Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Вот и тогда оно было серое.

Правда, облака над городом висели не свинцовые, как это бывает перед осенней грозой, а скорее алюминиевые или оловянные. Такие, собственно, и висят обычно над зимней Москвой.

С неба срывались мелкие снежинки. Они падали на грязный асфальт, тонули в бурых, покрытых керосиновыми разводами лужах, оседали на грязную землю расположенных возле школы дворов, падали на ветровые стёкла автомобилей, мгновенно таяли и тут же катились по стеклу резвыми водяными каплями, чтобы стечь быстрее на дорогу и влиться в единый грязевой поток.

Время от времени на спешивших по своим делам прохожих налетал буйный арктический ветер, сдувал с пенсионеров шапки, забирался дамам под одежду, а после исчезал, оставляя за собой полное затишье, чтобы через минуту воротиться снова.

Короче, обыкновенная мокрая природа. Бывает хуже.

Урок русского языка закончился. Мои одноклассники спокойно покидали помещение, всё громче и громче беседуя друг с другом на ходу. Начиналась большая перемена. Все поэтому хотели быстрее просочиться в столовую, пока та не оказалась совершенно освободившимся ото всяких дел школярским народом, или же поесть в коридоре.

Кстати, о коридорах. В коридорах у нас ели либо те несчастные, кому в столовой не хватило места, либо же те эстеты, педанты и ревнители гигиены, которым в столовой есть было попусту стрёмно, а обедать в классах – запрещено.

В «Протоне», как вам уже известно, вообще царила тотальная иерархия. Соблюдалась она, конечно, и в сфере общественного питания.

Тоня Боженко, рабы первой категории, а также всякие другие местные знаменитости – почти всегда обедали в классах. Им это было по статусу положено. Конечно, иногда эти люди по собственному желанию могли поесть в столовой. Но такое, право говоря, было чрезвычайной редкостью и рассматривалось всеми как барская прихоть.

Да, в столовой знатным барам обедать считалось не по положению. В столовой у нас обедали почти всегда одни только трушники да трушницы. Им это причиталось по статусу.

Это были две самые привилегированные группы нашего школьного населения.

Те, кто не принадлежал к числу настоящих школьников и при этом не был звездой, – вынуждены были обедать в коридорах.

Тут, впрочем, дела обстояли несколько более сложным образом. Считалось, что если в столовой нашлось свободное местечко, то непривилегированый парень или простая девушка могут спокойно его занять. Если свободных мест нет, – тогда уж извините. Что же касается трушников, то для этим товарищам наличие места за обеденным столом гарантировалось.

Однако же многие настоящие в столовой обедать брезговали. Их я прекрасно понимаю. Ох, знали бы вы, читатель, что из себя представляла наша школьная столовая! Там ведь реально фильмы ужасов снимать можно было! Крысы размером с кошку по полу бегают, насекомые всякие зловредные, грязища, теснота, духота такая, что вздохнуть невозможно, смрад жутчайший... Рассказывать об этом месте можно долго. В будущих главах я подробно напишу об этом. Сейчас, однако, не будем зацикливаться на данной теме. Вернёмся-ка лучше к делу!

Короче, многие трушники (а ещё чаще трушницы) обедали у нас в коридорах. И правильно делали, я вам скажу! В столовой-то нашей только отравиться можно было. Собственно, очень часто те, кто там ел, – зарабатывали себе гастрит и язву на подобном питании.

Часто, помню, бывало так. Сидит себе какой-то простой парень в столовой, есть себе, ест… Тут в столовую вваливается трушник. Место себе, естественно, требует. Несчастного простого парня тут же сгоняют с насиженного стула. Последний передаётся трушнику.

Такова была наша школьная иерархия!

Честно говоря, всё это было из-за того, что столовая в 737-й школе просто тупо не вмещала такое количество народа, какое в этом заведении имелось. В школе было около семи сотен молодых людей, тогда как столовая с огромным трудом вмещала лишь две сотни. Притом когда эти две сотни набились туда, – в помещении становилось настолько тесно, что приходилось протискиваться между красными, обливающимися потом от чудовищной, непереносимой духоты людьми.

Короче, для удобства граждан пользование столовой было ограничено.

Впрочем, хуже всего дела шли у рабов седьмой категории, у объебосов и тому подобных личностей. Эти отбросы нашего школьного общества вынуждены были обедать в сортирах. Обедать в коридорах или уж тем более в столовой – этим гражданам строжайше запрещалось. За нарушение запрета могли нехило поколотить. Притом если нарушителем был простой наркоман, то его тупо избивали первые же заметившие нарушение ученики. На этом всё, собственно, и заканчивалось. Если же это был раб седьмой категории, – то несчастного сначала колотили бдительные товарищи из числа учеников, а уже потом наказывала Тоня Боженко. Обычно за такое она присуждала нарушителю двадцать ударов кнутом.

Да, эти товарищи были вынуждены жрать свои скудные харчи, прямо восседая на холодном грязном унитазе, который к тому же ужасно шатался, как признавались мне некоторые из них. Это было тем более сложно, если учесть, что почти все унитазы в нашей школе были лишены того пластмассового кольца, на котором человек и сидит обычно. Некоторые у нас из-за этого прямо-таки проваливались в самую глубину сортира.

Короче, когда началась перемена, – многие из наших поскорее засобирались в столовую, чтобы занять немногочисленные свободные места.

Я тоже поскорее вышел из класса, хотя вовсе не собирался обедать. Я уже оставил позади кабинет Снежаны Владимировны и теперь стремительно двигался по шумному коридору, всё более приближаясь к лестнице.

Вдруг, аккурат в тот самый момент, когда я уже поравнялся с дверью учительской, – на моё плечо опустилась чья-то рука. Она была очень лёгкая и очень нежная. Сразу было ясно, что девичья. Я остановился и в следующую де секунду услышал у себя под ухом нежный шепчущий голос Светы Солнцевой: «Пойдём к окну, мне надо с тобой поговорить!..».

Я слегка удивился и потопал к окну. Пару раз я слегка поворачивал голову назад, делая убедиться, что а идёт за мной. Она действительно шла прямо позади меня, хотя и на некотором удалении.

Наконец мы добрались до заветного окошка: сначала я, потом Света. Мы упёрли локти в подоконник и стали беседовать, спокойно поглядывая в окно.

Коридор отражался в оконном стекле. Поэтому мы могли также наблюдать за тем, кто проходит рядом с нами. Это позволяло нам следить за тем, не подслушивает ли нас кто с приличного удаления.