Тенор (не) моей мечты

— Что ж. Напишите лучше, Лео, — задрал нос Бонни. — А пока репетируем то, что есть. Арчи, Милена…

— Нет, — оборвал его Лев, шагая к сцене. — Две минуты, и будет вам нормальная музыка.

— Две минуты. — Бонни скрестил руки на груди, всем видом показывая, что ни на грош не верит в чудо.

— Ставлю доллар на Лео. Принимаете ставку, мистер Джеральд? — внезапно раздался звонкий голос Ани.

Все обернулись к ней. Даже Лев едва не споткнулся за два шага до рояля. Аня подкидывала в руке серебряную монету и ухмылялась, как настоящая Миледи, наступившая Д`Артаньяну шпилькой на яйца.

— Вы считаете, Лео сделает музыку лучше? Ва бене! Пари! — просиял Бонни.

Пока Лев двигал концертмейстера от рояля, а остальная публика, включая Милену, офигевала, Бонни и Аня торжественно пожали друг другу руки и уселись рядышком на первом ряду. Артур тоже, не будь дурак, присел прямо на сцене, на один из элементов выгородки. Репетиция только началась, а организм уже протестовал против неадекватных нагрузок, то есть хореографии, мать ее.

Лева же… Сев за рояль и демонстративно сосредоточившись на себе и только на себе, он коснулся клавиш…

Да. Это было лучше. Серьезно, лучше. Аня однозначно выиграла свой доллар. Но…

До шедевров Дунаевского это не дотягивало от слова «никак». Лев сымпровизировал качественный, но проходной саундтрек в американской стилистике, вписывающийся в музыкальную концепцию «Трех мушкетеров» примерно как седло на корову.

Что, впрочем, не помешало Ане, Милене, Ивану и Сергею ему аплодировать и всячески восхищаться. Бонни тоже был если не восторге, то по крайней мере признал, что вариант Льва звучит аутентичнее…

— …возьмем твой вариант, Лео. Распиши партии…

— Нет, — неожиданно для самого себя заявил Артур.

Все резко заткнулись и уставились на него. Недоуменно — все, и яростно — Лев, которого подло столкнули с лавров. Он побледнел, сжал губы…

— Тебе что-то не нравится, Арчи? — почти мягко поинтересовался Бонни, на полсекунды опередив уже открывшего рот для отповеди Льва.

— Такое же пафосное голливудское дерьмо. Извини, Лева, но ты — не композитор.

Лев побелел. А Артура несло. Да, он знал, что Лев ему не простит. Что у Льва это — самое больное место. Что Лев сто раз пытался писать песни для квартета, и все сто раз получалось совершенно то же самое: пафосное, глянцевое, высококачественное, никакущее дерьмо. Ни одной своей песни в репертуаре «Крещендо» так и не появилось.

— И что же ты предлагаешь, Арчи? Вариант оставить музыку из фильма не рассматривается, — ухмыльнулся Бонни невесть чему и обернулся к Ане: — Белиссима, рискнешь поставить доллар на Арчи? Я — рискну. Лео, пари!

— Какое еще пари? — непослушными губами переспросил Лев.

— Разумеется, что Арчи принесет самый лучший дуэт. Ведь ему же его исполнять. Так, Арчи?

— Именно, — кивнул Артур, ощущая, как под ногами качается сцена, а сам он летит высоко-высоко в облаках. — Только я его не принесу, Бонни. Я его напишу.

— Артур, это уже слишком, — примирительно сказал Иван. — Мне кажется…

— Кажется — прими галоперидол, — с холодной яростью посоветовал Лев. — Я принимаю ставку, Бонни. Доллар.

— Я тоже рискну и поставлю на Артура, — звонко и так же холодно сказала Аня. Но Артур не успел даже обрадоваться ее поддержке, как она добавила: — Раз наша дочь пишет отличную музыку, может быть, и ее отец на что-то способен.

— Ваша дочь пишет? Великолепно! Прекрасно! Итак, Сержио, Ивен, на кого ставите?

— Я воздержусь, — покачал головой Сергей.

— Я тоже. Приберегу твой рецепт на галоперидол до…

— До понедельника, — помог ему определиться с датами Артур. — Ставить на себя не запрещено условиями тотализатора?

— Вот! Запомни это, Арчи! — опять невесть чему обрадовался Бонни. — Это — настоящий гасконец!

— Слабоумие и отвага, — тихо, но очень отчетливо прокомментировала Аня.

— Слабоумие и отвага, — поклонился ей Артур. — К вашим услугам, Миледи.

— Браво! Брависсимо! — Бонни снова захлопал в ладоши, но тут же резко оборвал аплодисменты. — Ладно. Ставки сделаны, работаем дальше. Лео, ты уже на сцене, хочу дуэт с Д`Артаньяном. «Есть в графском парке старый пруд…» — напел он.

И репетиция продолжилась.

Артуру же оставалось лишь надеяться, что слабоумие и отвага не покинут его, как и мелькнувшая в разгар революции идея… всего лишь тема из восьми нот… и смутный образ аранжировки… Хорошо, что успел ее мурлыкнуть под запись, пока Бонни раздавал очередные ценные указания теперь уже безногой каракатице Лео.

Что ж. Не одному Артуру страдать и позориться.

Глава двадцатая

— Доченька, ты связалась с плохой компанией?

— Мама, я ее основала.

(С) Катя

Анна

Честно говоря, если бы в этот момент он подошел ко мне и сказал: «Пошли!» — я б отправилась с ним. Хоть на край света, хоть в ЗАГС. Хотя первое предпочтительнее.

Артур взбунтовался! Красиво. Высокомерно. Пафосно. И это было так хорошо и так правильно, что мое сердце замерло на мгновение — и тут же пустилось вскачь.

Вспомни, шептала я про себя. Да вспомни, черт тебя дери! Ты сочинял, музыка рождалась под твоими пальцами и неслась, очаровывая и заколдовывая. Ты играл ничуть не хуже Левы, но потом просто забросил. И некогда, и незачем.

Вспомни!

Может, ты просто потерялся, удачно вписавшись в прибыльный проект. И самое время найти себя?

Хотя, судя по поджатым губам Левы, ой как тебе прилетит за бунт. Но вот странно. Меня отчего-то это радует. И, судя по тому, какие молнии сверкают в твоих карих глазах, ты и сам тащишься от собственного бунта. Просто не думаешь о последствиях, живешь здесь и сейчас…

— Энн! — раздается со сцены голос Бонни.

— Маэстро? — широко улыбаюсь нашему итальянскому демону-искусителю.

— Кардинал и миледи. Работаем.

Радостно киваю. А я еще не хотела приходить. Глупость какая! Получаю ноты, текст. Иду к роялю, киваю аккомпаниатору, ловлю то, как Лева морщится. Ну, как же — не он за инструментом. И… забываю обо всем. Я — женщина, которую боится сам кардинал. Наверное, потому так легко сливает.

Но тут… между мной и Бонни, точнее между Анной де Бейль (прекрасной барышней с десятком имен) и кардиналом Ришелье вспыхивает что-то такое, что… ох, просто звенящий фейерверк, рассыпающийся во все чернильное небо горящими цветами.