Тени утренней росы

Нейл смотрит на меня, не спуская глаз. Ему интересно, почувствовала я или нет. И значит, что-то есть. Интуиция меня не подводит.

Взявшись за руки, мы медленно обходим вокруг крепости, затем вступаем под своды Восточных ворот. Толщина стен производит впечатление. Я дотрагиваюсь до них рукой, на пальцах остается сухая светлая пыль. Просто пыль…

Прямоугольная в плане, по углам крепость укреплена башнями, которые мы обходим по очереди, ненадолго задерживаясь внутри каждой. Под ногами песок вперемешку с мелкими камешками. Над головой сияющее синее небо. Мы здесь одни в окружении крепостных стен. Те люди, чьи автомобили мы видели на стоянке, давно уже на пляже. Хотя и их немного. Несколько легковушек, скромный ряд зонтиков у воды…

— Сюда нелегко добраться, — поясняет Нейл. — Но тот, кто видел все это хоть раз, обязательно возвращается.

Внутренние стены, разделяющие часть двора на множество небольших помещений, в результате военных действий пострадали гораздо больше наружных, впрочем, и толщина у них явно не та. Кое-где они разрушены до основания, кое-где в них зияют пробоины, через которые запросто может пролезть человек.

— А ты откуда знаешь?

— Просто разговариваю с людьми. Видишь ли, это и есть то место, где я провожу большую часть своего времени… проводил, пока не познакомился с тобой.

Мы выходим к пляжу через Южные ворота, над которыми изображен Лев святого Марка. Фланкирующая башня возле этих ворот превосходит размерами остальные три башни и называется, конечно же, Башней святого Марка.

В бухте царят спокойствие и безмятежность. Даже маленькие дети не орут, по своему обыкновению, а самозабвенно возятся в мягком белом песке. Прямо у моих ног плещутся тихие синие воды Ливийского моря. Я начинаю понимать, что заставило всех этих людей пренебречь комфортом многочисленных отелей на северном побережье Крита и рвануть через горные перевалы и ущелья сюда — в отдаленную провинцию Сфакья. Более прекрасного пляжа мне видеть не приходилось.

Точно мистагог, совершающий обряд посвящения, Нейл берет меня за плечи и легонько подталкивает вперед.

— Войди в эти воды, Элена, — слышу я его шепот. — Войди, отплыви немного от берега, а потом оглянись.

Даже вода здесь другая. Мягкая, волшебная. Я плыву, блаженно зажмурив глаза, и знаю, что Нейл плывет рядом со мной. Он плывет абсолютно бесшумно, как рыба, но я уже научилась ощущать его присутствие. Ощущать как часть собственного тела — голову, ногу, хвост. Ритка сказала бы, что я ее пугаю. Что она начинает за меня волноваться. А Нейла это, кажется, даже не удивляет. Он и сам тоже с большим приветом, и что ему мои единичные прорывы в подсознание, когда он постоянно наполовину здесь, наполовину там, и его устами говорят существа из мира архетипов.

Герой, чья привязанность к «эго» уже уничтожена, переступает границы мира и возвращается обратно, попадает в дракона и выходит из него так же легко, как царь переступает порог покоев своего дворца. И в этом заключается его способность спасать, ведь переход и возвращение демонстрируют, что за всеми противоречиями феноменального мира остается Несотворенно-Нетленное и что бояться нечего.

Качаясь на волнах, как поплавок, я поворачиваю голову и смотрю в сторону берега. Я смотрю на цитадель Кастель-Франко, которую греки называют Франгокастелло.

Это неподражаемо. Золотисто-песчаные стены на фоне синих со стальным отливом горных склонов с седыми вершинами; темная зелень кустарника у основания стен; белый песок на первом плане и переливающаяся в солнечных лучах голубая вода. Всего несколько цветов — синий, желтый, коричневый, зеленый. Но каждый цвет имеет десятки оттенков. Открытки и фотографии не способны передать и малой части этой дикой красоты.

— Во время восстания 828 года сфакиоты отбили крепость у турок, и тем удалось вновь завладеть ею на короткий срок лишь после того, как некому стало защищать ее.

— Ты знаешь, как это было?

Можно не спрашивать. Конечно, он знает. Не случайно меня пробирала дрожь, когда мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, под сводами Башни святого Марка.

— Командующий турецким войском Мустафа-бей осаждал крепость семь дней. Семь дней и семь ночей армия повстанцев под предводительством Хаджимихалиса Дальяниса отражала натиск врага. Это была самая жестокая и кровопролитная битва за всю историю греко-турецкой войны. Дальянис и все его триста пятьдесят воинов пали в бою. За это время местные жители успели подтянуть резервные отряды со всей провинции и окружили обескровленную армию Мустафы-бея. Уцелевшие турки начали в спешном порядке отступать на северо-восток, но их перебили засевшие в горах партизаны. Памятник Дальянису мы с тобой видели на площади перед северной стеной.

Выбравшись на берег, мы долго сидели на теплом песке, в молчании созерцая зубчатые стены Кастель-Франко. Кровавая твердыня. Крепость, полная воспоминаний.

Сейчас Нейл выглядит зрелым мужчиной, а не мальчишкой, каким я привыкла его считать. Ничего от беззаботного хиппи с банданой на голове и пачкой рисунков под мышкой. Свидетелем подобных метаморфоз я становилась и раньше, но всякий раз терялась, когда этот непостижимый парень вдруг начинал казаться то старше, то моложе своих лет.

Своих лет? Позвольте, каких таких СВОИХ лет? Можно подумать, я знаю, сколько ему лет. На все мои вопросы он неизменно отвечает: «Это не важно, Элена».

— Каждый год, в один из последних десяти дней мая, здесь появляется призрачное войско, войско Таджимихалиса Дальяниса. Они появляются перед самым рассветом — одетые в черное, вооруженные всадники-дросулиты, что означает «тени утренней росы», — и шествуют мимо церкви Агиос-Караламбос прямо к крепости. С первыми лучами солнца войско покидает крепость через Южные ворота и движется в сторону моря, где исчезает, когда наступающий день вступает в свои права.

— Призраки?

Я обернулась и посмотрела ему в глаза.

— Их появление подтверждено многочисленными свидетельствами. Черные всадники с оружием, сверкающим в лучах восходящего солнца, выглядят такими реальными, что в 1890 году временный контингент турецкой армии на Крите принял их за живых людей и предпринял атаку, разумеется безрезультатную. Позже, во время Второй мировой войны, немецкие патрули неоднократно открывали огонь по призрачным всадникам.

Я продолжала смотреть на него, не говоря ни слова. Он подпускал меня к чему-то важному, к какой-то мрачной тайне. Не тайне дросулитов, но тайне своей собственной жизни.

— Уже в наше время этот феномен пытались объяснить, сравнивая его с миражами Северной Африки, но такое предположение не выдерживает критики. Каждый год. В одно и то же время, а именно в канун битвы за Кастель-Франко. Что ты о6 этом думаешь?

Он спрашивает меня. Что я об этом думаю. Глаза его точно такого же цвета, как морская вода, — синие. Они становятся синими только здесь.

— Они появляются, чтобы напомнить о себе. Напомнить всем, друзьям и врагам. Даже не появляются, им нет нужды появляться, ведь они здесь всегда, но видимыми становятся только один раз в год. Они здесь. — Я посмотрела по сторонам. Слабым движением руки указала на горы, на пляж. — Те, кто поклялся защищать эту землю до конца времен.