«Теория заговора». Историко-философский очерк

После окончания Второй мировой войны, в период развёртывания «холодной войны», Бармин стремится закрепиться в качестве эксперта по СССР, продолжая публикацию серии статей, «раскрывающих» коварные планы Кремля. В 1947 году журнал «Journal American» на своих страницах знакомит американского читателя с взглядом Бармина на перспективы мирового коммунистического движения. Статья, носившая громкое название «Возрождение Коминтерна означает войну против США», была посвящена созданию Коминформа, пришедшего на смену распущенному в годы войны Коминтерну. Бармин остаётся верен алармистскому подходу, рисуя впечатляющую картину, следующую из факта основания Коимнформа: «Возрождение Коминтерна по существу означает объявление войны Америке. Это означает войну против свободы и достоинства человека по всему миру» ^{553} . Автор игнорирует тот момент, что Коминформ, полное и официальное название которого — Информационное бюро коммунистических и рабочих партий, представлял собой центр координации пропагандистской и агитационной работы, не ставивший перед собой целей достижения каких-либо конкретных политических результатов. Перед американским читателем возникает картина реализации зловещих замыслов, сформировавшихся ещё в военные годы: «Сталин использовал европейских коммунистов для создания в Сопротивлении организованных партизанских ячеек, которые станут зародышами будущих революционных армий. В этом ему помогали западные союзники, щедро снабжая коммунистических партизан оружием. Эта тайная армия всё ещё существует в Италии и Франции и только ждёт сигнала к выступлению» ^{554} . В очередной раз западные демократии выступают как объекты манипуляций со стороны сталинского режима, «выигрышность» позиций которого объясняется использованием технологий тайной войны и систематическими провокациями. Высокая эффективность воздействия подобных приёмов является результатом их длительного использования и восходит ещё ко времени создания партии большевиков. В последующем технологии, согласно взгляду Бармина, «обкатывались» во внутрифракционной партийной борьбе, апогеем их применения можно считать организацию политических процессов во второй половине 30-х годов XX века.

Коминтерн, на разоблачение коварных планов которого ушло столько сил и времени русских конспирологов, действительно, приобрёл в глазах западного обывателя типические черты «тайного общества». Более того, подобное представление проникает даже в академическую среду. Адекватным подтверждением тому служит работа К. Маккензи «Коминтерн и мировая революция. 1919-1943». Написанная профессиональным историком в шестидесятые годы прошлого века, в эпоху некоторого идеологического «перемирия» двух конкурирующих систем, она тем не менее в своих основных выводах поразительно близка к конспирологическим построениям русских эмигрантов. Под пером американского исследователя Коминтерн превращается в центр по подготовке мирового политического и социального переворота. Собственно изучение идеологической составляющей работы Коминтерна отходит на второй план, уступая первенство анализу тактических действий в разное время: от создания Коминтерна до начала Второй мировой войны. Упор делается на рассмотрении заговорщицкой модели коммунистического движения. Нетрудно заметить явные параллели между статьями того же Бармина и выводами Маккензи: «Если захват власти коммунистами оказывается основной целью, средства завоевания и удержания власти неизбежно являются делом первоочередной важности: использование в своих интересах социальных волнений и националистических выступлений, формирование временных союзов даже с представителями вражеского лагеря, быстрое изменение в стратегии и тактике, чтобы реагировать на новые обстоятельства, привнесение нового, недемократического содержания в традиционно демократические понятия» ^{555} . Как мы видим, перед нами почти дословное воспроизведение слов русского конспиролога, перенесённых из сферы публицистической в область научную, но не утративших связи с «теорией заговора».

Статьи и деятельность А. Бармина в целом можно рассматривать в качестве «лебединой песни» русской послереволюционной «теории заговора». Неизбежный отрыв от «корней», замкнутость на внутренних проблемах, личностных конфликтах (взаимные обвинения в масонстве, еврейском происхождении, «чекистских деньгах») делают русских конспирологов неинтересными для западного конспирологического мейнстрима. В этих условиях становится возможным появление достаточно экстравагантных вариантов русскоязычной «теории заговора», ориентированных на внутреннее потребление. В первую очередь это связано с именем и книгами Г. Климова. Подобно А. Бармину и другим рассмотренным нами персонажам, Г. Климова можно отнести к категории «невозвращенцев». Правда, несмотря на незначительное временное «расстояние», эти фигуры разделяет уже историческая эпоха.

Г. Климов [26] — продукт целиком советской эпохи, хотя и связанный с дореволюционной Россией. Перед началом войны он заканчивает Новочеркасский индустриальный институт, получив престижный диплом инженера. Во время Великой отечественной войны будущий конспиролог, несмотря на «неправильное происхождение», продолжает образование в Военном институте иностранных языков.

Полученная квалификация позволяет ему после войны продолжить службу в Германии в составе Советской Военной Администрации. В результате незначительного внутреннего бытового конфликта в 1947 году Климов оказывается в западной части оккупированной Германии. Там он и обращается к литературному творчеству. Он пишет «автобиографический роман» «Песнь победителя» — историю собственного «политического прозрения» и разрыва с «тоталитарным прошлым». Книга получает некоторую известность и переводится на ряд языков, что, конечно, обуславливается в первую очередь не её сомнительными литературными достоинствами, но несомненной политической конъюнктурой. Успешный «литературный дебют» позволяет молодому автору перебраться в США.

26

Г. Климов — псевдоним. Настоящее имя — И. Б. Калмыков.

После продолжительной писательской паузы Г. Климов приступает к главному, как потом оказалось, труду его жизни — серии романов о тринадцатом отделе КГБ. Opus magnum бывшего победителя был написан не в модной тогда шпионской джеймс-бондовской манере, в нём отсутствовали герои «плаща и кинжала», но персонажи были в чём-то даже колоритнее легковесных творений И. Флеминга. За двадцать лет (1970-1989 гг.) Климов написал шесть книг своего цикла [27] . От издания к изданию книги теряли и так не слишком богатую художественную составляющую, пока не стали откровенной политической публицистикой.

27

«Князь мира сего» (1970), «Дело 69» (1973), «Имя моё Легион» (1975), «Протоколы советских мудрецов» (1981), «Красная Каббала» (1987), «Божий народ» (1989).

Свою концепцию автор начинает с метафизических посылок, пытаясь определить природу добра и зла, Бога и дьявола. Ссылаясь на работы известного швейцарского философа Дени де Ружмона, Климов констатирует онтологическую пустоту сатанинской природы: «Он существует, но он существует в каждом существе, которое таковым не является, которое уходит в ничто, которое тайно стремится к разрушению сущности — сущности других и самого себя. Его способность не быть определённо тем или этим даёт ему бесконечную свободу деятельности, бесконечные инкогнито и алиби» ^{556} . Дополнительным аргументом для подобного суждения служат слова Ш. Бодлера: «Самая хитрая уловка сатаны — это убедить нас, что его не существует». Будучи содержательной и логической антитезой Богу, дьявол стремится противопоставить себя ему, преодолеть Бога в его деяниях. Но в этом противоборстве дьявол несвободен, он вынужден зеркально повторять, карикатурно переиначивая, творения Бога. Поэтому онтологическое «ничтожество» сатаны есть необходимое продолжение бытийственной всеполноты Бога. Если исходить из новозаветного определения Бога как воплощения любви, то следует опять же с необходимостью утверждать, что дьявол отрицает любовь, пытаясь и здесь выступить в качестве оппонента божественной благодати. Климов продолжает цитировать швейцарского философа: «Дьявол не умеет любить и не любит тех, кто любит… Вы почувствуете его присутствие в его недвижной силе, за взглядом существа, не способного любить. И там, где любовь фальсифицируется, вы узнаете его по его плодам» ^{557} .

