Теорема сводных

— Вот моя лачуга, — говорит он так методично, что у меня сводить зубы от попытки запикапить сводную.

— Мило, — отвечает она, оглядываясь.

— В общем, мне нужна ваша помощь!

Финн падает через спинку дивана на белое сиденье, по-детски поглядывая на нас.

— И в чем? — спрашиваю я, сложив руки на груди, но по-прежнему стоя около Лии.

— Нужно разложить закуску, стаканчики и тарелки, — говорит Финн, все пытаясь украдкой поглядывать на Лию, которой как мне кажется все равно на заигрывания Финна. — Закрыть важные двери, убрать ценные вещи и…

— Dude, — восклицаю я. — До начала вечеринки не так много времени, мы не успеем!

— Основная масса явно придет после десяти, — говорит он, — так что…

Хмурюсь. Лия не дергается с места, будто бы её ноги утопают в бетоне.

— Ладно, мальчики, — заявляет Лия, засучив рукава рубашки. — Я займусь едой, а вы силовой работой.

Глаза Финна загорелись ярким огнем. Боже, он не исправим!

— Показывай, где у тебя кухня? — добавила Лия, и украдкой посмотрела на меня.

Глава 15. Лия

Гости начали прибывать раньше, чем предполагал Финн. Все это время, Теодор вёл себя слишком странно: резко реагировал на шутки Финна; из его рук все валилось. Тео был раздражен, но было неясно, чем вызвано такое поведение.

— Фух, — воскликнул Финн, демонстративно умираю рукой лоб, хотя он ничего толком и не делал. — Вроде бы все.

— Да, — сказала я, засовывать в задние карманы джинсов руки. — Все готово.

Теодор жевал яблоко, лишь искося смотря на меня.

В дверь кто-то позвонил. Финн постучал пальцами рук по столешнице, на которой красовалась огромная чаша пунша, а после пошел открывать дверь. Мы вновь остались наедине с Теодором. Опять. Однако продолжали молчать. Тео слишком горд, чтобы самому рассказать, что его тревожит. Мне хотелось, чтобы между нами не было недосказанностей.

Набрав воздуха в лёгкие, я тихонько спросила:

— Все в порядке?

Теодор прекратил жевать яблоко. Его холодные глаза устремились на меня. Губы блестели от яблочного сока. И, по всей видимости, когда Теодор понял, что я пялюсь на его губы, быстро их облизал.

Вот же засранец.

— Ja, — ответил он с такой лёгкостью, что я ему едва ли поверила. — А что?

— Ты выглядишь каким-то… беспокойным.

— Denkst du so?* (Ты так считаешь?).

— Ja, — ответила тихо и заглянула в холодные глаза Теодора. Я ее могла в них что-либо прочитать. Мне казалось, что Теодор начал закрываться от меня прежде, чем попробовал открыться.

— Ich bin in Ordnung.* (Я в порядке), — подтвердил он, но что-то в его интонацией меня смущало. Быть может он не хотел, чтобы я переживала за него? Но, если порассуждать, то этого просто не избежать.

— Ладно, — прошептал я расстроено, потому что чувствовала себя обманутой.

В зале было шумно. Финн включил музыку, отчего я вздрогнула. Вечеринка только начиналась, а я уже хотела вернуться домой. Тео бы не одобрил такого желания, к тому же, Мария-Луиза настаивала на том, чтобы я пришла. Было бы некрасиво уходить домой не дождавшись её.

Тихо выдохнув из себя, принялась переставлять с места на место тарелки, пока Теодор, все это время, пялился на меня.

Молчание тяготило. Было неуютно, дискомфортно. И с каждой пройденной секундой, мне все сильней хотелось вывести Теодора начистоту. Но я не понимала - как. Тот Теодор, которого я увидела две недели назад, и тот Теодор, который сейчас стоял передо мной — были два разных человека. Первый Тео — раскрепощенный нахал, который не знающий границ и совершенно не замечающий меня. Второй Тео — обеспокоенный и тревожный, который старается не встречаться со мной взглядами.

Сглатываю тягучую слюну, набираясь сил сказать:

— Тео, послушай…

Сводный поднимает свои глаз, словно, ждал момента, когда я к нему обращусь.

— Мне кажется, что…

В кухню резко врывается Мария-Луиза.

— Oh, du bist doch gekommen! Ich dachte, du hast die Party vergessen…* (О, ты все-таки пришла. Я думала, что ты забыла о вечеринке), — произнесла она фразу радостно.

— Nein, ich habe es nicht vergessen* (Нет, не забыла), — ответила я с улыбкой на лице.

Как Марии-Луизе удается все-время быть позитивной? Откуда у неё силы на радость новому дню? Эти вопросы были для меня загадкой. Впрочем, Мария-Луиза по всей видимости и сама не знала ответы на эти вопросы.

— Пойдемте в гостинную! — подбежав ко мне, Мария-Луиза взяла меня за руку, но в какое-то мгновение, её улыбка пропала с лица.

— Ой, я помешала, да? Вы тут общались?

— Да не..

— Да, — перебил Теодор меня твёрдым голосом.

Мария-Луиза кинула на сводного серьезный взгляд. Точно не знаю, сколько они друг друга буравили: две секунды или три, но в воздухе повисло холодное напряжение. Ещё чуть-чуть, и старика бы летала искрами по всему периметру.

Но уже в другую секунду, Мария-Луиза мило улыбалась мне и говорила настолько искренне, что я на совсем поняла, что было пару секунд назад:

— Ну ладно, я пойду. Вы знаете, где меня найти!

А после, скрылась в дверной проеме.

Теодор соврал. Мы не говорили. Мария-Луиза никоем образом нам не помешала. Вновь встречаюсь взглядом с Теодором. Сводный ухмыляется и держа в руке половину яблока огибает столешницу, которая служит дополнительным столом. Он останавливается около меня. Смотрит свысока, обжигая холодом. Следом склоняется, облокотившись руками о стол.

Я ощущаю его яблочно-сахарное дыхание на своей коже. Мне чудится, что слышу беленный стук его сердца. В горле резко пересыхает. Ком тревоги подскакивает к гортани, застревая пробкой. Мне сложно дышать.

Теодор, кажется, испытывает тоже самое. Я чувствую это, хотя по виду сводного сразу и не скажешь. Облизываю пересохшие губы и.. Делаю ошибку.

Дыхание сводного становится тяжелым. Я вижу, как его взгляд скачет с моих губ на глаза, и вновь на губы. Я вижу, что Теодор что-то скрывает от меня. То, чего я знать не должна. Между нами нарастает напряжение, и я ощущаю, как моё сердце начинает биться чаще.

— Что ты хотела мне сказать? — произносит Теодор так сладко, что у меня трясутся коленки. Как этому засранцу удается заставлять одним лишь взглядом чувствовать себя… неуютно?

— Я… — хриплю в ответ, но понимаю, что ничего дельного в голову не приходит. Ровным счетом — одна пустота. Дыхание становится прерывистым. Теодор склоняются ещё ближе , да так, что я могу разглядеть каждую ресничку.

Нет. Мы не должны быть так близко. Это не правило. Это возмутительно. Однако, я ничего не могу с собой поделать.