Тёплый ключ
Шрифт:
— Возьми мел, Витя, пиши…
И учительница продиктовала такую фразу: «Кто полетит в космос».
Ребята сразу притихли, начали переглядываться, — это что-то новое, интересное. А Витька насторожился.
— Ну, что же ты, Витя? Пиши.
Витька написал крупными буквами: «КТО ПОЛИТИТ В КОСМОС».
Полина Павловна мельком взглянула на доску и повернулась к классу.
— Кто может ответить на этот вопрос?
Первым поднял руку Гриша.
— В космос возьмут только сильных и смелых.
— Так. А ты, Галя, что хочешь сказать?
Галя Бровкина встала, отбросила
— В космос возьмут таких, во-первых, кто пишет без ошибок. Ведь правда же, Полина Павловна?
Все ученики дружно засмеялись. И учительница улыбнулась.
— Правда, Галя. Молодец, садись. А ты, Витя, подожди, поправь прежде ошибку: надо писать — полЕтит.
Витька покраснел, запыхтел. Исправил ошибку и поплёлся на своё место.
А учительница продолжала улыбаться.
— Так кто же из вас, когда станете большими, хотел бы удостоиться такой чести — полететь в космос?
Оказалось, что все хотели бы полететь. Даже коротышка Коля Трещёткин, который носит очки, потому что близорукий. Даже бледненькая Тася Смирнова, которая чуть не каждую неделю ухитряется простуживаться и таскает с собой по два носовых платка, — и та подняла руку.
Ребята оживлённо заспорили между собой — кого возьмут, кого не возьмут в космонавты. Колю Трещётку, пожалуй, возьмут: он хотя и близорукий, зато в радиокружок ходит; Лиду Васильеву тоже могут взять: она фотографировать умеет, у неё есть «Смена-3». А уж Тася Смирнова не полетит: её просто мама не пустит!
Вот о чём говорили ребята. А Полина Павловна смотрела на своих учеников добрыми серьёзными глазами, и в классе постепенно стало тихо.
И тогда учительница сказала:
— Перед приёмом в отряд космонавтов каждого из вас обязательно спросят: а каким ты был в школе? Помогал ли в беде товарищу, не обижал ли слабых и маленьких? Не тратил ли ты время попусту на глупые выходки, от которых для окружающих только вред?
Так говорила Полина Павловна. И при этом она ни на кого в отдельности не смотрела. Она смотрела на весь класс, а все смотрели на неё и слушали. Только Витька смотрел куда-то в сторону.
Тут прозвенел звонок. Уроки кончились.
На дворе март. Ярко светит солнышко, но ещё холодно, морозно даже; с крыш капает, а на тротуарах — ледок, встречный ветер обжигает лицо. Мальчики идут, глубоко засунув руки в карманы, зажав портфели под мышкой и подняв воротники курток. У Лёньки Комара нос посинел.
— Пошли в подвал, ребята, — предлагает Гриша. — Там тепло.
Витька молчит. Видно, ему неохота идти в подвал. А Лёнька обиженно спрашивает:
— Почему ты за неё заступился? Я бы ей показал!..
— Да ну вас! — вдруг огрызается Витька.
Это неожиданно. Лёнька и Гриша удивлённо смотрят на Витьку: что-то их командир сегодня какой-то не такой.
Все трое идут некоторое время молча. Потом, не сговариваясь, останавливаются возле чугунной тумбы, над которой написано на стене:
Эта сторона улицы при артобстреле наиболее опасна!
Витька
говорит:— Я вчера маму спросил про дедушку Егора Захаровича. Мама сказала, что у него жену убило на этом месте. В блокаду, осколком.
Все трое опять молчат. Ни Гриша, ни Лёнька не знают, что сказать Витьке на это. Им жаль дедушку Егора Захаровича. Жаль его жену, которую они и в глаза-то никогда не видели. Лёнька с ужасом думает: вот так может убить и его, Лёнькину, маму, ведь она ходит всегда по этой стороне в магазин. Хорошо, что нет войны…
Раздался тоненький писк. Ребята обернулись. К ним приближалась детская коляска; её катила знакомая мальчикам молодая женщина. Но пищал вовсе не ребёнок, а несмазанные колёса пищали. В коляске никакого ребёнка не было, там лежали толстые короткие обрезки досок — штук восемь или десять.
— Здравствуйте, тётя Клавдия, — сказал Витька.
Женщина остановилась. Удивлённо посмотрела на ребят большими голубыми глазами.
— Здравствуйте, мальчики. Откуда вы меня знаете?
— Мы один раз с Егором Захаровичем вашего Серёжку караулили! — хвастливо пискнул Комар. — А ещё мы знаем, что вы одна маетесь…
— Замолчи, дурак! — оборвал его Витька.
А Гриша сказал:
— У вашей коляски пищат колёса. Я сейчас принесу маслёнку. Подождите, я быстро!.. — И Гриша юркнул в парадную.
— Спасибо, подожду. — Клавдия присела на тумбу.
— Зачем вам эти доски? Топить? — спросил Витька.
— Да. Дрова кончились. Хорошо, что Серёжа в яслях, в комнате холодища. Вот на стройке подобрала.
Витька посмотрел на доски, — этими обрезками много не натопишь, на день хватит, ну, на два, не больше. А Лёнька ни к селу ни к городу брякнул:
— А у нас паровое!
— Твоё счастье, — сказала женщина.
— Дурак! — сказал Витька.
Из парадной выскочил Гриша с маслёнкой от швейной машины. Деловито осмотрел колёса, попрыскал, куда следует, масло и катнул коляску несколько раз вперёд-назад.
— Вот! Теперь не пищит.
Мальчики проводили Клавдию до её дома, до самой квартиры, затащили в комнату доски, прямо к печке. Хотели и коляску затащить, но Клавдия сказала:
— Не стоит таскать её по лестнице, поставим в сарай. — И невесело усмехнулась. — Там места хватает.
Действительно, в маленьком Клавдином сарайчике в углу двора места хватало. Там валялась только дырявая кастрюля и больше ничего — ни одного полешка.
Даже замка на дверке не было; в скобку была просто засунута щепка.
Ребята аккуратно поставили коляску к стене.
— Спасибо вам, мальчики, — сказала Клавдия. — Вот леденцы, кушайте.
Комар протянул было руку к жестяной коробочке, но Гриша дёрнул его сзади за куртку.
— Не-е… — поспешно сказал Комар. — Мы уже ели сегодня. До свидания.