Отдав должное высоким метафизическим построениям, Климов обращается к земным проблемам. Отталкиваясь от постулата, что «дьявол не может любить», автор переносит своё внимание на человеческую природу любви. И здесь трактовка дьявола приобретает весьма далёкий от богословских традиций характер. Хорошо усвоенные и не изжитые уроки марксистского воспитания, полученные автором в молодости, позволяют ему дать собственное модернизированное определение «отца лжи»: «С точки зрения диалектического материализма, дьявол представляет собой не что иное, как сложный комплексный процесс вырождения, или дегенерации, который состоит в основном из трёх частей: половых извращений, психических болезней и некоторых физических деформаций организма» ^{558} . Подробному анализу с точки зрения «диалектического богословия» подвергается мировая история. С некоторым удовлетворением отмечается присутствие названных трёх составляющих в жизни известных исторических, политических, культурных деятелей. Перечень «детей дьявола» открывают персонажи, страдающие банальным алкоголизмом: «Список гениальных алкоголиков уже немножко больше: Александр Македонский, Сократ, Сенека, Юлий Цезарь, Рембрандт, Гофман, Эдгар По, Альфред де Мюссе, Поль Верлен, Бетховен» ^{559} . Далее следуют известные «дегенераты», у которых не было детей, что также свидетельствует об их социально-биологической неполноценности (Гераклит, Пифагор, Сократ, Декарт, Спиноза, Кант, Гоголь, Лермонтов, Ленин, Гитлер). Но единичные признаки «дегенерации» можно с некоторой долей уверенности отнести к факторам относительным. Поэтому оптимальным вариантом представляется сочетание всех трёх компонентов. В этом случае субъекты полностью соответствуют определению дегенерации. И они, естественно, обнаруживаются автором. Уже упомянутый автором Александр Македонский получает целый «букет» симптомов, указывающих на его порочную природу: «Гомосексуалист, эпилептик, алкоголик, разноцветные глаза, слегка косил на один глаз. Умер не то от белой горячки, не то от лихорадки. А его брат — полный идиот. Можно ещё добавить, что его отец, царь Филипп II Македонский, тоже был педерастом. Потом этот гениальный сынок помог убить своего отца» ^{560} . Косоглазый гомосексуалист и сын педераста уже точно соответствуют строгим климовским критериям дегенерации. При всей идеальности фигуры Александра Македонского в качестве «образцового дегенерата», современные социально-политические процессы вряд ли можно объяснить, апеллируя к античной эпохе. Необходимо расширить и объективизировать основание дегенерации, связав воедино три составляющие климовской концепции. Так как процесс дегенерации по авторской воле является синонимом вырождения, то можно связать определённую группу людей с этим явлением и придти к широким обобщениям. Климов задаёт вопрос читателю: «Кровосмешение является корнем древа зла. А теперь подумайте сами: какая религия запрещает смешанные браки и таким образом как бы способствует постоянному кровосмешению?» ^{561}

Автор не утомляет читателя долгим ожиданием и предлагает свой ответ. Подобной религиозной группой являются иудеи. Жёсткое следование идентичности социальной и религиозной приводит к тому, что евреи, подчинившиеся талмудической моральной системе, достаточно быстро становятся этносом-дегенератом. Этническая замкнутость приводит к росту психических заболеваний, физических и сексуальных отклонений. Отказавшись от естественного регулирования, что способствует как нормальному выживанию, так и развитию этноса, и опираясь на доктрину богоизбранности, иудазим признаёт ценность каждого еврея, независимо от его морально-психической природы. Климов цитирует выдержки из книги «Еврейское зерцало» крещёного еврея А. Бриманна, представляющей собой избранные переводы «Шулхан Аруха» — кодифицированного варианта Торы и Талмуда. «Когда у еврея есть дети, хотя бы незаконнорожденные или тупоумные, тогда он исполнил свою обязанность размножать род человеческий <…> дети гоев не могут быть и сравниваемы с незаконнорожденными или с идиотами еврейского происхождения» ^{562} . Нормальная социальная среда отторгает подобные девиации, поэтому евреи вынуждены мимикрировать, внешне адаптироваться. С другой стороны, дегенеративная природа евреев заставляет их прибегать к конспирологическим методам воздействия на общество. Благодаря этому находится простое и «разумное» объяснение либерализации современного общества не только в политическом аспекте, но и в области сексуальной морали. Будучи гомосексуалистами вследствие инцестуальнои природы своего социума, евреи всячески поощряют отступление от здоровой нравственной природы. Пропаганда гомосексуализма, лесбиянства и прочих сексуальных отклонений становится мощным инструментарием разложения общества. И здесь большую роль играют объединения интеллектуалов, по своей природе склонных к этическим и сексуальным перверсиям. Автор обращает внимание на распространение «тайных обществ» в русской интеллектуальной среде предреволюционной эпохи. Возникает мифическое тайное общество «Голубая звезда», членами которой, в частности, объявляются В. С. Соловьёв и Н. А. Бердяев. Участники общества были объединены двумя целями: подрывом традиционного православия посредством так называемого «богоискательства» и реализацией своих извращённых сексуальных наклонностей. Эти цели нередко совпадали. «А в области религии, в поисках нового бога, эти богоискатели экспериментировали с тем, что когда-то называлось чёрной мессой. Они устраивали подобие алтаря. Но вместо распятия распинали в алтаре голую женщину, обязательно девственницу, которая символизировала Деву Марию. Потом богоискатели становились в очередь и прикладывались к модернистическому распятию — взасос целовали и лизали голую деву в святая святых» ^{563} . К оральному сексу добавлялись такие малоприятные детали, как уринофилия и копрофилия. Естественно, что «Голубая звезда» с её религиозно-сексуальными экспериментами была не единичным явлением. Политической составляющей подобного инспирированного и поощряемого евреями движения выступает масонство. В отличие от поборников мистико-эротического «обновления», «вольные каменщики» занимались практическими вопросами реализации деструктивной программы — подготовкой к свержению самодержавия в России. Еврейско-масонское доминирование, начавшись в формах относительно «безобидных» сексуальных новаций, логически завершается полным подчинением современного мира, хорошо подготовленного к подобному закономерному финалу. И здесь России отводится важное, но отнюдь не ключевое положение. Речь идёт о тотальном поглощении всего человечества дегенератами, сосредоточившими в своих руках колоссальную власть. Стремительное распространение ущербных сынов Израилевых делает этот процесс необратимым. «Большинство членов правительства США являются масонами. А большинство этих масонов так или иначе связано с евреями: или смешанные браки с евреями, или продукты этих браков еврейская помесь всех сортов и оттенков, ну и немножко “настоящих” евреев. Вот вам и ключи к власти» ^{564} . Сумев навязать миру новую сексуальную мораль, по сути, собственную дегенеративную природу, евреи запускают процесс цивилизационного распада, который уже, скорее всего, необратим для западного мира.

Определённый парадокс заключается в том, что книги Климова выходят в свет в период заката «первой волны» русской эмиграции, для которой подобные сексуально-конспирологические изыски представляются явно избыточными. Рождающаяся «третья волна» выходцев из СССР практически полностью состояла из «настоящих евреев» или «еврейской помеси». Для них знакомство с сочинениями бывшего советского офицера проходило по разряду «культурного трэша» — неизбежного компонента «свободного мира» и уж никак не являлось откровением. Симптоматично, что одно из немногих интервью у Климова берёт тогдашний корреспондент «Нового русского слова» Э. Лимонов. Позже он напишет рассказ «Первое интервью», в котором конспиролог представлен явно в карикатурном виде, страдающим от мании преследования и нереализованных надежд. Для будущего автора скандального «порнографического» и «гомосексуального» романа «Это я — Эдичка» — Климов диковинный, но малоинтересный персонаж, застрявший в причудливом мире фантазий, мало соотносящихся с тем, что происходит в реальности.

Также показательно отношение к Климову русских конспирологов «первой волны» эмиграции, которые должны бы, в отличие от молодого «испорченного» поколения, приветствовать продолжателя общего дела. Но и они не принимают климовскую концепцию всемирного заговора «педерастов и вырожденцев». Об этом не без горечи рассказывает сам автор в последней части своего шестикнижия — «Божий народ». Определённым ориентиром для начинающего конспиролога в начале его карьеры послужили работы А. И. Дикого: «Самым известным исследователем еврейского вопроса в русской эмиграции был некто Андрей Дикий, который написал очень хорошую книгу “Евреи в России и СССР”. Эта книга вышла в Нью-Йорке в 1967 году. Я её внимательно проштудировал и считаю очень интересной и очень ценной книгой» ^{565} . Но внимательно ознакомившись с биографией автора, Климов обнаруживает ряд настораживающих моментов. Во-первых, настоящая фамилия Дикого — Занкевич, что наводит на весьма интересные этимологические выводы. Во-вторых, Климов открывает ещё более тревожащее конспиролога-натуралиста обстоятельство: «У него, оказывается, был младший брат — сухоручка. А неумолимый закон природы гласит — если у одного брата или сестры есть дегенеративные признаки, это, как правило, распространяется и на всех братьев и сестёр, т. к. это штука — генетическая. В течение нескольких поколений погибает весь род, ибо корнем всему этому является вырождение» ^{566} . Далее следуют жирные штрихи, ещё больше затемняющие фигуру Дикого. Участие последнего в работе НТС автор толкует как однозначную связь с масонством. Бриллиантом сверкает женитьба Дикого на караимке, которая трактуется или как признание неполноценности, или как косвенное признание собственного еврейского происхождение. Не отрицает Климов и возможного синтеза этих двух «порочных» составляющих биографии и личности Дикого.

Впрочем, далее в тексте следует указание на причину подлинного глубоко «научного» интереса Климова к своему предшественнику. «В 1971 году вышло первое издание моей книги “Князь мира сего”. Я понимал, что даже просто затронув еврейскую тему, я тут же попаду в разряд антисемитов. И вот я, так сказать, новоиспечённый молодой антисемит, а тут рядом — маститый, всем известный антисемит Дикий — ну, я и решил позвонить ему по телефону и познакомиться, представиться патриарху русских эмигрантов-антисемитов. Я позвонил, представился, спросил — не читал ли он моей книги? Он говорит, что трижды прочёл её и считает, что это всё сплошная чушь, абсолютное идиотство. И говорит это так взволнованно и даже с некоторым хамством… В общем, союза двух антисемитов не получилось» ^{567} . Климов многозначительно добавляет, что смерть Дикого было тяжёлой и он страшно кричал. Видимо, «патриарх русских эмигрантов-антисемитов» на смертном одре осознал свою вину за «некоторое хамство», а может быть, и за неправильную женитьбу. Впрочем, нужно признать, что Климов прекрасно понимает различие между собственной конспирологической концепцией и взглядами старой эмигрантской школы конспирологии: «Дикий, в своей очень интересной книге, описывает факты политической жизни, но не ищет корней проблемы. Он подходит к этой проблеме только с исторической точки зрения. Я же — подхожу с биологической. Я ищу эти самые корни, биологические и психологические, феномена непомерного участия евреев в “русской” революции» ^{568} . Таким образом, реанимация первоначальной модели «теории заговора» — натуралистической, самим автором подаётся как шаг вперёд, как возможность «онаучить» аналитический уклон «старой школы».