Теперь я Волан-де-Морт?

Мы опять оказались в холле.

— Комната времени! — приказал Руквуд.

Двери завертелись и вновь мы вошли уже в другую открытую дверь.

Внутри нас встретил заимперенный Бродерик Боуд, сотрудник Отдела Тайн. Он стоял в углу, наколдовав себе на голову какую-то непрозрачную сферу — иллюстрация на тему:"Не слышу, не вижу, не говорю.»

Всюду был свет и блики. Со всех сторон смотрели часы — большие и маленькие, всевозможных форм и размеров. Чары фильтрации звука снижали шум от тика часов до приемлемого уровня. Некоторые часы стояли, некоторые шли медленно, другие как обычные часы. Несколько вертелись так быстро, что удерживались на месте только потому, что были прикручены к полу. Сбоку стояли стеллажи с хроноворотами. Обычными, как у меня, совсем крошечными и огромным — песочные часы размером с человека. Это очень ценные вещи, надо забирать. Пожиратели начали это всё загружать.

Но больше всего меня привлекло не это.

Переливающееся мерцание исходило от стеклянного сосуда куполообразной формы, стоявшего в дальнем конце большой комнаты. Если верить Руквуду, это внутри время течет вспять. Если бы не было побочных эффектов, это было хорошей альтернативой эликсиру жизни…

Эдвард что-то приказывал. Пожиратели грузили всё в экранирующие контейнеры. Руками или магией. К часам, перед тем как их сунуть внутрь, подсоединяли накопители маны. Я же просто стоял и наблюдал. Эдвард походу решил, что главное — чтобы я не мешалась.

Руквуд же что-то колдовал с высотой в его рост прозрачным сосудом, который казалось был полон искристого, бушующего света. Я наложил на себя заклятие, увеличивающее остроту зрения. Детализация выросла в разы, но в эти же разы упало поле зрения — словно в микроскоп посмотрел. Я понял, что то, что я принял за свет на самом деле — это разогнанные до невероятной скорости крошечные песчинки. Странно, они должны производить на содержимое эффект мелкой дроби, но они просто проходили сквозь плотный с виду объект. Я вернул зрению прежний режим.

В потоке крошечных песчинок мерцало яйцо. Вскоре из яйца появилась птица, которую, если бы не магическое зрение, можно было принять за колибри. Вскоре птичка превратилась в яйцо, а потом опять в птичку.

— Своеобразная идея — создать феникса, используя Песок Времени. Пока у них ничего не получилось, — сказал мне Руквуд, в то время когда два Пожирателя грузили сосуд с птицей в транспортный контейнер. — Но должен заметить, что когда я только начинал здесь работать, в магическом зрении эта птица выглядела явно по-другому.

Вскоре и эта комната опустела. Яксли понёс содержимое к Эйвери.

Программа минимум выполнена — Время и Разум.

В запертую комнату мы не попадём — не знаю как туда попасть, не объявив тревогу. Да и очень сомневаюсь, что любовь удастся унести. Хотя идея интересная: «Альбус, у меня любви теперь полные карманы!»

Комната Планет меня тоже интересует. Нет, мне пока не до межпланетных порталов, я не настолько боюсь Дамблдора.

Но в Комнату Планет мы всё-таки зашли. Если бы не чары, заранее наложенные на себя, то оказались бы в невесомости. Идея была проста — мы заберём с собой макет планеты Земля. Нет, не для того чтобы саботировать работу Невыразимцев и не для того чтобы потешить свою эго, крича под Веритасерумом «Я хозяин Земли». Просто оказалось, что по этому макету Земли, являющемся чем-то вроде трёхмерного чертежа, можно искать полезные ископаемые. Следовательно, можно купить у магглов за бесценок земельный участок, после чего найти там полезные ископаемые.

Дальше мы вошли в Комнату Артефактов.

Я думал в наших исследованиях бардак, но здесь… Я знал про это со слов агентов из Отдела Тайн или воспоминаний Руквуда, но реальность превзошла все ожидания.

Я обозревал лабораторию Артефакторики с балкона, расположенного на высоте примерно ста футов над полом. Представшая моему взгляду картина напоминала сцену съёмок какого-то низкобюджетного фильма ужасов про сумасшедшего, но очень деятельного и не стеснённого в средствах учёного. Огромное помещение, размером больше футбольного стадиона, было заставлено лабораторными шкафами, в которых шипели и искрили горелки с языками пламени всевозможных размеров и цветов. Над горелками были закреплены реторты, напоминающие произведения страдающего икотой стеклодува, с количеством носиков, варьирующимся от нуля до бесконечности. В ретортах булькали, плевались и испарялись разноцветные жидкости. Всюду было то, что можно назвать антиквариатом или мусором. На фоне этого были с виду высокотехнологичные штуки, напоминающие технику космических пришельцев. Тонкие стеклянные трубки и ходовые мостики соединяли различные элементы этого хаоса в, предположительно, единую конструкцию, переплетаясь в трёх измерениях, как мозгошмыги в Астральном зрении.

