мне очень не нравится твоя легкомысленность, — немного раздражённо заметил я, пытаясь донести до неё всё, что накопилось у меня за время её последних выходок. — Когда я учился на пятом курсе, а потом и на седьмом, я начинал готовиться к экзаменам чуть ли не с сентября…

— Почему-то я нисколько не сомневаюсь в этом… — мечтательно протянула Тина, запрокинув голову вверх и рассматривая потолок, а потом резко выпрямилась и, развернувшись ко мне, переспросила, будто только сейчас осознала весь смысл моих слов: — Легкомысленность?

— Да, — я перечеркнул два последних предложения в работе и, отложив пергамент, внимательно посмотрел на неё. — Все эти шалости, проделки… Ты была такой серьёзной на каникулах, такой… взрослой, а сейчас… Я даже не знаю, что мне ожидать от тебя завтра.

— Серьёзной? — возмущённо повторила Тина. — Взрослой? Северус, не забывай, пожалуйста, что у меня три высших образования, я защитила доктора медицинских наук дважды и преподавала на кафедре нейрохирургии суммарно двадцать один год, то есть на шесть лет больше тебя! И это не считая двадцати четырёх лет постоянных операций.

В этот момент она впервые смотрела на меня с гневом, и я, изумившись тому, как моментально девушка-студентка превратилась во взрослую и самоуверенную женщину, удивлённо спросил:

— Но почему ты тогда ведёшь себя как неугомонный подросток, Тина?

— Да потому что мне это нравится, Северус! — она пододвинулась на край стола прямо напротив меня и наклонилась ближе. — Я же и сбежала сюда от всей этой серьёзности, от всей этой взрослой жизни с постоянными её проблемами. Ты думаешь, что я не понимаю, каково это, когда твои ожидания от сдачи экзаменов твоими же студентами сильно отличаются от реальных результатов этих экзаменов? Думаешь, я не знаю, каково это: до ночи проверять чьи-то работы, читать лекции, разжёвывать материал? Поверь мне, я знаю, что это такое. И я так больше не хочу. Я устала.

Тина выпрямилась и, вздохнув, продолжила свой монолог:

— Мои студенческие годы пришлись на предвоенные годы, и не где-нибудь, а в СССР. А заключительные экзамены я сдавала под шум взрывов, когда ко мне на операционный стол несли потоком десятки человек, и я прекрасно знала, что даже половина не доживёт до завтра. Как тебе такая подготовка? А потом я долгие годы преподавала, оперировала, строила из себя «серьёзного» человека… Знаешь, каково это, когда в тринадцать лет ты вспоминаешь, что буквально убила самого дорогого тебе человека своими словами перед смертью? Каково это вообще в тринадцать лет, когда вовсю идёт беззаботное детство, вспомнить, что ты безжалостная убийца, и тебе никогда не смыть с рук эту кровь?

— Тина, прости меня… — я встал со своего места и крепко прижал её к себе. Мне стало стыдно, что я вообще мог произнести те слова о легкомысленности. Мне стало стыдно, что я, привыкнув видеть Тину такой беззаботной, совсем забыл о её ужасно тяжёлом прошлом. — Прости…

— Знаешь, Северус, когда я, через месяц после того, как вспомнила своё прошлое, подавала документы в Мельбурнский университет для обучения на пятом курсе, то ни у кого даже мысли не возникло, что мне тринадцать, а не двадцать пять. Настолько я состарилась тогда внутри… — Тина крепко обняла меня и прижалась щекой к моему плечу. — А сейчас я впервые за очень долгое время почувствовала себя… снова молодой. Я наконец-то вспомнила, что мне всего двадцать лет, Северус, а не пятнадцать сотен. Я наконец-то почувствовала себя счастливой, впервые после того, как… как вспомнила обо всём, что натворила. Я же и веду себя, как подросток, потому что хочу им быть. Хочу почувствовать, хоть чуть-чуть, каково это: быть беззаботным, несерьёзным. Меня же фактически вырвали из этого возраста… мне нужно пережить этот период, хоть немного.

Я немного отстранился от Тины и, обхватив ладонями её лицо, посмотрел ей в глаза.

— Ты действительно счастлива? — шёпотом уточнил я, словно боясь, что кто-то может услышать меня, хотя точно знал, что поблизости никого нет и быть не может.

— Да, — прошептала Тина, нежно коснувшись мягкими губами моих. — Я счастлива. Безумно. И только благодаря тебе.

Услышав это, я крепко поцеловал её горячие губы. Я продолжал целовать их снова и снова, и она отвечала мне тем же.

«Я тоже счастлив, Тина, — пронеслось в голове, прежде чем страсть полностью затмила разум. — Абсолютно. И только благодаря тебе».

Глава 25. Человек на льду

***

В начале февраля погода на улице стояла на удивление холодная. В тот год мороз вообще побил все рекорды, ведь можно было по пальцам пересчитать все зимы, в которые Чёрное озеро покрывалось льдом, причём довольно крепким. И к первым числам последнего зимнего месяца он всё ещё держался на невозмутимых тёмных водах. Я знала об этом не понаслышке, так как с недавних пор, а именно сразу после болезни, решила, что совсем раскисла и мне необходимо закаляться. Поэтому я продолжила прогулки по периметру замка, а потом уже и начала бегать вокруг него дважды в день на рассвете и на закате, причём с каждым днём количество одежды во время этих пробежек постоянно сокращалось, дойдя до лёгкой футболки и летних джинс.

В тот день, на первой неделе февраля, я как обычно совершала вечернюю пробежку. Мне нравилось бегать, после подобной физической нагрузки я ощущала необыкновенный прилив сил, что вообще бывало со мной редко, особенно за последние двадцать из всех моих двадцати трёх лет новой жизни. Погода стояла чудесная: небо становилось уже нежного персикового оттенка, оттесняя на задний план необычайно прозрачную синеву, которая бывает только в ясный морозный день. Солнце светило косыми лучами от линии горизонта прямо в спину, и я уже чувствовала, что ещё немного, и оно начнёт греть мёртвую землю, и всё снова оживёт. А в моей душе весна наступила уже почти что месяц назад.

Не знаю, зачем, но в тот раз я решила отклониться от привычного маршрута и пробежать вдоль берега замёрзшего озера до опушки Запретного леса и обратно. Наверное, всё дело было в самом закате: он был так прекрасен, что мне хотелось на обратной дороге бежать прямо ему навстречу. Достигнув наконец своей цели и коснувшись коры первых деревьев на опушке, я развернулась и побежала обратно в сторону школы.

Да, я тогда не ошиблась: закат был прекрасен. Я не могла оторвать от него взгляда, так и бежала почти до самого конца тропинки в снегу, подняв голову к горизонту, и чёрт меня дёрнул повернуться и мельком посмотреть на замёрзшее озеро.

Солнце уже почти что целиком скрылось за горизонтом, но всё же продолжало давать ещё достаточно света, чтобы я могла вглядеться вдаль. И там, на середине озера, достаточно далеко от замка я вдруг заметила небольшую чёрную точку, неподвижно стоявшую на поверхности льда. Я попыталась лучше разглядеть, что это всё-таки было, но у меня ничего не получилось: кто-то или что-то находилось слишком далеко.

В душе проснулось неукротимое любопытство, меня будто кто-то подстёгивал сходить и посмотреть, что всё же там было такое. Поскольку лёд был довольно крепким и точно выдержал бы мой вес, то я рискнула пойти напрямик через озеро, ведь иначе я добралась бы до своей цели уже в кромешной тьме, а инстинкт самосохранения хоть и был изначально притуплен, но в этой ситуации я решила его послушаться.