Тетрадь первая
Шрифт:
В день великого оправдания.
Фараон в данном случае та венчающая точка пирамиды, ради которой основания пирамиды (биллионы!) и лежат под камнями. Камень под камнем, тяжесть под тяжестью, лишь последняя точка (фараон) дышит. Только этой точкой пирамида и дышит. Она ее смысл, она ее покой, ее разрешение и завершение.
Не Царь (Поэт, Вождь) народ топчет <сверху; попирает>, народы его возносят.
Чем ненавидеть единицу биллионы должны отождествить себя с ней, но не: мы — он! а: он — мы.
Я никогда не забываю, что я гостья. Земля мне этого не прощает.
Мертвые —
Письмо критику [142]
Я не знаю, принято ли отвечать на критику иначе как колкостями — и в печати. Но поэты не только не подчиняются обрядам, но — творят их. Позвольте же мне нынешним письмом утвердить обряд благодарности поэта — критику. (Случай достаточно исключительный, чтобы не слишком рассчитывать на ряд последователей!)
142
Обращено к Александру Васильевичу Бахраху (1902 — 1985), в то время начинающему критику.
Итак, я благодарна Вам за Ваш отзыв в Днях. Это — отзыв в самом настоящем смысле слова. Вы не буквами на буквы, Вы существом на сущность отозвались. Благодарят ли за это? Но и благодарность — отзыв! Кроме того, Вы ведь писали не для меня, так и я пишу не «для Вас», хотя и к Вам. (Вам — о Вас.)
Я не люблю критики, не люблю критиков. Все они, в лучшем случае, кажутся мне неудавшимися и поэтому озлобленными поэтами. Но хвала их мне еще непереноснее их хулы: почти всегда мимо, не меня, не за то. Так, напр., сейчас в газетах хвалят не меня, а явно Любовь Столицу (т. е. всё сказанное обо мне отношу на ее счет, ибо — НЕ Я!)
Ваша критика умна. Простите за откровенность. Вы вежливы: неустанно на Вы. Вы <пропуск одного слова>: не поэтесса, а поэт. У Вас хороший нюх: так, задумавшись на секунду: кунштюк или настоящее? (ибо сбиться легко — при нынешнем KDW [143] поэзии!) — нет, настоящее. Утверждаю: Вы правы. Так, живя стихами с — ? — да с тех пор как на свете живу, только этим летом узнала от своего издателя Геликона, что такое хорей и что такое дахтиль. (Ямб знала по названию блоковской книги, но стих определяла как «пушкинский размер», «брюсовский размер».)
143
Название большого универмага в Берлине.
Вам будет любопытно узнать, что Белый свою Глоссологию (?) написал после моей Разлуки, как и свою «После разлуки» (После «Разлуки» (книги) и после разлуки с женой Асей [144] , в жизни совпавших (Берлин, лето 1922 г.).). Я была тем живым примером, благодаря которому возникла теория. (Говорю Вам вне тщеславия, если бы страдала им давно была бы знаменитой!)
Что еще? Ах, пожалуй, главное! