Терн
Шрифт:
– Бывали тут клоссы, бывали, – кивнул Ксарбирус. – Но бояться нечего – уж с троллями я всегда договорюсь. Их любимая огненная вода, – он хихикнул, хлопнул по пузатой фляжке, – у меня всегда с собой.
– Спаивать клоссов, – потемнел лицом дхусс, – это всё равно что спаивать детей.
– Тоже верно, – неожиданно легко согласился Ксарбирус. – Потому я и ношу это с собой только на крайний случай, если натолкнусь на… действительно раздражённого тролля.
– А зачем же их сюда принесло?
– А потому, Стайни, что эти бедолаги вспомнили о старых богах. Сейчас запахло жареным, Некрополис с Навсинаем навалились с
– А что это за надписи над арками? – спросила Нэисс. – Меня учили языкам… немного, но таких рун никогда ещё не видывала.
Над входом виднелась белая плита, совсем недавно тщательно отмытая и отчищенная. По снежного цвета камню бежали угловатые письмена, начертанные углём, поверх куда более древних, сейчас едва заметных рун:
– Ты можешь прочесть их, Тёрн? – с надеждой спросила Гончая. Похоже, она уже утвердилась в мысли, что дхусс, не желающий, чтобы его звали дхуссом, если и не всё может, то, по крайней мере, всё знает. – Или вы, мэтр Ксарбирус?
– Меня надо было первого спрашивать, – алхимик наморщил лоб. – Ну, а ты, друг мой дхусс?
– Начертания мне знакомы, но вот смысл… – Тёрн. Он совершенно не стыдился сознаться в собственном незнании. – Погоди-ка, погоди-ка… Досточтимый! Мэтр Кройон! Там над другим входом… ничего?..
– Есть, как не быть, досточтимый Тёрн, – прогудел отошедший в сторону демон. – Белая плашка с рунами. Отродясь не видывал таких отвратительных. Полное отсутствие эстетического чувства, полное пренебрежение пропорциями и даже интуитивно понятными законами каллиграфии…
Тёрн не стал дальше слушать.
Над второй аркой они увидели такую же точно белую мраморную плиту. Надпись выглядела по-иному:
– Ну, сможете разобраться? – Ксарбирус по-прежнему подсмеивался.
– Разберёмся, достопочтенный доктор, всенепременно разберёмся, – в тон травнику ответил дхусс. – Вот только взглянем на третий…
Над последней аркой красовалось следующее:
– Ну что? И теперь не сможете? – подначивал алхимик. Испуг его давно прошёл, призрачный враг, отогнанный Тёрном, высокоучёного доктора словно бы и не занимал.
– Идёмте внутрь, – не поддался дхусс. – Стайни, Нэисс, мэтр Кройон!
Ксарбирус остался позади, гордо скрестив руки на груди. Мол, ищите, дети, ищите.
Капище оказалось небольшим. Круглое помещение, высокий купол потолка; пол вымощен чёрными, без единой светлой прожилки, плитами. В середине возвышалось нечто вроде алтаря; Тёрн удивлённо поднял бровь, увидав древний-предревний обрубок дерева, сильно и неприятно смахивавший на тот, что отряд видел в самом начале пути, в деревне таэнгов. Нэисс даже зашипела, вспоминая.
На торце дерева вырезана была четвёртая надпись –
и опять непонятными знаками:Глядя на неё, Тёрн вдруг нехорошо прищурился.
– Что?! – испугалась Нэисс.
– Не ждал встретить их тут, – сквозь зубы процедил дхусс.
– Встретить что?
– Эти руны.
– Ты понял, что они значат?
– Раньше надо было догадаться, – хмыкнул Тёрн. – Если внимательно посмотреть на все четыре надписи, то сразу бросается в глаза – на одних и тех же местах стоят одни и те же символы. Это не может быть четырьмя разными наречиями. Язык один, просто в ход пустили четыре алфавита, причём в самой простой форме – используя руны как буквы, кое-как сопоставив звук и значение.
– Браво, браво, – вошедший последним Ксарбирус похлопал в ладоши. – Ты наблюдателен, дорогой мой дхусс. Умеешь сделать правильные выводы из увиденного.
Тёрн поклонился – явно из вежливости.
– И что же это значит, всё-таки? – с напором спросила сидха.
– Я знаю только один из этих языков, да и то еле-еле, – признался Тёрн. – Звучит это примерно так: «So iggitar, so branudar, so dementar; dementar irge farras sho plowerty». Но руны позаимствованы из давно забытого храмового языка Левиафана, а вот наречие здесь другое. Мне оно незнакомо.
– У-у, – разочарованно протянула Нэисс, – я-то думала…
– Быть может, я помогу, – вдруг проговорила Гончая. – Эта фраза, Тёрн, – она из Некрополиса. «Мы явимся, мы победим, мы разрушим; разрушим корни крепостей и народов». Сугубо специальный язык, не общий для всех, даже среди Мастеров им пользовались далеко не все. Нас учили только самым началам. Между собой Гончие пользовались другим арго. Как и Мастера.
– Друзья! Храбрая Стайни! – Кройон вдруг хлопнул себя по лбу. – Простите, простите меня! Я запамятовал! Эти слова… они и из моего мира тоже! Произношение, конечно, совсем другое… но основа одинакова.
– Как интересно! – всплеснул руками Ксарбирус. – Уже одним этим, мои дорогие, я окупил все затраченные усилия. Смычка меж Некрополисом и иными планами бытия! Невероятно. Не ждал, признаюсь, не ждал от Мастеров Смерти такой прыти.
Алхимик отбросил напускную снисходительность.
– Найти контакт с другим планом… невероятно, немыслимо, – бормотал он, вновь выхватив восковую дощечку со стилом и что-то лихорадочно записывая. – Мэтр Кройон! Так что же это за слова? Какая именно основа «одинакова»?
Демон замялся.
– Э-э, высокоучёный доктор Ксарбирус, корни слов, использованные в языке Некрополиса, столь уместно процитированного храбрейшей Стайни, действительно в ходу и в моём мире. Но это – речь… э-э-э… низших, гм, каст, да, пожалуй, это слово наиболее точно. У них даже нет «языка» в истинном смысле, только самый простой набор. Некрополис, конечно, развил это и превратил в настоящий язык. Не исключаю, что он будет понятен и для низших моего бытийного плана, особенно после некоторой дрессировки. Но я – как и другие высшие – никогда не знался с тупой массой, это ведь именно их выдергивали сюда, на ваш план, заклятья Призывающих, и мы, разумные, надеялись, что рано или поздно это поможет нам достичь… э-э-э… новых высот развития…