Теория заговора
Шрифт:
Я глянул в глаза своему спутнику. Нормальный мужик, в принципе. Профессионал. Он кивнул, отсалютовал мне бокалом, запрокинул голову и влил в себя тёмную жидкость. И в тот же миг по корпусу самолёта волной прокатились короткие сильные удары. Как горсть камней. Борт тут же резко накренился и, сорвавшись, по большой пологой дуге понёсся к воде.
— Это что?! — выпучил глаза Серёжа.
— Дождь метеоритный, — бросил я, расстёгивая привязной ремень. — Из зенитной вдарили, что ж ещё!
В левом борту появилось несколько свистящих отверстий.
— Игорь! — крикнул я, вскочив с кресла и устремляясь
Из глаз брызнули искры. Я зарычал и заскрежетал зубами. Ноги стали ватными, а по позвоночнику пронёсся электрический импульс и вспыхнул в голове молнией. Поясницу прошило острой болью — слишком резко дёрнулся, как молодой, бляха… Но прислушиваться к ощущениям было некогда. Я как с горки скатился, пролетев вперёд, и понял, что Игорь ничего мне уже не ответит. Голова его свесилась на грудь, а белоснежная рубашка на глазах становилась кумачовой, пропитываясь кровью. Твою мать!
— Твою ж мать! — раздалось позади меня, будто мой спутник, повторил вслух мои мысли.
Игорь не двигался. Экраны перед ним были чёрными. Высота, скорость, авиагоризонт…
— Ты не против? — отрывисто бросил я Сергею, забираясь в неудобное узкое кресло второго пилота и морщась от боли в спине.
— Нет, — коротко ответил он. — Я не умею.
Времени на разговоры не было. Мы падали. Экран с маршрутом мигал, но остальные приборы на моей стороне работали штатно. Вроде бы. Вырубив автоматику, я левой рукой взялся за штурвал, а правой потянул рычаг закрылков, пытаясь выровнять положение.
Тысячу лет не летал. А на этом самолёте — вообще никогда… Сергей навалился вперёд, обхватил руками спинку кресла и не отрываясь смотрел на несущуюся навстречу воду. Я глянул на него, он побледнел, но не истерил, не паниковал. Я же сказал, нормальный мужик.
— Григорий Андреич, надо бы попытаться вернуться, — прохрипел он. — На берег…
— Держись, Серый, — процедил я сквозь зубы, с силой вытягивая штурвал на себя.
Ну же… Ну же…
— Ну же!!! — прохрипел я, задирая нос и сдвигая рычаг газа. — Давай!!!
Самолёт, едва не зарывшись в волну, резко вынырнул из пике и рванул ввысь, а мой товарищ, не удержавшись, повалился назад и отлетел к пассажирскому сиденью.
— Надо возвращаться, — повторил он, когда я кое-как выровнял положение. — До Сочи не дотянем.
— Да, кто его знает, — пожал я плечами. — Может, не дотянем, а может, и… наоборот. Но автопилоту капут. Да и хрен знает, чего ещё эти уроды продырявили. Тебе, кстати, ничего не отстрелили?
— Сука… — зло помотал он головой. — Обезьяны с пулемётами… Не отстрелили.
— Ну, и молодец, — кивнул я. — Везунчик ты, Серёжка. Значит надо двигать вперёд. Назад нам с тобой никак нельзя. И, главное, куда назад? На пляж опять? Так там уже наших нет, бармалеи засели. Или чё, предлагаешь в Хмеймим лететь? Типа, здравствуйте, вот они мы. Сам-то подумай. Проверь-ка лучше Игорька.
Но там и проверять нечего было. Игорёк пал на боевом посту.
— Ладно, — покачал я головой, — пойдём на Кипр. Это двести пятьдесят кэмэ всего. Плюс-минус. Ну-ка, вруби свой навигатор на мобиле.
— Блин…
— Чего?
— Да, не хотел я телефон включать…
— Ну, — усмехнулся я, — тогда пальцем ткни, куда лететь.
Он замешкался.
—
Да не ссы ты, товарищ полковник, — покачал я головой, — проскочим. Давай только скорее, а то нам похоже бак пробили. Некогда титьки мять.— Ладно, — недовольно выдохнул он. — Что ставить, Ларнаку?
— Нет, Никосию. Рисковать не будем, полетим в турецкую часть. Ты только Чечиткале забей, а не Эрджан. И смотри, бритов надо стороной облететь, а то у них там есть из чего пальнуть.
— Я уверен, они всю эту хрень и замутили. Твари.
— Это точно, — усмехнулся я, это действительно они расстарались. — Англичанка гадит, да? Жаль, сбросить ей нечего. Нет у тебя бомбы какой-нибудь?
— Нету, Григорий Андреевич. Нету…
На следующий день, ближе к вечеру, я прибыл в Управление на Ходынское поле, прошёл все необходимые посты и проверки и, наконец, вошёл в приёмную генерал-майора Прошина.
— Здравствуйте, Алёна Антоновна. У себя?
— Ой, Григорий Андреевич, здравствуйте, — разулыбалась обычно строгая секретарша с капитанскими погонами. — Заходите сразу, он вас ждёт уже. Спрашивал два раза.
Я глянул на часы, убедился, что не опоздал и шагнул к двери.
— Товарищ генерал, разрешите? — произнёс я, приоткрывая дверь.
Кабинет был просторным, светлым, современным с большими окнами. В глубине стоял массивный письменный стол с приставленным к нему длинным столом для совещаний.
— А-а-а, дядя Гриша, проходите, заждался уже, — хозяин кабинета встал из-за стола и сделал несколько шагов мне навстречу. — Небыстро вы в этот раз.
«Дядя Гриша»… Я сразу всё понял. Сука, Сбитнев, наклепал уже, козёл… Я ему, может, и зря вчера выволочку устроил, да только, всё равно, не жалел, что рубанул правду-матку. Кто-то же должен был этому мудаку объяснить дважды два четыре. Таких он там дел наворотил. Мало что парней не сберёг, так ещё секретное оборудование просохатил. Олень. А там ведь и материалы находились… Ладно… Тихо… Надо было успокоиться.
Генерал меня обнял, а я обнял его. Просто братская любовь…
— Садитесь-садитесь, — заулыбался он и вернулся на своё место. — Что будете?
— Кофе, — кивнул я. — Маленькую чашечку. Ристретто.
— А сердце, давление в норме? Можно вам такой крепкий пить?
— Можно, Саша, можно, — усмехнулся я, назвав его по имени, и он тоже понял, что я понял.
Все всё поняли, в общем… Неофициальное обращение, дружеская обстановка, вроде мы уже не начальник и подчинённый, а просто старые приятели. Ну-ну… Мой «приятель» нажал кнопку на селекторе и попросил принести кофе и коньячный набор.
— Впечатлён, как вы с самолётом управились, — улыбнулся генерал.
— Да, это что! Пустяки, я ещё и вышивать могу. Крестиком, как кот Матроскин. Мне же это только и остаётся теперь, да?
— Дядь Гриш, — немного грустно, улыбнулся он. — С днём рождения вас. Мы приказ подготовили о награждении и подарок.
— Подарок? — удивился я. — Подарок — это здорово. Ценный, надеюсь?
— Да, всё, как положено, ценный подарок, — кивнул он и стал серьёзным.
В юности он походил на бравого гренадёра — ему бы кирасу и усы погуще, и вылитый был бы… А теперь вот раздобрел, плешь завёл, пузцо…