Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2
Шрифт:
Он, несомненно, преуспел в накоплении знаний и за то время, пока мы не виделись, многое понял и перечувствовал. Многое постиг и немало прочитал. Стал интеллектуалом в подлинном смысле этого слова.
Однажды, глубоко задумавшись, он произнес:
— Ты полагаешь, я не ведаю ответов на вопросы, которые мучают меня так же, как тебя?
И пригорюнился:
— Конечно, знаю. В чем же тогда дело? — Он испытующе смотрел на меня. И рассмеялся. — В том, что они, эти ответы, меня не устраивают.
Да, он стал энциклопедически образован. Исторически оснащен. Когда я входил в его кабинет, в его библиотеку, от пола до потолка по всем четырем стенам сиявшую золотыми корешками, у меня перехватывало дух. А он, свободно перемещаясь мыслью во времени и культурных слоях и эпохах,
Он говорил:
— Мы не должны забывать, мы должны использовать открытия великих… Ох, Тютчев, ох, хитрец… Действительно, дипломат… Такое завернуть… Умом Россию не понять… В нее, видите ли, можно только верить… Да он был предтечей всех Лениных-Сталиных вместе взятых и прочих коммунистов! Которые творили черт те чего, и при этом призывали верить в светлое будущее! Как вообще язык поворачивается такое произносить? Представь себе бизнесмена, который скажет партнерам: не пытайтесь вникать и разбираться в моих делах… Вы мне просто поверьте… Попробуй представить себе цивилизованную державу типа Англии или Японии, в прошлом и нынешнем которой невозможно разобраться… Нет же! Мы прекрасно понимаем логику развития и направленность этих стран… А в России нам априорно заявляют: не пытайтесь постичь и уразуметь… Верьте просто потому что нужно верить… Как в Господа Бога… Но в этом есть своя мулечка… Такое откровение грех не ретранслировать и не эксплуатировать! Это не про Пушкина, это про Тютчева надо говорить: "Ай да Тютчев, ай да молодец!" То есть в российской транскрипции — сукин сын… Как тебе нравятся эти синонимы, которыми величайший гений сам себя величал? "Молодец" и "сукин сын" — одно и то же… Нет, такое возможно только в России, которую и точно не понять ни умом, ни каким-нибудь другим местом… Верьте медведю, верьте дикому льву, который в следующий момент неизвестно что выкинет…
— Вообще, если говорить расширительно, всегда проигрывает тот, кто пытается постичь что-либо умом, — рассуждал Маркофьев, когда мы прогуливались по берегу, и морской бриз веял нам в лица…
— А чем же надо понимать? — спросил я.
Он медлил с ответом…
— Чем-то таким… Подкожным… Нутряным… Ну, шестым чувством, что ли… Которое тебе внушает и подсказывает…
— Что именно? — продолжал расспрашивать я.
— А вот это и надо попытаться выявить из хаоса интуитивных предощущений, которые обуревают. Думаю, и сам Тютчев плохо отдавал себе отчет… Хотя лично я с помощью его прозрения кое-что угадал правильно…
Он любил повторять:
— Ни о чем не надо думать! Во-первых, все уже придумано. А во-вторых, ЖИЗНЬ УМНЕЕ НАС.
— Ах, какие сюрреалистические сюжеты рождаются и пропадают в России! — восклицал он. — У нас, русских, все, в том числе и сюжеты, идет на распыл. Никакому Сартру или Камю подобного не придумать, фантазии не хватит! Менты — грабят, воры, не таясь, разъезжают не в зарешеченных "воронках", а в "Мерседесах", судьи прилюдно развлекаются с девочками легкого поведения, а сами девочки, ублажив хранителей и стражей законности, встают во главе движений по защите нравственности! Хотя, — всплескивал руками он, — что тут удивительного? Россия — это вольница, величайшая в мире гулянка! И всегда была такой, не взирая на драконовские законы. Собственно, их никто никогда не мог на громадной территории утвердить… Россия — вековечная мечта раба! О такой грезили и такой делали ее Стенька Разин и Емельян Пугачев, Берия и Малюта Скуратов… Чтоб надоевших женщин — за борт, чего с ними церемониться, а нравящихся умничающих мужчин — обухом
по башке… Чтоб не осталось высоких лбов, чтоб лбы в утробе сплющивались до сантиметра…Он резюмировал:
— Говорят, что революции происходят ради защиты прав угнетенных и торжества справедливости… Чушь! На самом деле в России в 1917 году случился величайший бунт бездельников — против тех, кто умел и хотел работать. Необразованные, пустые, дикие, любившие убивать и грабить недоумки быстренько истребили пахарей-крестьян, смекалистых мастеровых, дальновидных финансистов… Под корень, генетически вырубили, извели трудолюбивую породу. С тех пор размножение и прирост населения происходит из числа этих самых нерадивых и кровожадных расстрельщиков и конвоиров. Редкие экземпляры умеющих делать что-то полезное и красивое, думающих и работящих достойны быть выставлены на обозрение в музее. Много времени пройдет, пока откристаллизуется нарождающаяся в лучах новой свободы порода предприимчивых особей. Если же лентяи, палачи и словоблуды удержат и сохранят свои позиции и дальше, остальным придется продолжать деградировать и спиваться…
— Но всему миру, иностранцам, западным и восточным соседям-бестолочам, мы должны всячески втюхивать теорию о загадочности и непостижимости русской души, — настаивал он. — Мы должны впаривать ее каждому, с кем сталкиваемся. Потому что — это наш козырь. Пусть пробуют что-нибудь этому противопоставить… Возразить. Они мне будут талдычить: "Вы мне должны вернуть долг", а я им: "Какой долг? Вам меня и моих порывов все равно не понять…" Нормально, да?
И он, не щадя живота, впаривал, втюхивал, внедрял в сознание приезжавших полюбившуюся ему максиму. Велел высечь драгоценные четыре строки над входом в зал переговоров, выгравировать их золотом на мраморной стене павильона для игры в домино… То есть "забивания козла", как это античное строение с портиком и карриатидами именовалось в путеводителе по его владениям.
— Чтоб было доходчивее, — пояснял он, перелагая гостям четверостишие на итальянском, английском, хинди и урду. — В смысле доходнее. А то до этих козлов пока еще дойдет… Что нас ни понять, ни предсказать ни при каких условиях не удастся…
Так он поступал — великий кормчий и книголюб, аквалангист и землепользователь, финансист и кутюрье…
А вот детективных романов он не читал.
— Неужели им мало, — говорил он, подразумевая сочинителей криминальных историй. — Революции унесли миллионы жизней. Сталинские репрессии унесли еще столько же. Войны унесли и уносят миллионы. А эти торопятся прибавить к реальным жертвам еще и вымышленные трупы. Причем на первой же странице. Фи!
Ах, как мастерски и изящно ему удавалось выражать мысли, в какую стройную и изысканную форму он облекал свои прозрения и догадки! Он, надо признать, оставался величайшим просветителем своего времени… И всех эпох вместе взятых…
— Надо по возможности выбирать удачные обороты, — говорил он. — Одно дело ляпнуть: "стадо баранов"… И другое — "отара овец"… Ты согласен, что второе — звучит благозвучнее…
Я, по старинке, иногда порол, вякал, морозил то, что произносить вслух недопустимо. То, что думал. (Редкостный идиотизм!) Вклеивал собеседнику прямо в лицо все, что считал нужным выплеснуть. Поэтому Маркофьев приступил к обучению меня правилам хорошего тона, светского этикета и ведения дипломатических бесед.
— Моя бабушка любила повторять, — вспоминал Маркофьев. — "За правду бьют". Но она была не права. Бьют не за высказанную в горячке нелицеприятность, а за прямолинейность и отсутствие дипломатии. Самую горькую истину можно изложить так, что никого она не заденет и не обидит. А даже понравится. Надо искать и находить подходящие формы изъявления своих претензий. Многие специально эпатируют, провоцируют скандал, чтобы привлечь к себе внимание. Их цель — внедрение в сознание людей собственного имиджа. Дескать, смотрите, какой я правдолюбец! Но нам-то с тобой подобные спектакли не нужны. Мы — действительные знатоки правды — лучше прибережем истину для более рационального использования.