Терракотовая старуха
Шрифт:
«Пожалуйста, проходите», – я делаю широкий жест в направлении столовой. Все приготовлено и накрыто. Сегодня воскресенье. Но ради такого случая на Парнас вызвали официантов и поваров.
Мы садимся попарно: с одной стороны – Фридрих с переводчиком. С другой – я с Лахтиненом. Работая в связке, мы с Фридрихом должны друг друга видеть. На ходу корректировать тактику, если что-то пойдет не так.
Я вынимаю блокнот. Кладу рядом с прибором. Это – на всякий случай. Все основные цифры я помню наизусть.
От водки Лахтинен отказывается.
Официантка наполняет бокалы. Вопросительно смотрит на Фридриха.
«Спасибо. Если понадобится, мы всё нальем сами».
Она одергивает кружевной фартучек, уходит в кухню.
«Ну что ж, – Фридрих поднимает прозрачный бокал. – За наше плодотворное сотрудничество», – делает глоток, ставит на стол.
Закуски доставлены из Финляндии. Все самое лучшее: рыба, икра, копченая убоинка. Свежие овощи. С нашей стороны – только салат оливье.
Лахтинен кушает с аппетитом. Я поглядываю на переводчика: этот тоже не отстает.
«У русских говорят: помимо водки – грех. Потреблять такую закуску. Вы как хотите, а я, пожалуй, выпью, – Фридрих наполняет свою рюмку. – А?» – смотрит на меня вопросительно.
Я киваю: и правда – грех.
«Последнее время, – Фридрих смакует копченую рыбу, – у нас с Татьяной Андреевной создалось впечатление... Возможно, ошибочное. Но как бы то ни было, в любом случае нам лучше обсудить».
«По вашей просьбе мы подготовили акт сверки. Если учитывать предварительные устные договоренности, вы остаетесь нам должны...» – я называю пятизначную цифру. Сумму долга в у. е.
Молочный переводчик бормочет вполголоса.
«Здесь какая-то ошибка, – Лахтинен смотрит исключительно на Фридриха. Как будто я тоже переводчик. С русской стороны. – По нашим расчетам никакого долга не осталось. По договору мы рассчитались полностью. Это легко проверить: количество, цена за комплект. Наши встречные платежи».
«О цене за комплект мы договаривались особо, – Фридрих улыбается доброжелательно. – Вы согла-сились с тем, что 500 долларов – цифра для таможни».
«Для тамо-ожни? – финский партнер вскидывает бровь. – У на-ас так не работают. У на-ас имеет значение только то, что напи-исано в договоре».
«В финских мебельных магазинах наши комплекты выставлены по полторы тысячи. – Неделю назад я заказала мониторинг. Первые данные поступили позавчера. – Это означает, что ваша прибыль, с учетом налогов и магазинных накруток, составляет как минимум...»
«Вы держите нас за идиотов? – перебивая меня, Фридрих интересуется вежливо. – Исключительно вкусный салатик. Очень рекомендую».
«Кстати, как идет реализация?» – я спрашиваю, но не потому, что не знаю. По моим данным, реализация идет очень прилично. Не ажиотажный, но постоянный спрос.
«О... – Лахтинен качает головой. – Есть небольшие проблемы. Фи-инны привыкли к высочайшему качеству. Ваши дива-аны... Конечно, они неплохие, но до настоящего западного ка-ачества...»
«Равно как и до настоящей западной цены... – я делаю большой глоток. Водка обжигает внутренности. – В любом случае наше качество вы видели заранее. Когда соглашались с тем, что цена, установленная между нами, составляет 1500 долларов. За комплект».
«Ви-идимо, – Лахтинен приосанивается, – я просто вас не по-онял. Иначе никогда не пошел бы на нарушение зако-она. Финляндия – не Россия».
Фридрих сжимает кулаки. В сущности, его сделали как мальчишку. Устный договор заключен без свидетелей. Обезьяний бугор вздувается. Сейчас он пошлет Лахтинена подальше. И тогда...
«Евгений Фридрихович, простите, мне надо было сразу... Вылетело из памяти, – я моргаю овечьими глазками. – Вас просили зайти в сборочный цех».
Фридрих смотрит ошарашенно: сегодня воскресенье – завод стоит.
«Срочно, – я настаиваю. – Там какие-то проблемы».
Фридрих кивает: послать мы всегда успеем.
«Проблемы? Я так и думал, – он качает головой озабоченно. – Извините. Буквально на десять минут».
Лахтинен переглядывается с переводчиком. Оба чувствуют себя на коне.
Десять минут – много времени. За десять минут можно успеть всё.
«Закон – это хорошо, – я смотрю вслед Фридриху. – По договору, подписанному обеими сторонами, все конфликты, если таковые возникнут, должны решаться в европейском суде».
Лахтинен кивает важно.
«Вчера, – я тянусь к салату оливье. С той стороны границы он называется русским, – наши юристы закончили подготовку документов. Мы подаем в европейский суд».
«Вы делаете оши-ибку, – финский партнер сохраняет спокойствие. – Европейские суды не работают по понятиям».
Переводчик гордится тем, что знает русский сленг.
«Вот именно, – краем глаза я слежу за минутной стрелкой. – Мы очень рассчитываем на то, что на суде всплывут подробности с мешком. Сырые обрезки. Как вы объясните, что оформили их официально?»
«А что здесь такого?!»
Мне кажется, он слегка переигрывает.
«А такого здесь то, что у меня есть свидетели: мешок уехал из России. А потом вернулся обратно. Сама я на суд не поеду. Но пришлю полное описание схемы, из которой суду станет ясно, как ваша фирма работает. Именно так, как вы изволили выразиться: по понятиям», – я улыбаюсь молочному поросенку.
Лахтинен слушает перевод.
«Но этим са-амым вы призна-аете, что тоже нарушили законы».
«Отходы больше 50%, – я подцепляю ломтик финской рыбки. – Ваш суд пригласит экспертов. Как вы собираетесь им объяснять? Думаете, они поверят, что вы, опытный мебельщик, не понимали, что подписывали?»
«Но вы то-оже это подпи-исывали».
«Да. Но не только мы. С нашей стороны стоят подписи таможни и Торгово-промышленной палаты. В мебельном бизнесе мы – новички».
Лахтинен молчит. Крестьянские мозги шевелятся туго и медленно.
«Правильно, – я киваю. – Если суд признает, что ваша фирма была с нами в сговоре... Здесь мы по-любому откупимся. А вы – вряд ли. Там, у себя...»