Теща Темного Властелина

– Кто-нибудь, пристрелите этих бешеных псов, – вырвалось у меня. Или я сама сейчас встану и на цепь кого-то посажу.

– Бабуля? Ты как? Тебе лучше? Почему я не могу войти? Впусти меня, слышишь?

Да слышу я, слышу. Не обращая внимания на протесты вампира, перехожу в положение сидя. Мир качнулся, но не рухнул. Надо бы внука успокоить, он же переживает.

Тело приказам мозга подчиняется плохо, мышцы мерзко дрожат. Голова готова вот-вот взорваться. И никто не желает войти в положение старой женщины и сделать шум хотя бы потише. Но женщины – существа упорные, а я так вообще гигант стойкости.

– Прекрати повышать голос в помещении, – толкаю многострадальную дверь. – Мне волчьей сигнализации хватает.

В глаза ударил свет огромной желтой луны с черной вертикальной полоской посредине, что красовалась в окне меж досок.

– Ты кто такая? – набычился любимый потомок.

Что-то неважно он выглядит. Глазки лихорадочно блестят, слегка покраснели, круги под глазами. И откуда я знаю, что они покраснели? С каких это пор я в темноте вижу лучше, чем при свете дня?

Но вернемся к внуку. У моего мальчика абсолютно больной взгляд. Я что-то пропустила? Почему у него руки дрожат? Губы искусаны. Волосы выглядят так, будто за них очень долго дергали и в итоге додергались.

– Я вопрос задал. Ты че тут делаешь?! – орет мне в лицо внук. И взгляд, как у маньяка в подворотне.

Ах ты, недоросль! Совсем, родной, страх потерял? Обкурился, что ли? Не успела я с болезнью слечь, он уже какую-то гадость внутрь принял. А иначе с чего бы так на меня кричал? Да он за всю жизнь на меня ни разу косо не посмотрел, а тут – страшный рык и взгляд террориста-смертника. Иначе как «дурью» это не объяснишь. Он точно трезвый – алкоголем и не пахнет. Вывод напрашивается один. Ну ничего, мало я тебя в детстве порола, сейчас наверстаю. Я отучу, как на бабушку голос повышать.

– Ты как с бабушкой разговариваешь?! Сколько раз тебе говорила: твое общение с хулиганьем до добра не доведет. И посмотри, до чего докатился? Меня всего день не было, а ты уже выражаешься, как австралопитек из второго подъезда. Я тебя чему учила? – грозно надвигаюсь на любимого потомка. Где бы ремень найти? – Я тебе для чего Гоголя в детстве на ночь читала?

Как-то внук в лице нехорошо поменялся, то бледнеет, то краснеет на глазах. Руки теперь не просто дрожат, они трясутся, как при болезни Паркинсона. Губы беззвучно шевелятся, силясь хоть что-нибудь сказать, а в глазах – дикий коктейль недоверия, страха, оторопи и явной мыслительной деятельности. Будто призрака увидел.

– Бабуля? – нервно сглатывает внук. Спрашивает настороженно, будто ребенок у Деда Мороза о его подлинности.

– Нет, дедушка Ленин!

Да что с ним творится? Мне его даже наказывать как-то расхотелось. А, нет, все нормально – личико разгладилось, в глазках счастье вперемешку с недоверием, глупое выражение лица. Понятно. Шок у любимого потомка.

Я внимательно вглядывалась в его лицо и совершенно выпустила из виду все остальное. А Данюша тем временем несмело протянул ко мне руку… и ткнул в меня пальцем! Сказал «гы» и ткнул еще раз!

Ну не мог он сам поглупеть за один день моего отсутствия.

– Кто из вас, иродов, моего внука идиотом сделал? – разворачиваюсь к застывшему в изумлении народу.

– Ирва, – осторожно, будто по минному полю, двинулся ко мне Рой.

Я оглядела помещение. Выглядело оно довольно странно: окна забиты досками крест-накрест, дверь, ведущая на улицу, завалена тяжелым хламом. Наши спутники оторопело пялились на меня. Мир сошел с ума?