Объяснить это невозможно — это можно только сделать. Похожего эффекта мы добились один раз, когда, пытаясь сделать нескольких акромантулов более контролируемыми, накормили их маггловскими и магическими наркотиками, а они после этого начали плести паутину.

Картину хаоса дополняли полторы сотни големов-работников, за которыми следили четверо — наш агент и трое заимперенных, которые, казалось, бессистемно метались между шкафами проходами, в которых можно было двигаться только по одному и бочком, и контролировали уровень жидкости в ретортах и показания нескольких десятков типов всевозможных приборов, из которых я узнал только термометры, манометры и мано-метры. Броуновское движение магов и големов по и без того малопроходимым проходам осложнялось коварно расставленными вёдрами с различными ингредиентами и со смесью чего-то подтаявшего, и крайне подозрительных кусков камня и металла.

Эдвард что-то приказывал, а я наблюдал за царящим внизу хаосом со стоическим выражением лица. Даже по сравнению с воспоминаниями Молли Уизли, стеснённой в средствах матери семерых детей, когда ту посещала в гостях с ночевкой тётушка Мюриэль с другими родственниками, в доме, который называется «Нора», полным садовых гномов и с упырём на крыше, эта часть Отдела Тайн казалась безумным хаосом.

Я раскусил новую ампулу с обороткой и спустился вниз, чтобы посмотреть на всё поближе.

Я наблюдал, как Пожиратели начали работать и вытаскивали всё, до чего могли дотянуться и что могли забрать. Так мы разжились различными артефактами, среди которых наибольшую ценность для меня представлял искатель Обскуров.

Очень хотелось вынести вообще всё, но не получится. Кое-где не сумели снять сигнализацию, кое-что не уживалось со свернутым пространством. Иногда предметы были слишком большими, слишком маленькими или слишком взрывоопасными. Или всё это было одновременно.

Словно турист, увидевший Парфенон, я обнимал вертикальную стальную колонну.

— Нет. Это однозначно не влезет, — сказал мне Эдвард. — А распиливать нельзя.

Жаль. Нечто представляло собой что-то, напоминающее десятки сваренных между собой под причудливыми углами линий электропередач, высотой метров шестьдесят каждая. Насколько я знал, то это артефакт «Убийца Родов». Вливаешь в него магическую энергию (лучше если Вас будет несколько сотен магов), а он спустя некоторое время бьёт по площади молниями. Насколько я знаю, такие вещи запрещены, поскольку они портили озоновый слой планеты. Гипотетически, эта штука убьёт Дамблдора — если тот будет стоять на линии огня. Ладно, пусть пока тут стоит. Но если соберусь штурмовать Хогвартс — я знаю, что мне нужно и где это искать.

Теперь я смотрел на обычный летающий волшебный ковёр.

— Спортивный ковёр якобы производства фирмы «Пыльная буря», — пояснил мне один из заимперенных. — Хотя это просто английская подделка под известную персидскую фирму. — Предположительно, проклят.

— Что, летать перестал? Или взрывается? — спросил я.

— Не совсем, — уклончиво ответил заимперенный. — Мы ещё точно не знаем, в чём причина, но теперь летательные свойства ковра имеют тенденцию внезапно сменяться летальными. Это происходит как только скорость достигает ста восьми миль в час, при условии, что высота больше сорока метров. Проще говоря, на дикой скорости и на значительной высоте пассажир ковра неожиданно обнаруживает, что он находится в свободном падении, а его конечности плотно обмотаны крепкой, сковывающей движения, но совершенно не смягчающей удар тканью. — Заимперенный замялся. — Честно говоря, если бы не предварительная продувка в аэродинамической трубе, у нас бы уже начался дефицит големов-испытателей. С моей точки зрения, пилотируемый летательный аппарат, который внезапно сам собой превращается в кирпич, не может претендовать на определение «летательного».

— Мы продолжаем работать над этим интересным инцидентом, — добавил другой заимперенный. — Особенно нас заинтересовал тот факт, что этот эффект проявляется при скорости, измеренной в милях в час, но при высоте — в метрической. Хотя встроенное заклятие-высотометр градуировано в футах, и во все встроенные системы действительно передаются футы, а ничего похожего на вычислитель мы не обнаружили. Как это у него это получается, мы бы хотели знать!

В последнее время часть заколдованных нами маггловских приборов попала к Министерским. Те даже организовали их изучение. Это имело двойной смысл — вербовать заинтересовавшихся невыразимцев и в будущем посмотреть результаты деятельности Отдела Тайн. Вот например эти винтовки, мины и гранатометы, с помощью которых заимперенные пытались убить Аластора Грюма. Сейчас мы копировали отчеты министерских по исследованию наших образцов и забирали назад все транспортабельное. Мы были не в силах исследовать сразу всё, поэтому позволили части утечь, чтобы потом забрать результаты от Министерских.