Тертон

— Какую еду? — спросил Стас и подумал, что не слишком-то и жаждет знать ответ.

— И мать твоя дает еду! — взвизгнуло существо. Сейчас голос звучал так, будто говорило сразу несколько человек очень неприятными визгливыми голосами. — Дает, а как же еще? Да! Как старуха подохла пять лет назад, твоя мамка-то захворала, и мы бы потеряли еду! Потеряли бы! А твоя мамка дает хорошую еду, вкусную еду! Да!.. Поэтому мы заменили бабушку, создали ей бабушку, связали ей новую бабушку… Чтобы мать твоя радовалась и давала еду… Ты ж ее оставил, плохой сынуля, дурной такой весь!.. Оставил, да?.. Поэтому мы ей составили компанию, хе-хе-хе… И тебя заменим, сынуля, и тебя… И будет новый сынуля куда лучше прежнего, румяный будет, здоровый, послушный будет весь такой, да! Хороший будет, это-то точно, не уедет в город, не бросит одинокую мамулю…

— Перебьетесь! — рявкнул Стас. Он был в ужасе.

Существо помолчало, сидя у стены с раскинутыми неловко конечностями и подрагивая. Потом снова заговорило, другим голосом, более низким, зловеще-спокойным:

— Не надейся на свои силы, тертон! Как обрел их, так и потеряешь! Мы за тобой из-за Завесы следить будем, пока…

И не договорило, перестало дрожать, застыло грудой тряпья. Между ног начала растекаться лужа — из куклы вытекала слизистая жидкость, без запаха, но не вызывающая ни малейшего желания приглядываться к ней.

Однако спустя несколько ударов сердца Стас уловил мерзкий запах гнили, но при этом понял, что пахнет не в реальности, а это он так воспринимает мир своим новоприобретенным экстрасенсорным чутьем. Воняло зло, наполнявшее дом, но только что покинувшее его. Он подхватил лопату и вышел из дома навстречу робкому рассвету, оставив в коридоре куклу вместе с амулетом.

Глава 11

Амулет-11

Светлело. Среди домов на противоположной стороне улицы скользили тени, ловкие, беззвучные, непохожие ни на зверей, ни на людей. Они избегали Стаса Думова. Он встал посреди двора, по-прежнему не слыша крика петухов, лая собак, людских голосов. Серый мир никуда не делся — напротив, стал куда детальнее, реалистичнее, откровеннее… Что может быть хуже ночного кошмара? Только кошмар, который не кончается с наступлением утра…

Стас не знал, что случилось на самом деле, но отдавал полный отчет в том, что его жизнь уж точно изменилась и пути назад нет. Отныне он тертон, что бы ни означало это слово, и видит то, чего не должен видеть ни один смертный.

Или же он все-таки сошел с ума? Что, если на самом деле он бьется вот прямо сейчас в смирительной рубашке в комнате, обитой мягкими матрасами?

Он глянул на соседний дом, в сером мире абсолютно покинутый. Получается, Никита — тоже как бабушка? Его заменили куклой, которую все видят как обычного человека? А его дети — братья-близнецы? А престарелые родители? А жена Злата, которая на сносях и ждет девочку? Сколько людей в мире под неведомой Завесой заменены вот этими тряпичными тварями?

Он не выдержал, побежал куда-то за калитку, по улице, вдоль убогих домов, сделанных из чего попало, из дешевых материалов, глины и соломы… Где правда? Здесь, в Сером мире или там, где все чинно и благородно? Он споткнулся и упал на четвереньки, выронив лопату, зажмурился, не желая видеть все это чудовищное убожество…

…Кто-то деликатно кашлянул. Стас открыл глаза и поднял голову — перед ним стоял знакомый старик-тауханец, все такой же морщинистый, скуластый, улыбающийся, с узкими щелками глаз, неопределенного возраста. На нем красовался тот же потертый, выцветший плащ, такие же штаны и кожаные сапоги ручной работы. Весь этот прикид удивительно гармонировал с Серым миром… Да и с тем, под Завесой, в принципе, тоже… В руке у тауханца был молитвенный барабан, посылающий молитвы-мантры во вселенную. За спиной висел брезентовый вещмешок.

