Тэтэ
Шрифт:
— Он не дает в руки. Как я проверю? Вдруг он потом меня в каталажку закатает? — ответил дежурный.
— Я тебя сам раньше закатаю, — сказал полковник.
— Ну да, это тот хуй из Москвы. Тогда в Мумии он тоже сначала представился майором Литовским. А потом оказалось, что это Литовская. Как уж она там говорила? Как уж его звать-то не помню… — И добавил: — По личному говоришь?
— Да, — подтвердил капитан.
— А ты намекнул ему, что по личным вопросам я принимаю в банкетном зале этой самой Мумии?
— Да все сказал, — ответил капитан.
— Ладно, —
— Ты понял?
— Так точно.
— Хорошо понял? — спросил еще раз полковник и, не дожидаясь ответа, положил трубку.
Литовский вошел и сразу весело спросил:
— Ну ты чё, Виктор Алексеевич, забаррикадировался?
— Я? Да нет, ты что? Я просто сначала не мог понять, кто это тут ко мне ломится. — Он тоже хохотнул.
— Для ваших офицеров я лучше буду майором Федором Литовским, — сказал вошедший. И продолжал, не давая полковнику спросить, чем это лучше: — А то вы понимаете, шуры-муры. А я это не люблю.
Они сели обедать в офицерской столовой. Правда, в отдельном кабинете командира дивизии. Принесли сочные говяжьи стейки, накрест политые красным соусом.
— У тебя здесь служит… — начал Литовский, но Горюнов прервал его.
— Да у меня здесь многие известные люди служат.
— Я говорю про еду, — указал ножом Федор Литовский на стейк. — Как в настоящем кабаке.
— Так и я имел в виду шеф-повара.
Они подняли бокалы с греческим коньяком.
— Кстати, — сказал Литовский, — ты тут успел загрести в армию одного парня из этого города.
— По закону о воинской обязанности.
— Разве уже есть такой закон, служить там, где живешь? Ведь он же родился в этом городе.
Горюнов помолчал, сделал большой глоток греческого и подумал, что дело плохо. Кажется, этот фээсбэшник что-то знает. Зачем ему спрашивать про какого-то солдата?
— Вы не против, если я буду продолжать называть Вас Федром? Я ведь тогда не поверил, что вы женщина.
— Серьезно?
— Если серьезно, то я уж и не знаю, что сказать. Честно говоря, я даже не помню вашего женского имени. Как это?..
— Да не надо и вспоминать. Хорошо?
— Я не против. ФСБ и есть ФСБ. Тут даже и не поймешь сразу, какого оно рода. Простите за удачную шутку. — Полковник отрезал кусок сочного мяса и продолжал:
— За него походатайствовали. И я решил оставить парня здесь.
— А вы знаете, — Литовский отправил последний, уже немного остывший кусочек в рот, — что было указание из самой Москвы не трогать этого экстрасенса? Ох, вкусный! Особенно этот, последний, — Федор положил вилку и взял широкий бокал с коньяком. — Думаю, вы этого не знали.
— Почему не знал? Знал, — ответил полковник.
— И все-таки решили пойти против Москвы.
— Я знал, что запрет относится к майору. Зачем мне майор? Он давно отслужил своё. Решил на пенсии потрахаться и подзаработать. Если у него были такие способности, мне что за дело. Сам бог велел после армейского воздержания —
слово на е с приставкой: по. — А если он мог за это еще и деньги получать… Ну что я могу тут сказать? Аморально, конечно. Но не мне его судить.— Почему?
— Но он же на пенсии. А пенсионеры мне не подчиняются.
— Этот парень не пенсионер, — сказал Литовский.
— Вот именно, вот именно.
— Я так понимаю, вы не хотите стать генералом, полковник? Ведь вы знали, что этот Иван заменял бывшего экстрасенса?
— Нет.
— Знали.
— Нет.
— Знали, иначе вы бы его здесь не оставили.
— Ему положено идти в армию, вот я его и взял. Ведь даже Москве, насколько я знаю, неизвестно, что экстрасенсом здесь работает уже совсем не тот человек.
— Кому надо, те знают.
Они перешли в комнату для игры в настольный теннис. Первую партию Литовский проиграл. Вторую выиграл. Шла третья, решающая.
— Мы не договорились, на что играем? — сказал полковник и сделал очень крученую подачу.
— Ясно на что, — ответил Фёдор, — играем на Геракла.
— На кого?! — удивился Горюнов. — На Геракла? — Он даже подал мимо стола.
— А вы, как его называете?
— Сверчок.
— Сверчок, — повторил Федор Литовский. — А почему Сверчок?
— Потому что сидит за печкой. Никто о нем не знает.
— Как не знает? Он же там чирикает за печкой?
— Он тихонько чирикает. А вы — Геракл. — Полковник глянул на часы. Так вскользь, почти незаметно. Только не для Литовского.
— Во сколько полетит Ангел? — спросил он и хмуро взглянул на партнера по теннису. После этих слов полковник даже не попал по шарику.
— Вы проиграли, комдив. Но не надо так волноваться. Ты еще можешь стать генералом, Виктор Алексеевич. Если прекратишь вола — слово на е.
Полковник вспотел. Он устало сел на кожаный диван, налил себе одному рюмку, выпил, закурил сигару и сказал, что сбивать Ангела будут в одиннадцать вечера.
Когда-то в этой же учебке служил, пропавший неизвестно куда, Василий Мелехов. Он оставил в части тетради. Их почему-то не выбросили, а сдали в архив. Это было сделано только из-за одной непонятной записи. Всего три предложения. Остальное было для всех, как китайская грамота. Временные переходы, кикиморы и лешие, коды и шифры. Специалист из КГБ решил не рисковать и сдал тетради в архив. В одной тетради было написано: Одиннадцатого ноября 2005 года был сбит Ангел Платон. В результате произошел взрыв в районе Тунгуски.
И далее добавлено:
— Это был не метеорит.
Горюнов вынужден был показать эту запись Литовскому.
— Вы обещаете, что я буду генералом, майор? — спросил он.
— Подожди, я не пойму… — Литовский уставился на текст, как баран на новые ворота. Ему как этому барану, была непонятна логика: зачем надо было проходить через новые ворота, когда можно пройти через старые? — Или я чего-то не понял, — опять начал фээсбэшник, или вы может быть, мне объясните, что тут написано?
Полковник побарабанил пальцами по столу. Потом спокойно произнес: