Тертон
Шрифт:
К тумбе подошла женщина лет пятидесяти с изрядным гаком, хорошо одетая, ухоженная, обдала Стаса дорогим парфюмом, вынула из сумки листок и флакон клея, принялась приклеивать объявление. Стас прищурился и через ее плечо прочел большие буквы:
«ПРОПАЛА СОБАКА! ЙОРКШИРСКИЙ ТЕРЬЕР, ДЕВОЧКА, ОТЗЫВАЕТСЯ НА АЛИСУ. ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ: ПОДСТРИЖЕННАЯ ЧЕЛОЧКА, ОШЕЙНИК СО СТРАЗАМИ. НАШЕДШЕГО ЖДЕТ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ!»
Над текстом была отпечатанная на цветном принтере фотография симпатичной мохнатой малышки.
Не успел Стас подумать, что эффективнее было бы не расклеивать объявления,
Прежде чем хорошенько обдумать последующий поступок, Стас поднялся, подошел к женщине и сказал:
— Извините. Вы потеряли собачку?
Амулет — или что-то внутри самого Стаса — отчетливо подсказывал: можно и нужно найти эту собаку. Глядеть на крутящийся цилиндрик не было необходимости, Стас чуял его, как часть тела. Такое уже случилось с ним в темном коридоре в деревне, когда он впервые нашел место, где находилась настоящая бабушка…
А еще в памяти зазвучал прокуренный говорок таксиста Степана, вещающего про знахарку Галину, которая ищет людей, животных и предметы за солидную оплату, превышающую «гонорары» простого таксиста.
— Да! — подскочила тетка. — Алису! Алисоньку мою сладкую! Убежала сегодня утром, а тут машина… А я метнулась… машина проехала, а где моя Алисонька? Пропала. Не успела я. Бегала часа два, а потом вернулась домой и напечатала это объявление. Вы ее видели?
— Э-э-э… Нет, не видел… Просто…
Дико стыдно было предлагать помощь лозоходца-экстрасенса. Небось пошлет его сейчас эта тетя по известному адресу…
Но женщина не обратила внимания на смущение неожиданно заговорившего с ней парня. Она думала только о сладкой Алисочке.
— Я и экстрасенсам знакомым звонила… Они сказали, где искать, но там Алисочки не было…
Стас решился:
— Я тоже своего рода экстрасенс-поисковик.
Уши запылали, но женщина смотрела на него внимательно и с надеждой. Народ почему-то склонен не верить в пользу прививок, несмотря на все научные исследования, но слепо и безоговорочно верит любому, кто напустит на себя таинственный вид и назовется экстрасенсом. Желательно, потомственным.
«А что я, собственно, теряю? — задался вопросом Стас. — А она что теряет? Только время — если я не найду. Но я найду. Меня прямо прет от уверенности».
— Мне вам помочь? — неуверенно предложил он, не дождавшись ответной реплики.
— Помогите, пожалуйста! — выпалила женщина.
Загоревшаяся в ее глазах надежда и вера в его, Стаса, силы, вдохновили начинающего экстрасенса-поисковика.
— У вас есть какая-нибудь вещь от собачки, ошейник там, любимая игрушка…
— Вот, есть! Платьице!
Женщина торопливо извлекла из сумки собачью одежку, всю в оборках и кружевах. Проходящие мимо люди — в основном, молодежь и семейные пары — изредка бросали на них взгляды, напрочь лишенные любопытства, и топали себе дальше.
Стас взял платье, помял его пальцами. Амулет, остывший было, снова нагрелся. Стас уже ярко и четко чувствовал, в каком направлении искать. Алиса была где-то недалеко.
— Пойдемте за мной! —
решительно проговорил он, выпуская из рук платье Алисы.Он быстро зашагал к выходу из парка, женщина без лишних расспросов спешила следом.
Они перешли через тенистую дорогу и углубились в спальный район. Стас прямо-таки затылком ощущал взгляд женщины, чье имя он не потрудился узнать, ее трепетную веру в него. Он подарил ей надежду — и страх эту надежду потерять.
«Наверное, поэтому экстрасенсы не любят работать, если рядом скептики, — догадался Стас. — Они работают с тонкими материями, вроде чувств и эмоций, тонких полей, что бы это ни было. Искать потерянное в присутствии скептика — это как хирургу зашивать рану, когда кто-то стоит сзади и с ехидным хихиканьем пихает в спину».
Спальный район был построен в стародавние времена по какому-то странному плану. Казалось, архитектор просто разбросал кубики на полу и сказал: вот так и стройте! Дома и дворы располагались под самыми невероятными углами. Такую планировку не объяснишь ни особенностями почвы, ни подземными коммуникациями.
Немножко пришлось поплутать, но Стас чуял направление и не сбивался, хотя иногда приходилось делать круг из-за отсутствия хоть какой-то дороги.
В конце концов через арку, где попахивало мочой, вышли в очередной двор. Женщина позади вдруг завопила:
— Алисочка! Лапа моя!
В ответ донесся визгливый лай. На детской площадке были люди — несколько детей разного возраста и парочка взрослых. Крохотная шавка вырвала поводок из рук девочки лет десяти и понеслась к женщине, захлебываясь от радостного лая, в котором отчетливо звучали слезы истерического счастья. Женщина, которая тоже побежала навстречу собачке, подняла ее на руки и осыпала поцелуями.
Ни у кого из очевидцев этой эмоциональной встречи не возникло ни капли сомнения, что собака принадлежит именно этой женщине. Алисочка виляла всем телом прямо на руках хозяйки и облизывала лицо с визгом, полном обожания и беззаветной собачьей любви.
Девочка на площадке растерянно переводила взгляд с матери (видимо, одна из взрослых была все-таки ее мамашей) на собаку и обратно. Мамаша поджала губы, нахмурилась и всем своим видом выказывала готовность к тяжелому разговору с хозяйкой собаки с повышением тонов вплоть до мордобития.
— Это моя собака, — прорычала хозяйка, немного успокоившись и резко сменив слезливые причитания на львиный рык. — Алисочка! Как вы смели… Какое имели право…
Она задохнулась от гнева, и этим воспользовался мужчина — вероятный отец несостоявшейся собачницы:
— Простите нас, мы не специально. Наша дочь нашла эту собачку здесь, в этом дворе. Мы сразу поняли, что она потерялась, но не знали, кто хозяин. Мы бы разместили объявление, что найдена собака…
Он запнулся и покосился на дочь. У той дрожали губы, но она еще не созрела для полноценного рева. Ни о каком поиске хозяина речи, скорее всего, не шло. Вот так всегда, подумал молчащий Стас, кто-то находит, а кто-то теряет. Теперь предкам этой девочки придется раскошелиться на щенка йорка, а это приличная сумма, иначе дочь им мозг вынесет…