— Как дела, тертон? — полюбопытствовал старик таким обыденным тоном, словно они встретились днем в придорожном кафе.

Стас сел на пятки, вставать не хватало сил. И желания. Хриплым голосом спросил:

— Почему вы так меня называете?

— Потому что тертон — это тот, кто ищет клады, — охотно объяснил дед.

— Золото? — глупо спросил Стас.

— Лучше! Лучше золота — истина. Хотя и золото тоже найдешь, если захочешь. Вон у тебя и лопата есть.

Стас оглянулся на пустую улицу.

— Этот Серый мир… Как из него выбраться?

Тауханец покачал седой головой.

— Никак. Это и есть реальный мир. В нем живут чудовища и много еще кто. А тот мир, который ты принимал за настоящий, с красивыми вещами, — это все обман, морок, Завеса.

— Завеса… — повторил Стас. — В смысле, мы всегда жили на этой свалке, но видели другой мир, лучше и красивее?

— Да. С незапамятных времен. И многие люди, и многие неживые вещи — просто тульпа, иллюзия, подделка.

«Как Сапожниковы и баба Настя», — договорил мысленно Стас.

У него дико заболела голова. Он схватился за виски и охнул.

— Но в присутствии Пробужденного тертона, — заговорил старик, и боль унялась, отступив на задний план, — Завеса падает, и иллюзии разрушаются. Ты еще слаб и не вполне пробужден. И многому должен научиться…

— Я не хочу учиться… — простонал Стас. — Я хочу как раньше!..

— Все люди хотят жить в красивой иллюзии, — с неподдельным состраданием в голосе проговорил старик, — но пути, увы, обратно нет. У тебя был проблеск Просветления, потому что ты искренне пожелал пробудиться, и ты не забудешь об этом опыте, даже когда Завеса вновь падет на твой мир.

— Не хочу, — тупо повторил Стас, глядя в землю.

Старик фыркнул.

— Хочу — не хочу, от этого все страдания! — сварливо буркнул он. — От Завесы освобождены только те, кто на самом верху, и те, кто в самом низу — как я, простой бродяга без дома и семьи. И ты таким стань — с ума не сойдешь!

И засмеялся.

А Стас завопил, зажмурившись и зажав уши — но никакого звука из глотки не вырвалось. А потом его охватила слабость, мысли окончательно перепутались, он ощутил, как падает на бок, и его накрыло беспамятством глубокого обморока.

…Однако долго это блаженное состояние не продлилось — по крайней мере субъективно. Он очнулся в больничной палате, под капельницей, а рядом на стуле, в накинутом на плечи одноразовом халате сидел белобрысый Никита. Глядел озабоченно, без прищура.

Как только мозг Стаса прогрелся в достаточной мере, он вылупился сначала на Никиту, потом перевел дикий взгляд на аккуратно выкрашенные стены, на запертую пластиковую дверь, на кафельный пол. Все было не то чтобы совсем уж новым, но далеко не таким дряхлым и кошмарным, как в Сером мире… Обычная крохотная палата в районной больнице на четыре койки, вот только три другие койки свободны и застелены.

За окном — из обычного стеклопакета — в зеленой листве шелестел дождь. «Дождь — это хорошо, — подумалось Стасу, — скроет следы того, что я разрыл могилу. И Завеса, стало быть, снова пала». Его прошибло холодным потом.

— Очнулся? — обрадовался Никита.

Перед мысленным взором Стаса крутились обрывочные картинки: старик-тауханец, вязаная кукла с румяными щечками и желтыми фарфоровыми глазами, похожие на сараи дома, черные выжженные тени на серых обоях…

Никита понизил голос: