Тени «Желтого доминиона»
Шрифт:
С гибелью отрядного санитара уход за ранеными, обеспечение лагеря водой Бегматов возложил на Халлы Меле, исполнявшего также и обязанности второго пулеметчика. Чекисты, не испытывавшие недостатка в оружии, собрали еще один станковый пулемет, из которого помимо комиссара умел стрелять только Халлы Меле. Ведя огонь из «максима», Халлы Меле сквозь стрельбу слышал позади себя стоны, доносившиеся из лазарета, где от жажды умирали раненые. Ржали непоенные кони, жалобно скулил Аждар, лишь верблюды молча жевали свою жвачку, презрительно оглядывая все происходящее вокруг.
Вода в лагере кончилась еще днем накануне. Последние ее остатки во флягах
Халлы Меле, заметив, что у ближнего колодца басмачи на день сняли охрану, молча собрал у всех пустые фляги, пристегнул их к ремню и, пройдя по траншее, выбрался наружу и большой ящерицей заскользил по раскаленному такыру под жгучим, слепящим солнцем. Бегматов и его товарищи, затаив дыхание, следили за Халлы Меле. Вот он подобрался к низкому срубу колодца, который теперь защищал его, сел на корточки, нанизал фляги на конец веревки, опустил вниз, подождал и стал выбирать веревку, фляги – мокрые, полные родниковой воды – наконец в его руках, и Халлы Меле пополз обратно. Казалось, прошла целая вечность. Халлы Меле был виден как на ладони, но басмачи почему-то не стреляли…
Бегматов, следивший за каждым движением Халлы Меле, именно сейчас заметил, что у того выцветшая от солнца гимнастерка, драная в локтях, старые, стоптанные сапоги и новые бриджи из английского сукна, простреленные в нескольких местах. Вернется живым, подумал Бегматов, распоряжусь выдать ему новые сапоги и новую гимнастерку…
Халлы Меле, еще не добравшись до траншеи, издали бросил фляги ожидавшим и сам торопливо пополз, свалившись в окоп, прямо на руки товарищей. Половину воды слили в ведро – для пулеметов, остальную раздали раненым, по нескольку глотков хватило и самим. Вода только раздразнила мучимых жаждой людей. Тут же крутился между ног Аждар и, беспрестанно облизывая большим языком сухие, обветренные губы, заглядывал людям в лицо жалобными человеческими глазами.
Халлы Меле снова собрался за водой, захватив с собой фляг в два раза больше. Он благополучно добрался до колодца и, наполнив фляги, пополз назад. И когда до спасительной траншеи оставались считаные метры, раздалась дробь басмаческого пулемета – Халлы Меле как-то неестественно дернулся раз, другой, будто такыр нестерпимо обжигал его. Он собрался было подняться, но, обессилев, замер, держа в вытянутых руках мокрые фляги, которые будто протягивал изнывавшим от жажды товарищам. Пулеметная очередь прошила его всего, с головы до пят, пробила она и фляги. Теперь кровь, хлеставшая из головы, стекала в один ручеек с водой, выливавшейся из пробитых фляг. Бегматов вне себя открыл по врагу огонь и стрелял до тех пор, пока вновь не потерял сознание.
Когда комиссар пришел в себя, все было кончено. Басмачи, воспользовавшись тем, что пулемет на миг умолк, бросились в атаку и смяли оставшихся в живых, обессиленных защитников лагеря.
Бегматов услышал над собой голос Эшши-хана:
– Балбесы! Я сколько твердил – живьем брать всех. А вы тем двоим кишки выпустили. Эй! Комиссара тащите к юрте Мергена!
Игам чувствовал, как его грубо подхватили под мышки и поволокли, словно куль муки, – он снова потерял сознание.
– Эй, приведите в себя этого… – Эшши-хан грубо выругался, рассмеялся. – Он мне нужен живым… Таким трофеем, живым комиссаром, я думаю, за кордоном будут
довольны. Ха-ха-ха…Кто-то вылил на Бегматова ведро колодезной воды. Теперь, очнувшись, он хорошо видел, как к Эшши-хану подъехал всадник с кошачьими усами – это был Джапар Хороз – и что-то прошептал тому на ухо.
– Где русская учительница? – Эшши-хан повернулся к Мерген-аге, загородившему собой двери юрты.
– Зачем вам беззащитная женщина? Оставьте ее в покое.
– Она большевичка! Пусть выйдет!
– Она моя гостья.
Басмачи загоготали. Кто-то стрельнул в воздух.
Марина, Акча и Набат, думая, что басмачи застрелили Мерген-агу, выскочили из юрты. Марина – первой, в расшитом красном платье, с непокрытой головой.
– А она, русоволосая, и вправду красивая! – Эшши-хан нетерпеливо шлепал плетью по сапогам. – Пусть мои джигиты потешатся…
Бегматов встал и заплетающимся шагом направился в сторону Марины, но двое басмачей набросились на него, повалили на землю.
– Не дам. – Мерген-ага встал между Мариной и басмачами. – Опомнитесь! Лучше отрежьте мне бороду – нет для туркмена горше позора. Мало – голову снимите. Или вы не туркмены?!
– Ты нам зубы не заговаривай! И твою голову с козлиной бородой мы отрубим и без твоего согласия, – глаза Эшши-хана налились кровью. Свистнула плеть – на землю шлепнулась мохнатая папаха, свистнула второй раз – и на бритой голове старика появилась вмятина, на глазах она вздулась бледной полосой, засочившейся кровью.
– Лучше мою дочь возьмите! – крикнул в отчаянии Мерген-ага.
– А мы и не спросимся у тебя, борода! – Эшши-хан сидел на коне, подбоченясь…
Неожиданно послышался шакалий вой – басмаческий сигнал опасности. Бандиты разом кинулись к коням.
Вороной Эшши-хана кружился волчком. В его руках блеснул маузер. Откуда-то выскочил Аждар и с хриплым лаем бросился к коню, пытаясь вцепиться в ногу всадника. Конь испуганно метнулся в сторону. Эшши-хан выстрелил не целясь. На белой рубашке старика, у самого плеча, словно прожженная угольком, зачернела маленькая точка. Мерген-ага, не спуская глаз с удалявшегося басмаческого предводителя, медленно оседал.
– Я только ранен, – прошептал аксакал подбежавшим женщинам. – Бегматову помогите…
За ближним барханом завиднелись островерхие шлемы конников. Первым, с оголенной шашкой, птицей летел Ашир Таганов. За ним вслед на взмыленных конях несся эскадрон.
Приезд в Ашхабад Ивана Васильевича Касьянова, теперь курировавшего деятельность ГПУ республики по борьбе с басмачеством, совпал с возвращением сводного отряда из Каракумов. Близился бесславный конец политического бандитизма, в республике завершались последние приготовления по его окончательному разгрому.
И прибытие Касьянова в Туркмению было отнюдь не случайным. Еще в Москве Иван Васильевич живо интересовался действиями отряда «Свободные туркмены», знал о многих его операциях, проведенных под руководством Ашира Таганова. «Что ж, добрый человек и толковый чекист, видать, получился из Ашира», – не без гордости думал Касьянов о своем воспитаннике.
И когда Ивану Васильевичу сказали, что вечером в клубе состоится разбор проведенных отрядом операций, он пожелал принять участие в нем. Собрание решили провести для того, чтобы каждый участник критически проанализировал свое поведение в походе, как помогал товарищу, командованию, все ли сделал для того, чтобы отряд успешно справился с поставленными перед ним задачами.