Теперь ты моя
Шрифт:
Не нахожусь, что ответить. Мой мир будто исчез навсегда. Растворился в воздухе, оставив после себя какое-то жалкое подобие жизни.
– Все, что от тебя требовалось в благодарность – выйти замуж за Юлдашева. А что сделала ты? Сбежала, и натворила таких дел, от которых теперь у меня могут быть большие проблемы.
– По-твоему, пап, это так просто? Выйти замуж?
– Ты задавала себе этот вопрос, когда выскакивала за Логинова? Смотрю, это для тебя было не труднее, чем в туалет сходить!
– Это вы с мамой вынудили меня так поступить, понятно? Вы не оставили
– Знаешь, Аля, сейчас мне удается скрывать от Тимура сведения о тебе, но только скоро все вскроется, и вот тогда начнется настоящий пиздец!
– Он уже начался, – спокойно отвечаю я. У меня кончились силы. Больше не могу разговаривать в надрыв. – Ты отрекся от меня, растоптал, проводишь время с какой-то подстилкой, а мама… Кстати, – меня вдруг осеняет, – где мама? Мам? – кричу на всякий случай, но это глупо. Она бы уже услышала, что я здесь, если бы была дома.
– Ну, давай, Саш, расскажи ей, где твоя жена, – Вера издает неприятный смешок. – Добей дочурку.
Девушка смотрит на меня так, будто я лично ей чем-то насолила. Не знаю, может, она просто ревнует, ведь, как я поняла, Вера была готова на все, лишь бы мой папа на ней женился.
– Алевтина! Марш в свою комнату! – отец возвращается к тому, с чего мы начали, только вот я не собираюсь его слушать.
– Она в больнице, Аля. С сердечком плохо стало после всего, что случилось.
– Заткнись, дура! – рычит папа на свою любовницу.
– Это… Это правда? – я думала, что хуже уже просто не может быть, но ошиблась. Может. Еще как может.
Делаю несколько шагов назад. Понимаю, что больше не смогу здесь находиться.
– А, ну, иди сюда! – гаркает отец и пытается поймать меня.
Не хочу больше видеть этого человека.
Срываюсь на бег.
Папа кричит что-то мне вдогонку, но я не слушаю.
Кажется, его отвлекает Вера, потому что преследование он превращает.
А мне нужно найти маму. Кажется, она единственная, кто у меня остался.
ГЛАВА 32
Аля
Бегу к машине, хватая ртом прохладный воздух. Слезы катятся по щекам.
«Надо найти маму!» – крутится в голове единственная мысль.
Уверена, с папой тоже что-то произошло. У него поехала крыша. Точно! Он сошел с ума! Наверное, отца стоит показать специалисту, потому что я никогда, никогда не видела его таким.
Да, папа был строг временами, но чтобы совершать такое – никогда.
Первое, что приходит в голову – больница, с которой год от года родители заключали контракт. Даже если маму на скорой привезли в обычный стационар, скорее всего, потом транспортировали в нашу клинику. Если, конечно, папе вообще было до матери дело, и он не кувыркался в этот момент со своей любовницей.
Слезы жгут глаза. Я изо всех сил стараюсь не плакать, потому что должна быть сильной, потому что, когда изображение перед глазами растечется в призме слез, я могу попросту не доехать до мамочки.
Боже! Как она, должно быть, переживала за меня!
Мне везет. В больнице говорят, что такая пациентка здесь имеется. Сначала
меня не хотят пускать, потому что я никак не могу доказать родство.Отчаяние душит.
Еще немного, и я начну истерить, как полоумная.
К счастью, меня узнает наш семейный врач, что как раз очень удачно спустился к администратору с каким-то вопросом.
Мне выдают бахилы, одноразовый халат и шапочку. Рассказывают куда идти.
Весь путь меня трясет. Сама не знаю, чего боюсь. Наверное, думаю, что за дверью палаты меня ждет что-то ужасное.
Мама лежит на белоснежной постели. Она спит.
Доктор сказал мне, что ее лучше не беспокоить, поэтому я послушно сажусь на стул рядом с кроватью матери.
Она бледная. Губы сухие. Выглядит не очень, даже во сне. Но раз она здесь, наверное, это не удивительно.
Я послушно сижу и жду, когда она проснется.
Стараюсь откинуть все мысли. Мне больно думать. Больно анализировать. Жизнь не готовила меня к таким крутым поворотам.
Папа прав, я была избалованной, эгоцентричной девочкой. А потом все сломалось. Буквально все. Не осталось ровным счетом ничего от той жизни, которой я раньше жила.
– Мам, – бросаюсь к ней, когда она приоткрывает глаза. Падаю на колени у ее койки.
– Аля…
Мамин голос тихий. Вижу, как ее голубые глаза становятся влажными.
– Мамуль, прошу, не плачь… Пожалуйста, не плачь… – молю ее, хотя сама не могу держаться.
– Не буду, малышка, – нежно отвечает она. – С тобой все в порядке, и теперь могу быть спокойна.
Мама поднимает ладонь и укладывает ее мне на щеку. Гладит. Как же приятны эти прикосновения.
– А с тобой? – спрашиваю, а потом замечаю пару синяков на ее запястье. – Это что? – на эмоциях выдаю слишком громко.
– Да, пустяки, – отмазывается она.
– Пустяки? – трясу ослабленную руку. – Это отец сделал, да?
Мать молчит.
– Мам?! – продолжаю удерживать тонкое запястье.
– У Саши трудные времена…
– Ха! Ты вот сейчас серьезно, да? Вот прям серьезно? – возмущаюсь, что есть мочи. – Зачем ты его оправдываешь?
Я не знаю, стоит ли рассказывать про Веру. Вдруг мама не знает, и эта новость станет для нее слишком болезненной?
– У Саши были какие-то проблемы на работе, но я никогда не лезла, ты же знаешь. Юлдашев старший, его начальник, держал все в секрете, быть может, сам участвовал в чем-то незаконном, я не знаю. Но у отца из-за этого была некоторая зависимость. Поэтому, когда Юлдашев сказал, что Тимур, его сын, захотел жениться на тебе, папа просто не смог отказать.
– Подожди, мам, я ничего не понимаю! Ты зубы мне хочешь заговорить?
– Нет. Ты просто должна понять, что у отца сейчас большие проблемы. Если он не посадит этого бандита, что забрал тебя, и не отдаст тебя Тимуру, его самого упекут за решетку. Мы лишимся всего, что нажили. Останемся ни с чем. Саша будет в тюрьме, а мы с тобой у разбитого корыта без средств к существованию и с подмоченной репутацией.
– Мам, ты выгораживаешь его после того, как он ударил тебя? Это же не единственные синяки? Есть еще, правда?