– Святой модератор, – слышу первую связную реплику потомка.

– Рой, найди ремень, мне с внуком потолковать надо, – обращаюсь к единственной адекватной, помимо меня, личности.

– Это, как бы… Ба, не надо ремень! – пришел в себя Дан.

– Ирва, все хорошо, – вступился Рой.

– Мальчик мой, под словом «хорошо» ты имеешь в виду наречие или частицу? – внимательно посмотрела я на вампира.

– Это точно она? – отмер Гирин.

– Точно, – улыбнулся радостно внук.

– Быть того не может, – провел по своему лицу большой мозолистой ладонью Олуш.

– Она, – кивнула Лель.

– Это кто? – ткнула в мою сторону пальчиком Ангра.

– У-у-у! – вторил волчий вой за окном.

– Дурдом, – вынесла я вердикт.

Что-то нехорошие предчувствия меня одолели.

– Слышь, Рояль, это вообще как? – мотнул головой в мою сторону внук. – Вы что, пластическую операцию в полевых условиях там делали?

– Дан, я понимаю, у тебя сейчас мозг в состоянии стазиса, но постарайся следить за своей речью, – возмутилась я.

Внук умолк.

– Ирва, я вам сейчас кое-что покажу, – подошел совсем близко Рой.

– В последний раз я эту фразу слышала от одного эксгибициониста в подворотне, – нахмурилась я.

– Того самого, которого после на «скорой» увезли с нервным срывом в предынфарктном состоянии? – вспомнил давнюю историю внук.

– Я смотрю, ты вновь с нами? – вздернула я бровь. Данюша потупил глазки.

– Ирва, это очень важно. Пройдемте. – И меня повели в комнату хозяев.

Повернули лицом к стене. Зажгли местный светильник в виде белого кристалла. Его потрешь, и он светит, как наша энергосберегающая лампочка. Весьма богатый дом нам достался. На стене я увидела большую деревянную раму, а в ней стекло. За стеклом девушка лет двадцати. Красивая. По-настоящему красивая, я таких уже давно не встречала. Нынешние модельки, что в телевизоре голыми задами сверкают, ни в какое сравнение с этой девушкой не идут, в ней видна порода и некая экзотичность.

– В этом мире знают, что такое фотография? Рада за вас. Это и есть причина вашего странного поведения? – резко разворачиваюсь к топчущейся у дверей толпе.

– Бабуль, – шагнул ко мне внук. – Это зеркало.

– Где? – не поняла я.

Он молча взял меня за плечи и опять развернул к стене. Теперь за стеклом была девушка и мой внук, держащий ее за плечи.

Творительный падеж!

Ткнула пальчиком в зеркало – девушка сделала то же самое. А я и забыла, как выглядела в свои двадцать. Яркие голубые глаза, длинные и пушистые черные ресницы, соболиные брови вразлет, и это притом, что я шатенка. Волосы вновь слегка вьются, как когда-то, падая тяжелой массой на плечи, до сих пор помню, как мучилась каждое утро, расчесывая эту непослушную гриву. Всегда боялась их обрезать, потому что они нравились отцу Марины. Губки, носик, скулы – все, как у меня, и ни одной морщинки. Поднимаю кисти рук к глазам, внимательно рассматриваю молодую кожу. Ни пигментных пятен, ни морщин, ни вздутых вен, маникюр – и тот времен моей молодости.

Стоп. Так это я?! Мне снова восемнадцать-двадцать лет?!

Мозг информацию принимать отказался и потребовал отпуск. Как бы выразился один мой студент, я зависла. Окружающий мир начал терять свои краски, медленно погружаясь во тьму. Что-то слишком часто я в последнее время сознание теряю, какое-то оно у меня непостоянное. Хорошо хоть внук за плечики придерживает.

– Похлопай ее по щекам, – слышу голос Олуша, – не время сейчас в обмороки падать.

– Я тебе сам похлопаю, – тихо бурчит внук, удерживая меня за плечи.