Тертон
Шрифт:
А затем проем закрыла туша, в пещеру потянулись склизкие щупальца. Они начали хватать людей и вытягивать наружу. Те, кто понимал, что не уйти, принимались кричать, остальные продолжали лежать безмолвно, как притаившиеся зверьки.
В какой-то момент у всех сдали нервы. Люди вскочили и, толкаясь, бросились к выходу, чтобы убежать, но щупальца очень ловко перехватывали всех.
По Стасу несколько раз прошлись пешком, его толкали и пинали. Потом все затихло, а он перевернулся на спину и погрузился в сон Изгоя. И сам не понял, почему так поступил. Интуиция подсказала, наверное. Действовал
В состоянии сна Изгоя, которое далось ему без проблем, он видел все, что творится вокруг. Щупальца чудовища «слизали» всех прячущихся, как язык муравьеда слизывает муравьев или термитов в их узких норах.
Проводника с «кошачьими» глазами тоже утащили. Он не кричал, лишь смотрел на Стаса широко раскрытыми глазами с вертикальным зрачком.
Щупальца дотронулись до лежащего Стаса — они были липкими и ледяными. Коснулись лица, рук, груди. «Вот сейчас и меня утащат», — обреченно подумал Стас.
Но щупальца вытянулись из пещеры, и минуту спустя проем посветлел — чудовище медленно удалялось, пополнив коллекцию голых людей, которые отныне, как сирены, будут зазывать других скитальцев этого сумрачного мира.
Чудовище его не распознало. Сон Изгоя делает меня невидимым, догадался Стас. В этом состоянии он пролежал до утра — пока туман за проемом снова не окрасился в желтые тона.
Больше чудовища не бродили и не зазывали.
Стас вышел из сна Изгоя и осторожно выглянул из пустого укрытия. Следующую ночь он переживет; теперь понятно, что делать. Но что несет ему день?
Глава 63
Перепутье-4
Выбравшись из пещеры, Стас огляделся. Всюду снова желтый туман и пустынные руины. Он дошел до площади — на ней больше не стояли люди, были собраны ночными тварями. Какого лешего они торчали тут вчера? Находились в трансе от перехода из обычного мира в посмертный? Очень даже возможно.
Немного хотелось есть и пить, но не критично. Чувства притупились, а память спотыкалась и подводила. То, что произошло до пробуждения в этом мире, казалось чем-то очень далеким и полузабытым.
Пошел куда глаза глядят. Глаза глядели в сторону широкого проспекта. Он вывел на окраину города. Здесь окраина — это всегда начало чего-то другого. В этот раз за окраиной началось поле, почти начисто лишенное даже той скудной растительности, что иногда встречалась по пути.
С одной стороны поля возвышались едва видимые в тумане небоскребы. Стас пару раз перешел через засохшие русла мелких речушек. Поле больше напоминало заброшенный городской парк, в котором выкорчевали все деревья и повыдергали всю траву.
На противоположной стороне поля громоздилась высокая стена — в пять или шесть человеческих ростов. Стена была прямая, а не кривая, как те сооружения, где томились страдальцы.
Перед стеной пролегал то ли ров, то ли речное русло — это углубление заполнял более густой туман. Стас подошел к каменному мосту, за которым открывался узкий проход на другую сторону стены.
И в этот момент заметил вдалеке, возле рва, женскую фигуру. Она показалась знакомой…
— Мама? — вырвалось у Стаса.
Женщина
стояла спиной. При звуке его голоса обернулась и помахала рукой. У Стаса сдавило в груди. Он пошел, потом побежал к ней. В голове кружились сумбурные мысли.— Мама… — повторил он.
Шагах в пяти остановился. Присмотрелся к женщине.
Да, она выглядела в точности как его мать, но была моложе и, кажется, чуть выше. Глаза обычные, не кошачьи, но она прекрасно видела Стаса.
Стас сделал несколько шагов навстречу, и морок развеялся. Это была не мама, а кто-то другой. Очень похожий.
— Здравствуй, Станислав Думов! — приветствовала его неведомая женщина.
— Ты кто? — пролепетал Стас.
— Можешь звать меня мамой, если тебе хочется.
— Ты не моя мать! — рявкнул Стас, приходя в себя.
— Но я могу быть как мать, — возразила женщина. — Как же ты измучен! Дай, я помогу тебе.
— Хочешь помочь? Выведи отсюда!
Женщина приподняла брови — так похожие на материнские.
— Из Перепутья? Рано или поздно ты выйдешь сам — в новую жизнь или старую, зависит от тебя. Пойдем.
— Куда?
— В наш дом.
Она указала на стену.
— Это дом? — спросил Стас. Он был потрясен встречей с ненастоящей матерью и плохо соображал.
Она кивнула с мягкой улыбкой.
— Туда не зайдут чудовища.
«Почему бы и нет? — мелькнула мысль. — Мне все равно некуда идти…»
Он послушно пошел вслед за неведомой женщиной. По пути она сказала:
— Зови меня Мира. И не беспокойся ни о чем. Ты в безопасности со мной.
Как ни странно, ее слова и правда успокоили. Наверное, Стасу не оставалось ничего иного в этом, страшно произнесли вслух, загробном мире. Он не походил ни на что, о чем доводилось читать или смотреть в фильмах, и совершенно непонятно было, чего от него ожидать. Стас пребывал в такой фрустрации, что захотел сразу поверить этой женщине, похожей на мать, и полностью ей довериться.
Они перешли по мосту через ров и прошли сквозь узкий зазор в стене.
И неожиданно очутились в совсем другом месте: зеленом от растительности, светлом, совсем без тумана. Будто сквозь телепортал проникли. Стас оглянулся — в проломе виднелась каменистая равнина и желтый туман. Снова повернулся — и увидел обычную деревеньку под голубыми небесами.
Светило солнышко, пели птицы. Стас потрясенно перевел дух.
Места были знакомые. Да это же Серебряная Пойма, его родное село! Вот грунтовая улица и три рабочих фонаря — сейчас они не горели. Единственным, что напоминало о неестественности происходящего, оставалась высокая безликая стена с проломом в мир Перепутья.
Стас уставился сначала на дом Сапожниковых, затем перевел взгляд на свой родной дом, где вырос.
— Это мой дом! — воскликнул он. — То есть… наш…
— Ты его оставил пустым, забыл? — мягко напомнила Мира. — Но мы позаботились о нем. Пойдем!
Она уверенно подошла к калитке. За ней, в конце длинного двора между сараями и собственно домом незнакомый мужик рубил дрова. Как и Мира — как и все в Перепутье, — он был одет в простую рубаху и штаны. И не имел обуви. Но одежда на нем и Мире была чуточку светлее, чем на других скитальцах.