Тесла против Гитлера и Сталина

«В начале 1900 г., все еще живо впечатленный определенными наблюдениями, которые я сделал незадолго до этого, и чувством, что пришло время подготовить мир к эксперименту, который вскорости будет проведен, я остановился на осуществимости межпланетной передачи сигналов в статье, которая появилась в июньском номере Century Magazine того же года. Чтобы скорректировать неверный репортаж, получивший широкое хождение, было опубликовано заявление в Collier's Weekly от 9 февраля 1901 г., в общих чертах определяющее мою позицию. С того времени мои мысли были сконцентрированы на этой теме, и как наблюдения, так и предположения усилили мою изначальную уверенность.

Главным из стимулирующих воздействий была разоблачающая работа Персиваля Лоуэлла [111] , описанная в книге, которой меня почтила обсерватория, носящая его имя. Никто не может взглянуть на его глобус Марса без чувства абсолютного изумления, если не благоговения. Эта разметка, все еще не полностью различенная и непостижимая, но очевидно предназначенная для практической цели, может ли она не содержать записи с глубоким смыслом, оставленной превосходящей, возможно исчезнувшей, расой, чтобы рассказать своим младшим братьям в других мирах об открытых тайнах, о жизни и борьбе, о своей собственной ужасной судьбе? Какой могущественный пафос и любовь в этой гигантской драме вселенной: но давайте надеяться, что астроном разглядел верно, что Марс – это не холодная могила, а обиталище счастливых разумных существ, у которых мы могли бы учиться. В свете такой блестящей возможности передача сигналов на эту планету представляет собой именно практическое предложение, для осуществления которого не могла бы быть слишком велика никакая человеческая жертва. Можно ли это сделать? Какова вероятность того, что это будет сделано?

111

Лоуэлл (Ловелл) Персиваль, (1855—1916) – американский бизнесмен, востоковед, дипломат, астроном и математик, исследователь планеты Марс, открыл астероид «Аризона» (1907). Автор псевдонаучной теории о существовании на Марсе высокоразвитой цивилизации, отвергнутой уже его современниками.

Определенный ответ на эти вопросы будет получен в тот момент, когда будут развеяны все сомнения, касающиеся возможности существования на Марсе высокоразвитых существ. Прямизна линий на карте Лоуэлла, их одинаковая ширина и другие геометрические особенности сами по себе не представляются мне убедительными доказательствами искусственного происхождения. Мне кажется, что на планете, достаточно большой, чтобы не окоченеть впоследствии вулканической деятельности, как наша луна, горы должны в течение миллиардов лет сравняться с поверхностью, долины заполниться, камни истереться в песок, и в конечном итоге она примет форму гладкого шаровидного тела, а все ее реки потекут по геодезически прямым линиям. Одинаковая ширина их русел может быть систематически объяснена, их пересечения, какими бы странными и озадачивающими они ни были, могут быть случайными. Но я совершенно согласен с профессором Морзе, что в целом эта удивительная карта порождает абсолютную и неопровержимую уверенность, что эти «каналы» обязаны своим существованием стимулирующему воздействию разума. Их огромный размер не является веским доводом противоположному мнению. Это может просто подразумевать, что марсиане обуздали энергию водопадов. Мы не знаем другого источника энергии, способного объяснить такие громадные достижения инженерного искусства. Они не могли бы быть достигнуты уловлением солнечных лучей или отводом тепла, сообщенного атмосфере, поскольку это, в соответствии с тем, что нам известно, потребовало бы неудобного и неэффективного оборудования. Большие водопады могли бы быть получены около полярных шапок с помощью дамб большой протяженности. Хотя и значительно менее эффективные, чем наши собственные, они вполне могли бы предоставлять несколько миллиардов лошадиных сил. Следует принимать во внимание, что многие задачи на Марсе в области механической инженерии значительно проще, чем на Земле, вследствие меньшей массы планеты и меньшей плотности, которая в поверхностных слоях может быть значительно меньше средней плотности планеты. В еще большей степени это справедливо по отношению к электрической инженерии. Принимая во внимание место, занимаемое Марсом, система беспроводной передачи энергии, такая, как та, что я усовершенствовал, применялась бы там со значительно большим успехом, поскольку в сходных условиях приемная схема накапливала бы в шестнадцать раз больше энергии, чем на Земле.

Удивительные свидетельства, полученные Лоуэллом, не только свидетельствуют об органической жизни, но и делают очень вероятным то, что Марс все еще обитаем; и более того, что его обитатели – высокоразвитые разумные существа. Есть ли другое доказательство такого присутствия? «Да», настойчиво говорю я, побуждаемый как интуицией, которая еще никогда меня не подводила, так и наблюдениями. Речь идет о странных электрических возмущениях, об обнаружении которых я объявил шесть лет назад. В то время я был только уверен, что они имеют планетарное происхождение. Сейчас, по зрелом размышлении и изучении, я пришел к положительному заключению, что они должны исходить с Марса.

Жизнь, как сказал великий философ, всего лишь постоянное приспосабливание к окружающей среде. Сходные условия должны порождать сходные устройства. У нас не может быть никакого представления о том, как мог бы выглядеть марсианин, но у него определенно есть чувствительные органы, приблизительно так же, как наши, откликающиеся на внешние воздействия. Показания этих приспособлений должны быть реальными и правдивыми. Прямая линия, геометрическая фигура, число должны транслировать в его ум четкое и определенное понятие. Он должен думать и рассуждать, как мы сами. Если он дышит, ест и пьет, им движут мотивы и желания, не очень разнящиеся с нашими собственными. Такие колоссальные изменения, как те, которые видны на поверхности Марса, не могли быть осуществлены иначе, кроме как существами, на века отстоящими от нас в развитии. Что удивительного, в таком случае, если у них есть карты этой, нашей планеты, такие же совершенные, как фотографии Луны профессора Пикеринга? Что удивительного, если они посылают нам сигналы? Мы достаточно развиты в науке электричества, чтобы знать, что их задача значительно проще, чем наша. Вопрос в том, можем ли мы передавать электрическую энергию на это колоссальное расстояние? На это я считаю себя компетентным ответить утвердительно».

В письме редактору газеты «Нью-Йорк Таймс» (было опубликовано 23 июня 1907 года под заголовком «Можно ли построить мост до Марса») он доказывает, что изобретательством он занимается не только ради денег или «любви к искусству», но и для решения глобальных задач, стоящих перед всем человечеством. Понятно, что речь идет об установлении контакта с «жителями» Марса.

Вот текст этого послания:

«Вы назвали меня «изобретателем некоторых полезных видов электрической аппаратуры». И хотя это не вполне отвечает моим устремлениям, мне приходится подчиниться прозе жизни. Я не могу отрицать того, что вы правы.

Около четырех миллионов лошадиных сил, таящихся в свободно падающей воде, укрощены и работают в моей сети переменного электрического тока, которую можно уподобить ста миллионам тружеников, не знающих усталости, ни в чем не нуждающихся, не получающих какой-либо платы и при этом ежегодно добывающих сто миллионов тонн угля. Железные дороги, метрополитен и трамвайное сообщение действуют в этом огромном городе благодаря моей электросети, а лампы и прочие электроприборы получают ток через разработанное мною оборудование. И в остальном мире – там, где используют электричество – дело обстоит точно так же, как Нью-Йорке. Телефон и электролампы накаливания занимают специфическую и небольшую нишу в имеющемся спросе на электрическую энергию, которая удовлетворяет гораздо более широкому кругу жизненных потребностей. Поэтому – да, я должен, хотя и неохотно, признать правоту вашего прямолинейного заявления.

Однако более важное коммерческое значение этого моего изобретения состоит не только в преимуществе над моими прославленными предшественниками в смысле той пользы, которую дали телефон и электролампы накаливания. Позвольте напомнить вам, что у меня в отличие, скажем, от Белла, не было такой же внушительной помощи в лице телефонной компании «Рейс», которая занималась воспроизведением музыки, и потому для воспроизведения человеческой речи ей требовалось лишь один умелый поворот регулировочного винта. Я не имел и той энергичной поддержки, которую Эдисон получил от «Кинг энд Стар», производившей лампы накаливания – там потребовалось всего лишь сделать их более прочными. Со мной ничего подобного не происходило. Я сам должен был прокладывать себе дорогу, и мои руки до сих пор не отошли от этой работы. Все те полчища моих фанатичных оппонентов и хулителей, которые могли бы наперегонки ринуться против меня, оказались усмирены короткой статьей одного итальянца, профессора Феррариса, посвященной абстрактной и бессмысленной идее – вращению цилиндра в магнитном поле. Статья была опубликована годы спустя после моего открытия и через несколько месяцев после того, как я полностью обнародовал окончательно разработанную мной практическую систему со всеми ее основными и повсеместно внедренными чертами. Публикация Феррариса была пессимистичной расхолаживающей, лишенной зрелости и силы суждений, обычно присущих истинному первооткрывателю. В статье отсутствовали результативные выводы, совершенно необходимые для того, чтобы изобретателю поверили и последовали за ним. Это была несовершенная, запоздавшая со своим выходом, работа хорошего, но умственно ограниченного человека. И все на что он оказался способен в ответ на мое искреннее братское приветствие – так это испустить жалобный вопль о своем первенстве – поведение, разительно контрастирующее со спокойной и сильной реакцией Шелленбергера, который стоически вытерпел эту боль, позднее убившую его.

Фундаментальное открытие или оригинальное изобретение всегда несет в себе пользу, но часто его последствия оказываются более глубокими. Для некоторых физиков и философов обнародование открытого мной удивительного явления: вращения проводника в магнитном поле, сам будоражащий воображение феномен вращения в отсутствие какого-либо видимого воздействия; идеальная красота моего индукционного электромотора с его ни с чем не соприкасающимся якорем – все это имело не меньшее значение, чем миллиарды долларов, инвестируемые в предприятия, основанные на этом открытии.

Данное утверждение верно для всех моих открытий, изобретений и научных выводов, которые я с тех пор обнародовал, поскольку я никогда работал над тем, чего требовала сиюминутная необходимость – а всегда над тем, что мне казалось наиболее желанным объектом для изобретательства независимо от текущего времени. Позвольте мне рассказать вам лишь об одном из таких изобретений – о моем усиливающем передатчике, о машине, с помощью которой я направил ток в сотню ампер вокруг земного шара, с помощью которой я могу заставить всю землю громко повторять слово, сказанное по телефону, с помощью которой легко я могу проложить мост через ту пропасть, что отделяет нас от Марса. И вы всерьез собираетесь сказать, что этот мой передатчик является всего лишь «одним из полезных видов электрической аппаратуры»?

По вполне очевидным причинам у меня нет желания распространяться об этом далее. Подчиняться молчаливым почитателям и почивать на уже сделанных открытиях – все это ранило бы мою утонченную натуру. Однако наблюдая за вашими героическими и нарастающими усилиями по прославлению вашей же газеты, в то время как другие ваши именитые коллеги выдают за добродетель глухое молчание, я чувствую, что, по крайней мере, один человек в Нью-Йорке способен правильно понять эти письма, столь отличающиеся от обычной корреспонденции. Позвольте мне задать вам всего лишь один-два вопроса, связанные с работой, к которой я приступил в 1892 г. в Королевском институте, будучи вдохновлен вкладом в науку, внесенным лордом Рэлейем [112] . Это была наиболее трудная из моих работ, я выполнял ее в течение нескольких лет, с одной стороны поощряемый полным сочувствия интересом к ней, который выказывали одобрявшие ее Гельмгольц [113] , лорд Кельвин [114] , а также мои большие друзья сэр Уильям Крукс [115] и сэр Джеймс Дьюар [116] , а с другой – осмеиваемый мелкими людишками, имена которых я встречал под вульгарными и вводящими в заблуждение газетными публикациями. Я говорю о моей системе беспроводной передачи энергии.

112

Джон Уильям Стретт, третий барон Рэлей, Лорд Рэлей (Рэйли) (1842—1919) – британский физик, открывший (с Уильямом Рамзаем) газ аргон и получивший за это Нобелевскую премию по физике в 1904 году. Он также открыл явление, ныне называемое рассеянием Рэлея, и предсказал существование поверхностных волн, которые также называются волнами Рэлея.

113

Герман Людвиг Фердинанд фон Гельмгольц (1821—1894) – немецкий физик, физиолог и психолог.

114

Уильям Томсон, лорд Кельвин (1824—1907) – один из величайших физиков.

115

Уильям Крукс (1832—1919) – английский химик и физик, член (с 1863 года) и Президент (в 1913—1915 годах) Лондонского Королевского общества, от которого он в 1875 году получил Королевскую золотую медаль. В числе других его наград – медали от Французской академии наук (1880), Дэви (1888) и медаль Копли (1904). В 1897 году королева Виктория пожаловала ему рыцарское звание. В 1910 году он получил «Орден заслуг». Крукс вошел в историю как человек, открывший таллий и впервые получивший гелий в лабораторных условиях.

116

Джеймс Дьюар (1842—1923) – шотландский физик и химик. Важнейшие научные работы – в области физики низких температур, термодинамики, оптики, спектроскопии и радиоактивности. В 1872 г. предложил метод измерения теплоемкости при низких температурах и обнаружил ее уменьшение при понижении температуры. В 1891 г. разработал процесс промышленного получения жидкого кислорода. В 1892 г. изобрел сосуд для хранения сжиженных газов (сосуд Дьюара). С помощью сконструированного им прибора, основанного на эффекте Джоуля – Томсона, в 1898 г. получил жидкий водород, а в 1899 – твердый. В 1904 г. совместно с П. Кюри установил, что при радиоактивном распаде радона образуется гелий. В химии выполнил ряд исследований озона, карбонильных соединений. В 1867 г. предложил свои варианты структурных формул бензола и пиридина. Джеймс Дьюар совместно с Ф.О. Эйбелом изобрел в 1889 г. одну из разновидностей бездымного пороха – кордит.