Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения

Мнение о том, что именно японцы являются автохтонным населением Японских островов, получало серьезную общественную поддержку. Особенно широкое распространение это мнение получает во второй половине 30-х гг. XX в. При таком подходе пришельцами оказывались уже не японцы, а айны. Японцам с их выраженным комплексом оседлости было трудно смириться с тем, что их здесь когда-то не было. Профессор и антрополог Хасэбэ Котондо (1882–1969) заявлял, что он «верит» в то, что японцы населяли территорию Японии еще в ледниковый период. «Остается лишь обнаружить следы их пребывания» [501] .

501

Там же. С. 264.

Последнее высказывание хорошо свидетельствует о том, что дискуссия о происхождении японцев имела в значительной степени эмоциональный и антинаучный характер.

Приобщение к западному миру означало не только доступ к достижениям западной цивилизации. Оно означало и приобщение к проблемам, с которыми сталкивался «цивилизованный» мир. Это и периодические экономические кризисы, которые стали принимать глобальный характер. Это и рост индивидуализма, разрушавшего семейные, коллективистские и религиозные ценности. Это и конфликт между поколениями. Несмотря на все усилия Японии, Запад не считал ее «настоящей» державой, а расистские предрассудки отнюдь не ушли в прошлое. Японец не мог изжить и свой комплекс телесной неполноценности. Все это приводило к активизации антизападного дискурса, разочарованию в западных ценностях, росту националистических настроений, попыткам отгородиться от Запада и подчеркнуть уникальность всего японского. Осмысление территории страны, ее географического положения, среды обитания и природы не оказалось исключением.

Прирастание территории Японии колониями предполагало практическое освоение этих земель, приобщение их обитателей к «цивилизации». Действительно, японцы приступили к масштабным проектам по переустройству жизни в своих колониальных владених. Широкомасштабная мелиорация на Тайване за короткое время превратила остров из рассадника малярии в превосходное сельскохозяйственное угодье. Повсеместно строились фабрики, железные дороги, школы, больницы, проводились телеграфные и электрические линии.

Японцы имели чрезвычайно ограниченный исторический опыт пребывания за пределами своей страны, поэтический дискурс по освоению пространства был им чужд. Теперь начинается мыслительная работа по созданию нового языка описания, который сумел бы отразить новые реалии пионерского сознания. Особая роль в этом дискурсе принадлежала Маньчжоуго. Государство Маньчжоуго во главе с «императором» Пу И формально имело статус независимого государства, но на самом деле формальной являлась его независимость. Именно это государство было задумано превратить в витрину Азии под эгидой Японии.

В Маньчжоуго были вложены огромные средства, пропагандисты, писатели и поэты называли Маньчжурию «переселенческим раем» и призывали японцев поселиться там навсегда. Фотографы под прямым влиянием поэтики и эстетики журнала «СССР на стройке» манили японцев «дикими» просторами, которые им предстояло покорить [502] . Однако переселенческая пропаганда закончилась провалом – образ малонаселенной, холодной и обширной земли оказался японцам чужд [503] . В Маньчжурии все было не так, как в Японии: холод, снег, мутная вода, бесконечные просторы, от которых кружится голова. Там все было наоборот и даже океан и небо менялись местами. Находившаяся в Маньчжурии героиня рассказа Кавабата Ясунари «вышла из своего казенного дома на улицу и увидела, как с ветвей лиственницы падают на землю снежинки – словно облетающая сакура у нее дома. Она подняла молодые глаза к синему морозному небу, похожему на море в Японии» [504] .

502

Тутатчикова Е. В. Визуальная пропаганда государства Маньчжоуго в Японии 1930-х годов (на материале фотожурнала «Manchuria Graph»). История и культура традиционной Японии, 4//Orientalia et Classica. Труды Института восточных культур и античности. Выпуск XXXIX. М.: РГГУ, 2011.

503

Мещеряков А. Н. Быть японцем. История, поэтика и сценография японского тоталитаризма. М.: Наталис, 2009.

504

Кавабата Ясунари. Рассказы на ладони/Перевод А. Н. Мещерякова. СПб.: Гиперион, 2006. С. 271.

На эмоциональном уровне японцы отказывались признать колониальные земли своими. Это были другие земли, которые требовали к себе другого отношения. Империя существовала как единое государство, но внутренние границы – как административные, так и эмоциональные – были обозначены четко. И здесь на помощь приходил прежний управленческий и художественный опыт.

Одной из характерных особенностей традиционной управленческой модели являлось деление территории страны на центр и периферию. Деление на внутренние и внешние земли основывалось на традиционном конфуцианском воззрении, что качество земли определяет качество людей. В древности это были внутренний район Кинай (столица и пять прилегающих к ней провинций) и внешний район Кигэ (Кигай) (вся остальная страна). Считалось, что район Кинай обладает намного лучшими природными условиями и потому люди там тоже обладают «настоящей» культурностью. В период Токугава «второсортные» князья, бывшие соперники дома Токугава, именовались «внешними», а их владения не примыкали к Эдо. В XX в. концепт «внутреннего» и «внешнего» реализовался в делении империи на собственно Японию и ее колонии. Но в Японии редко употребляли понятие «колония» по отношению к японским заморским владениям («колонии» могли быть только у западных держав), оно было заменено более привычным территориальным концептом.

Согласно этому подходу, территория великой японской империи была поделена на внутренние и внешние земли (найти и гайти). Под внутренними землями понималась собственно Япония (Хонсю, Кюсю, Сикоку, Хоккайдо и прилегающие мелкие острова), к внешним землям относились колониальные приобретения недавнего времени (Тайвань, Корея, южный Сахалин, «острова южных морей» – Маршалловы, Каролинские и Марианские). Согласно законодательству 1918 г., обитатели «внутренних» и «внешних» земель обладали разными правами, внешними землями управляли генерал-губернаторы, т. е. чиновники, назначаемые из центра.

По мере увеличения присутствия японцев в тех или иных регионах земного шара эти земли представили в общественном сознании как «гайти», хотя официально они не имели такого статуса. Это и Маньчжоуго, и территории, оккупированные японской армией во время Второй мировой войны. Те места за пределами Японии, где сосредоточивалось относительно большое количество японцев-мигрантов, тоже могли именоваться «гайти» (японские сеттльменты в Китае, поселения эмигрантов в Центральной и Латинской Америке, Гавайи).

Внутренние и внешние земли имели разный статус в картине мира. Собственно Япония открыто позиционировалась как «божественная страна», обладающая непревзойденными природными характеристиками. Что до земель внешних, то в сознании японцев они представали совсем другими – тамошняя среда обитания, природные условия и климат отличались суровостью и недружелюбностью по отношению к человеку. Другими были и их насельники, это были неразвитые, малокультурные и маломоральные люди. Причем это касается сознания прежде всего «рядового» японца, желавшего иметь с аборигенами минимум контактов. И хотя правительство проводило пропагандистские кампании по поощрению браков между японцами и корейцами, они фактически закончились полным провалом. Таким же провалом закончились и кампании по переселению японцев на внешние земли – степень оседлости японцев оказалась чересчур велика. Японцы отправлялись туда по служебным и торговым делам, но осознавали себя в качестве «командировочных». Заветным желанием человека с таким сознанием было возвращение домой.

О прямой связи «земли» с качеством ее обитателей хорошо свидетельствует отношение к айнам. Основная часть айнов в конце XIX – начале XX в. проживала на Хоккайдо, т. е. на внутренних землях. Раньше ареал их распространения был намного шире, они проживали и на севере Хонсю, но «настоящие» японцы теснили их все севернее. По уровню «развития» айны превосходили аборигенов Тайваня, но находились на намного более «низком» уровне цивилизационного развития, чем корейцы. Однако и Тайвань, и Корея относились к внешним землям, а потому в японском общественном сознании айны Хоккайдо занимали более выгодное и престижное положение. По этой причине способности айнов к интеграции оценивались более высоко, чем жителей Тайваня (а среди них были не только аборигены, но и китайцы) и Кореи. Популярный историк, этнограф и публицист Кита Садакити подчеркивал, что айны отличаются прекрасными ремесленными навыками и воинским мужеством, в чем они похожи на японцев. А поскольку в их жилах уже есть частичка японской крови, то и ассимилировать их будет не столь трудно – стоит только научить их японскому языку и обычаям.

Айнов действительно начали призывать в армию в 1896 г. (что рассматривалось как привилегия), и они в количестве 63 человек участвовали в японско-русской войне, о чем с восторгом и умилением сообщали японские газеты, подчеркивая их героизм и вклад в победу. Количество сочувственных публикаций об айнах намного превосходит то реальное место, которое они занимали в японском обществе. Корейцев же стали призывать в армию на добровольной основе только в 1938 г. Обязательный призыв стал осуществляться с 1943 г., но корейцы, служившие, как правило, в частях, организованных по национальному признаку, обычно не принимали непосредственного участия в боевых действиях. Наибольший вклад корейцев в обороноспособность заключался в их принудительной отправке на предприятия, находящиеся на территории собственно Японии. Добровольный призыв в армию тайваньцев начался в 1942 г.