Терская крепость. Реквием Двести сорок пятому полку

«Сделали все возможное…»

Эдуард Дроздов, врач медицинского взвода медроты полка, старший лейтенант медицинской службы:

– В то время когда произошел бой у Рубежного, медрота была свернута и начала перемещение, но тут поступила информация, что везут раненого, мы срочно оставляем одну «апэшку» (АП-2, автоперевязочная. – Авт.), выгружаем из нее все, что может помешать, и готовим для оказания помощи, остальная техника уезжает.

Привезли капитана Гринченко с проникающим ранением в грудную клетку. Ранение очень серьезное, был и гемоторакс, и пневмоторакс. По всей видимости, был поврежден достаточно крупный сосуд в легких, кровопотеря была немалой. Андрей был еще в сознании. Сделали все возможное, Сергей Савенков всем занимался: поставил дренажную трубку в плевральную полость, повязку. Достаточно быстро прилетела вертушка, Гринченко эвакуировали, не помню – в Моздок или Владикавказ.

В госпитале недолго он пожил, пришла информация, что умер наш офицер. С Андреем Гринченко мне удалось познакомиться еще в ППД, запомнился он веселым, бодрым, задорным. Хороший был человек…

Сергей Булавинцев:

– Есть такое выражение: на войну не просись, а посылают – не отказывайся. Андрей Гринченко, когда батальон грузился в эшелон, лечился в госпитале, прибежал в гражданской одежде, упросил меня взять с собой. Я пришел к командиру полка: «Гринченко просится ехать с нами, давайте возьмем…» «Берите на любую должность, – говорит, – пусть и не на капитанскую. Едут семь человек, с которыми мы были вместе в Чечне. Если я не поеду, как я им буду смотреть в глаза!?» Так мы его и взяли.

Я потерял убитым всего одного офицера за год… Этим офицером и был Гринченко.

Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, гвардии старший лейтенант:

– Андрей Гринченко, командир гранатометного взвода, был мой названый брат. Для всего батальона это была большая потеря боевого товарища. Я с ним разговаривал перед боем и заметил, что мысли у него были какие-то непонятные, а он, оказывается, все предстоящее чувствовал.

Владимир Пономарев, старшина 4-й мотострелковой роты, старший прапорщик:

– За день до смерти он пришел ко мне с бутылочкой, выпили по сто граммов, посидели. Здоровый был, квадратный, мощный, веселый мужик…

Александр Кованов, наводчик-оператор АГС:

– Это была большая потеря для нас, а для меня потрясение, потому что я с ним был все эти дни. У него это была вторая кампания. Помню разговор офицеров, что кто второй раз едет в Чечню – домой не возвращается, капитан Гринченко ответил: «Все это ерунда, если погибнем, значит – судьба такая». Капитан Гринченко был боевой, настоящий офицер. Очень требовательный, аккуратный. Он всегда следил, чтобы во взводе все было – сигареты, хлеб, дух наш поддерживал. Я – кроме основных своих обязанностей – был истопником в его палатке, поэтому хорошо его узнал за эти первые дни войны.

Хотелось отомстить за командира, идти в бой. Когда стало все утихать, мы с Сашкой Полянским сидели на броне, обсуждали этот бой. Он был для всех нас уроком, поняли, что идет настоящая война. Мог ли я тогда знать, что и Сашка скоро погибнет… Утром после боя нас построил комбат. «Бэхи» стволами смотрели на Рубежное. Пришел какой-то старый генерал: «Сынки, гнезненцы!», много добрых слов нам сказал. Комбат, капитан Булавинцев, поблагодарил всех – как вели себя в бою, не то что разведка. В целом нам повезло: потери могли быть и больше.

Андрей Смирнов, психолог полка, майор:

– Первый погибший – капитан Гринченко… Я его грузил в вертолет, он был в сознании. Не думали, что умрет…

Первые потери в полку люди переносили не так тяжело, как могло бы быть, потому что многие не знали друг друга, не успели привыкнуть. Помню, как один раненый солдат лежит, и вдруг: «Ой, ой, ой! Нога падает!» Кость ноги у него была перебита и отваливалась. Ногу ему закрепили… Медики у нас были очень опытные, хирурги сильные, и психиатр – положен был по штату.

Когда начались боевые действия, то свои обязанности психолога выполнял в основном в медроте: проводил реабилитационные мероприятия после ранений, контузий, стрессов. Ездил и в роты, Сергей Сергеевич Юдин выделил мне для этого БРДМ. Смотрел, как живут солдаты, надо было выявить – точнее выловить – чумазых, привести их к комбату, чтобы заставил умыться.

Сергей Печугин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона по тылу, гвардии майор:

– Капитан Гринченко был хороший парень, очень добродушный. Лично его знал непродолжительное время, но после первой встречи с ним мне было ясно: на него можно положиться.

В том бою и первому батальону немного досталось. Был у меня во взводе обеспечения паренек-срочник (прости меня, братишка, не помню ни фамилии, ни имени твоего), водитель автотопливозаправщика на базе «КрАЗа». Я к нему при движении на марше постоянно прикреплял еще и четырехкубовую прицеп-цистерну. Когда начался бой, он моментально сориентировался и съехал в глубокий кювет, сохранив себя, машину, топливо и всех, кто был рядом с ним в колонне. Потом он еще не раз принимал правильные решения. Однажды – это было в начале декабря на Сунженском хребте возле злополучной школы – на скользкой от грязи дороге этот самый прицеп, полный бензина, на повороте потащил «КрАЗ» в крутой обрыв. Моментальная реакция и выверенные действия 18-летнего водителя остановили сползание. Вообще у меня срочники во взводе обеспечения были замечательные! Мой низкий поклон им за образцовую службу, профессионализм и дисциплинированность.

Из прессы:

Зеленые пики полковника Юдина

…Первый населенный пункт, Кречетово, прошли без боя. Найденный в одном из домов подвал с нарами и цепями наглядно показал тем, кто еще не был в Чечне, с кем воюем.

Под вечер вышли к Рубежному, у которого приняли первый бой. Духи, судя по отрытым лишь по колено окопам, наших так скоро не ждали. Но оборону занять успели.

Впереди, развернувшись в боевой порядок, шел второй батальон капитана Сергея Булавинцева. Когда до села оставалось метров пятьсот, из окраинных домов открыли огонь. А из глубины села ударили минометы. Одна мина легла прямо у командирского БТРа Юдина, не зацепив никого лишь каким-то чудом. Едва спрыгнули с брони, тут же рядом рвется вторая – духи по антеннам вычислили штабную машину. Спешились, рассредоточились, залегли. Булавинцев не растерялся, грамотно руководит боем.

– Барс, я – Гранит, – докладывает Булавинцев Юдину, – веду бой на рубеже таком-то. Есть «трехсотый», тяжелый – капитан Гринченко.

– Гранит, я – Барс, – тяжело вздохнул в ответ Юдин, – село Рубежное, из которого ранили нашего офицера, мочить в полный рост…

К вечеру, когда перестрелка стихла и стемнело, к боевым порядкам Булавинцева вышел старик. Я, говорит, русский, наконец мы, родные, вас дождались. И предлагает взять его на броню – чтоб показать места, где сидят духи. Сейчас, кричит, мы их всех вырежем.