Территория заблуждений

Бессознательно подгоняя свои прошлые точки зрения под наши сегодняшние представления, мы избегаем неприятных моментов, когда вдруг осознаем, что в чем-то ошибались. Приятная стратегия, ведь не важно, насколько мы с годами укрепились в своих заблуждениях: признавать ошибки — одно из самых эмоционально сложных заданий. Поразительно. Вообще-то нам следовало бы издавать крик радости всякий раз, когда нам станет ясно, что мы ошибались. Ведь, в конце концов, именно в этот момент мы избавляемся от ошибочной точки зрения и тем самым делаем шаг вперед. Но мы устроены иначе.

Неужели нет воспоминаний, которые бы аккуратно сохранились в нашей памяти? Вы уверены, что можете точно вспомнить, где именно были 11 сентября 2001 года, где сидели или стояли, когда услышали о террористическом акте в Нью-Йорке? Вы точно знаете, с кем вы в ту минуту разговаривали и какие чувства при этом испытывали. Ваши воспоминания об 11 сентября исключительно живо и в подробностях преподносят вам картины того дня. Психологи называют их вспышками воспоминаний (англ. flashbulb memories), или вспышками памяти, безошибочными, как фотография.

Заблуждение. Вспышки памяти так же ошибочны, как и «обычные» воспоминания. Они — результат реконструкции. Уль­рик Най­ссер[30] протестировал вспышки памяти. На следующий день после взрыва космического шаттла Challenger в 1986 году он попросил студентов подробно описать свои впечатления в форме небольшого эссе. Два года спустя он опросил их вновь. Меньше чем в 7% случаев вторые сочинения совпали с первыми. В 50% случаев ошибочными были две трети текста эссе и в 25% — полное несовпадение ни с одной из подробностей того дня. Найссер предложил одной студентке посмотреть ее прежнее сочинение, содержание которого не совпало с ее воспоминаниями. «Я знаю, это все мой почерк, но едва ли я могла такое написать». Остается вопрос, почему вспышки памяти кажутся столь правдоподобными. Пока это неизвестно.

Вывод: воспоминания о моменте первой встречи с вашим спутником жизни ярко вспыхивают в вашем сознании. Но вам стоит понимать, что половина из них не всегда соответствует действительности. Нашей памяти свойственно ошибаться, что применимо и к ярким вспышкам воспоминаний. Последствия могут быть безобидными, а могут — и роковыми. Подумайте о показаниях очевидцев или фотороботах для идентификации преступника. Было бы халатностью доверять им без дополнительного расследования, даже если свидетель безапелляционно утверждает, что он, несомненно, узнает преступника.

Примечания к главе «Фальсификация истории»

Почему вы отождествляете себя со своей футбольной командой

Внутригрупповая и внегрупповая предвзятость

Однажды зимним воскресным днем, когда я был маленьким мальчиком, наша семья собралась перед телевизором. Транслировали лыжные гонки. Мои родители хотели, чтобы все лыжники со швейцарским крестом вышли из гонки победителями, а еще им хотелось, чтобы и я проникся их настроением. Но я не разделял их волнения. Во-первых, зачем съезжать с горы на каких-то двух деревянных досках? Почему бы им, например, не допрыгать до вершины горы на одной ноге, жонглируя тремя бильярдными шарами, и каждые сто метров не бросать обычные еловые шишки как можно дальше? Во-вторых, разница в сотую долю секунды — разве это отрыв? Здравый смысл подсказывает: если результаты на финише практически одинаковые, значит, все бежали одинаково быстро. В-третьих, почему я должен непременно отождествлять себя со швейцарской командой. У меня там родственников нет. Я ни с кем из них не знаком. Мне неизвестно, что они читают, о чем думают. И раз уж я жил в нескольких метрах от швейцарской границы, отчего бы мне тогда не болеть за другую команду? Итак, возникает вопрос: является ли отождествление себя с командой, расой, предприятием, страной и т. д. ментальной ошибкой?

