Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Теннисные мячи для профессионалов
Шрифт:

Денисов собрался идти, но сначала следовало освободить Лымаря. Денисов знал, как это делается.

Женщины продолжали неистовстовать, на Денисова никто не обращал внимания.

— За что штраф, начальник! За что?! Майор!…

Все громко обменивались по-цыгански.

Денисов поднялся, выбрал одну из цыганок, кричавшую больше других, поманил пальцем.

— Сыр тут кхарна? Про лав? — Спрашивать следовало очень серьезно и как можно спокойнее: — «Как тебя зовут? — Он опустошил свои знания ровно наполовину. — По имени?»

— Мария…

Она опешила. Вопрос Денисова произвел

впечатление разорвавшейся бомбы: пока они кричали, в кабинете сидел человек, знающий цыганский! Все слышал.

Даже Лымарь был ошеломлен.

Так продолжалось минуту, Денисов уже знал, что за этим последует.

Оправившись от шока, женщины оставили Лымаря, кинулись к нему, забросали вопросами, просьбами: он был «свой». «Обязан помочь!» Денисов не понимал ни слова.

Для этой стадии он берег вторую, и последнюю, известную ему фразу.

— Дедума гаджиканес! — Он пожал плечами, как бы извиняясь, показал на Лымаря. «Говорите по-русски…» Было ясно: в присутствии сослуживца ему не совсем удобно пользоваться языком, которого тот не знает. — Главное, давайте спокойнее.

Сам он отнюдь не был спокоен, поэтому, уходя из дежурной части, взял сданный по приезде в Коктебель пистолет.

Не спеша вернулся он к себе. В калитке бабуся-сторожиха приветствовала его как знакомого: на этот раз она дежурила со стороны набережной:

— Седни ходы, бо заутру не пушшу! Срок кончился!

Денисов только улыбнулся.

«Спокойствие, как перед экзаменом, — подумал он, — когда известно, что ничего не знаешь, а учить поздно! Будет как будет…»

Денисов продолжал жить в домике один, вторая — стоявшая углом к первой — кровать все дни оставалась свободной.

Он лег, намереваясь выспаться, обычно это всегда удавалось, если предстояло что-то серьезное и значительное, как сегодня. Но тут его словно заколодило. Он вспомнил Ширяеву, взгляд, искавший кого-то на писательском пляже.

«Их отношения продолжались. Остались такими же сложными. Странный тупик, в который люди сами себя загнали… — Денисов удивился, как это раньше не пришло в голову. — Они должны были встретиться в Коктебеле! Ширяева недоумевает: что произошло? Почему его нет?! Ей тяжело: никому не может открыться…»

Догадка вряд ли могла помочь расследованию. Но только на первый взгляд!

«А если его и убили именно потому, что он собирался на эти дни в Коктебель!…»

Ни Веда, ни Ширяева, ни компания, ходившая с ними, в столовую не явились, приборы их остались нетронутыми.

Денисов снова вернулся к себе. Несколько раз, не раздеваясь, ложился, выключал свет. Снова зажигал лампу, брал рукопись.

«Молодой парень, которого Ланц выследил ночью… Как он струхнул, когда Ланц подошел к его машине! Какое объяснение он дал своему ночному посещению дачи Роша! Племянник! — Денисов поглядел на часы: было уже темно, но все еще достаточно рано. К ночи волнение моря усилилось. Глухие удары настигали берег быстро и часто. Не оттого ли волновались стрекозы?! — Он явно нездешний… Но и не москвич, хотя каким-то образом связан с московским вокзалом…»

Когда Денисов вышел на набережную, там оставались последние отдыхающие.

Гул моря был протяжным. От неярких светильников к разбушевавшейся воде скользили тени. В черноте таял конец узкого причала для прогулочных катеров. Ни Карадага, ни звезд видно не было.

Мимо Дома-музея Волошина Денисов двинулся в направлении пансионата и турбазы. Тротуары были пусты, ветер гнал обрывок газеты — Денисов не поспевал за ним. Пляжные постройки отрезала чернота, свет и тень казались четко разграниченными.

На скамейке в конце набережной Денисов увидел незнакомого мужчину и мальчика, они молча жестикулировали. Когда Денисов проходил мимо, мужчина спросил:

— Скажите, пожалуйста, сколько времени? — Глухонемым оказался только мальчик.

Между набережной и автокемпингом Денисову никто больше не встретился. В темноте море звучало глуше и яростнее.

Между машин и палаток Денисов прошел к административному домику — палаточный лагерь был тих, хотя не спал. В палатках горели огни, призрачные тени касались матерчатых стен.

Денисов прошел к площадке между административным домиком и шоссе. Машины, оставляемые на нейтральной полосе, были как бы на стоянке. В то же время в любую минуту могли уехать.

«Запорожца» из Мелитополя уже не было, на его месте стоял зеленый «жигуль». Номер был крымский, хорошо запоминался: 18-17. Денисов обошел машину — задние крылья, колпаки колес, бампер были знакомо забрызганы; глиной.

«Ну вот, — подумал Денисов. — Машина снова выдвинута на передовую позицию!»

На тропе, поднимавшейся к киловой горе, глаза слепил фонарь, висевший у спасательной станции. Выше начиналась тьма. Денисов шел бесшумно, легко ощупывая ногами дорогу. В темноте он прошел мимо боковой калитки.

Внизу был обрыв, ярко освещенная дорога к аварийному; пляжу, малолюдная даже днем. Чуть сбоку, внизу, была дача; калитка с надписью «злая собака», которую он не заметил в темноте, отсюда была хорошо видна, за ней; начинался невидимый из-за темноты сад.

Денисов задержал в груди воздух, неслышно выдохнул -дыхание выровнялось; бесшумно спустился к даче.

В саду было темно, но не в такой степени, как он предполагал. Окна, выходившие на киловую гору, не были освещены, только крыльцо и веранда. В доме было тихо. Прошла вечность, пока Денисов различил доносившиеся из дачи негромкие голоса. Он поборол искушение спуститься вниз, к веранде, посторонился, освободив тропинку. С места, где он стоял, дверь дома не была видна — лишь небольшое пространство перед входом, канат, якорь.

Сквозь гул моря откуда-то с киловой горы донесся странный звук — крик птицы или рык собаки. Один раз показалось, что со стороны веранды мелькнула тень. В саду? На самой веранде?

Было поздно. Около двадцати трех стукнула дверь, послышались голоса.

— Спокойной ночи! — говорили сразу несколько человек.
– Хотите, пойдемте к нам! Места хватит!

Денисов рассмотрел всех, когда они вышли на площадку у входа:

«Веда, ее муж. Мацей. Ширяева… Еще двое, те, кто был на пляже… — Он не заметил высокого, в очках, блондина, занимавшегося йогой. — Только свои пришли прощаться».

Поделиться с друзьями: