Тепла хватит на всех 2

Лишь спустя какое-то время я заметил, что вокруг стало очень тихо. Слишком тихо: ни шагов, ни завываний ледяного ветра.

Я огляделся. Рядом со мной стоял Айтен. Его род приоткрыт в немом крике. Я подошёл к нему, преодолевая сопротивление воздуха, ставшего неожиданно упругим. Помахал перед его глазами. Моя ладонь нагрелась, будто я быстро поводил ей по стеклу.

В полном недоумении я обернулся. Увидел Лэма. Он наблюдал за мной улыбаясь.

— Ч… что происходит? — спросил я, чуть запнувшись, но стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.

— Я хочу поговорить, — сказал Лэм, и пошёл мне навстречу, плавной текучей походкой.

Я отпрянул.

— Старайся резко не двигаться. А то обожжёшься, — сказал он.

Я провёл ладонью по воздуху. Она действительно ощутимо нагрелась.

— Как мы дышим? — спросил я. Особых затруднений с дыханием я не заметил.

— Воздух попадает в локальный темпоральный мешок, — сказал Лэм. — Он ограничен нашими физическими телами.

— Ты замедлил время? — спросил я.

— Это не вполне корректное представление. Я направил нас чуть в сторону от основного временного потока в локальных координатах этой браны, — ответил Лэм. — Мы пройдём по широкой дуге и снова вернёмся к обычным временным координатам.

— Кто ты? — я, наконец, задал тот вопрос, с которого следовало бы начать наш разговор.

Лэм снова улыбнулся.

— Йинлэм одно из моих настоящих имён. Почти позабытое на этой планете, — вздохнул он.

— Значит, у тебя много имён, — констатировал я.

— Как и у тебя, — сказал тот. — Женя, Тейдан… твои позывные. А будет ещё больше. Имена не имеют такого большого значения, как им приписывают.

— Ты можешь обезвредить это? — спросил я, кивая на белые купола, медленно опускающиеся на нас. Под ними уже можно было разглядеть чёрные зёрнышки смертоносных зарядом.

— Возможно, — ответил Лэм.

— Сделай это, — попросил я.

— Тогда мне придётся уйти, — вздохнул он. — А мне бы хотелось с тобой ещё поговорить.

Я выдержал паузу, собираясь с мыслями. После всего произошедшего способность рассуждать здраво и отстранённо давалась мне с огромным трудом. И Васю на помощь не позовёшь — не та ситуация…

— Что ж, — кивнул я. — Давай поговорим.

— Там, на границе пустыни. Когда ты обездвижил трийан. Ты ведь планировать с ними сделать что-то ещё, да? — спросил Лэм, заглядывая мне в глаза. — Почему остановился? Они ведь были полностью в твоей власти.

— Я почувствовал ловушку, — ответил я, решив, что полная искренность будет правильной политикой в этой ситуации. — Это решение лишь казалось правильным. Трийан нет смысла запугивать: они и без того боятся настолько, что совсем потеряли облик разумных существ.

— Верно, — кивнул Лэм. — Как там у вас говорят на Земле? «У страха глаза велики»?

Последнюю фразу он произнёс на русском. Из-за плотного воздуха его речь звучала чуть приглушённо, поэтому звуки родной речи будто разносил старый динамик, какой устанавливали в детских учреждениях.

— Что ты сделал на Земле? — спросил я ледяным тоном.

— Я? — Лэм широко распахнул глаза, тщательно изображая удивление. — Совершенно ничего. Не моя епархия, знаешь ли.

— А Нарайа? Получается, твоя?

Он вздохнул и посмотрел на меня грустно.

— Можно и так сказать, — ответил Лэм. — Эта планета по законам Сектора принадлежит мне.

— Получается, ты тот, кого боялись трийане… — сказал я.

— Получается, так, — он согласно кивнул. — Они приняли тебя за меня. Есть в этом какая-то грустная ирония, не находишь?

— Почему? — спросил я. — Почему они приняли меня за тебя?

Лэм хитро сощурил глаза.

— А ты догадайся, — сказал он, после чего добавил серьёзным тоном: — некоторые загадки совсем не обязательно разгадывать, Тейдан. Пускай пройдёт время.

— Ладно, — кивнул я. — Тогда почему они тебя так боятся? И почему решили, что ты сделаешь что-то совсем невообразимое с людьми?

— Ну почему же невообразимое? — улыбнулся Лэм. — Это как раз просто. Трийане решили, что мне нужен разум всех людей на планете. Для каких-то моих прикладных целей.

— Потеря разума? Они считают, что это хуже смерти? — спросил я.

— Многие так считают. Ты не согласен? — ответил Лэм. — Можно было догадаться, если бы внимательнее читал «Наставления Тепла». Осознанность, разум — главная ценность, о которой говорится в той книге. Там ведь про переход от хаоса через осознанность своих желаний к разуму. А ты этого даже не понял. Впрочем, ты ведь никогда не был особо религиозным, да? Тут простой логики мало.

— А тебе людской разум не нужен? — на всякий случай спросил я.

— Точно нет! — рассмеялся Лэм.

— Но почему они решили, что это именно то, за чем ты придёшь?

— Ты наверняка догадался, что трийане — не местный вид. Остатки сезонного программирования в генетике. Странности в экологии… много что указывает на это. Так вот, они — потомки колонистов-ренегатов. То, что произошло на их родной планете, сильно их напугало.

— А что там случилось?

— Туда пришёл собственник. И он был настолько добр, что в ответ на мольбы трийанской элиты открыл им часть своего знания. Разумеется, они оказались к нему не готовы и случилось то, что случилось… — вздохнув, ответил Лэм.

Он сделал паузу и задумчиво поглядел на медленно, как в кошмарном сне опускающиеся парашюты со смертью.

— Они не поняли то, что им открылось, — продолжал он. — Но, как часто это бывает, решили для себя, что всё поняли. Начали внедрять «прогрессивные» на их взгляд программы развития, стимулировать девиантное поведение, пытаться играть в транстрийанизм, не имея правильного представления о настоящей природе того, что им открылось. В конце концов те элиты, которые считали себя посвящёнными, развязали планетарную войну, которая закончилась гибелью той цивилизации.

— А что же тот, кого ты называешь собственником? Его такой расклад устраивал? — спросил я.

— Он с грустью наблюдал за происходящим. И помог выжившим покинуть планету, — ответил Лэм. — Но вмешиваться не стал. Нарушение свободы воли его подопечных отбросило бы его назад… впрочем, тебе пока рано об этом.

Бомбы стали заметно ближе. Темп времени, как мне показалось, немного ускорился. Обернувшись, я заметил, что Айтен успел закрыть рот. Его глаза медленно двигались, смещая фокус с того места, где я стоял, когда Лэм заговорил со мной.