Как и любая модель поведения, групповая идентификация формировалась в процессе тысячелетней эволюции. Поначалу принадлежность к группе была жизненно необходима, исключение из нее означало верную гибель. Предоставленный самому себе, человек едва ли был в состоянии добывать достаточное пропитание или защищаться от нападений. Кроме того, обычно индивид проигрывает группе.

Когда отдельные люди начинали объединяться в группы, остальные были вынуждены делать то же самое. Кто этого не делал, не имел места не только в группе, но и в человеческом генофонде в целом. Поэтому ничего удивительного, что мы существа групповые. Все наши предки были такими.

Психология изучила разнообразные групповые эффекты, подпадающие под понятие внутригрупповой и внегрупповой предвзятости (англ. in-group/out-group bias).

Во-первых, группы могли формироваться на основе малозначимых, часто даже тривиальных критериев. В спорте достаточно случайного совпадения мест рождения, в экономической среде — принадлежности к тому или иному предприятию. Британский психолог Генри Тайфель[31] разделил людей, незнакомых между собой, на группы, подбросив монетку. Затем членам одной из групп он сказал, что с этого момента они становятся приверженцами определенного художественного стиля, о котором они прежде ничего не знали. Результат оказался пора­зительным: несмотря на то, что a) люди были незнакомы между собой, б) их распределение по группам носило случайный характер, в) они ничего не смыслили в искусстве — члены одной группы находили друг друга однозначно более приятными, нежели членов другой группы.

Во-вторых, люди вне своей группы кажутся более однородными, чем они есть на самом деле. Это называется искажением внегрупповой однородности (англ. out-group homogeneity bias). Именно на этом искажении выстраиваются стереотипы и предрассудки. Вы не обратили внимания на то, что в научно-фантастических фильмах только у землян есть разные культуры, а у инопланетян — нет?

В-третьих, поскольку часто группы формируются на основе общих ценностей, то члены группы получают непропорцио­нально большую поддержку своих взглядов. Подобное искажение таит в себе опасность, особенно если речь идет о предприя­тии. Именно в этом скрыта причина знаменитой процессуаль­ной слепоты[32].

Члены семьи помогают друг другу, что совершенно понятно. Если вы делите половину своих генов с генами своих братьев или сестер, то вы, естественно, заинтересованы в биологическом успехе. Здесь мы подходим к самой глупой из всех ментальных ошибок: жертвовать собой ради случайно собранной группы. Иными словами, «отправляться на войну». Неслучайно слово «отечество» внушает чувство родства. И неслучайно, что цель любой военной подготовки — установить «братские» отношения между солдатами.

Вывод: предубеждения и антипатия ко всему чужому — биологическая данность. Отождествление себя со своей группой искажает взгляд на вещи. Если вас когда-нибудь отправят на войну, дезертируйте. Тот, кто бросается в битву за других, не мужественен, а прежде всего глуп.

Примечания к главе «Внутригрупповая и внегрупповая предвзятость»

Почему нам не нравится полагаться на авось

Нетерпимость неопределенности

Возьмите две урны. В урне А находятся 50 красных и 50 черных шаров. В урне Б тоже 100 шариков, одни из них красные, другие черные, но точное распределение по цветам вам неизвестно. С закрытыми глазами выберите один шарик. Я подарю вам 100 евро, если вы достанете красный шарик. Какую урну вы выберете: А или Б? Если вы устроены так же, как и большинство людей, вы выберете урну А.

Сыграем еще раз с этими же урнами, только теперь я подарю вам 100 евро, если вы вытащите черный шарик. Какую урну вы выберете? Вероятно, снова урну А. Но ведь это нелогично! В первой игре вы исходили из того, что в урне Б меньше 50 красных шариков (а значит, больше 50 черных шариков). Вот почему во второй игре вам следовало бы поставить на урну Б.

Ничего страшного, в своих ментальных заблуждениях вы не одиноки. Подобная ошибка известна как парадокс Элсберга. Она названа в честь Даниэля Элсберга, бывшего гарвардского психолога (позже он чуть было не отправил президента Никсона в отставку, опубликовав секретные бумаги Пентагона[33]). Парадокс Элсберга, или нетерпимость неопределенности, — это эмпирическое заключение, что известные вероятности пред­почтительнее неизвестных.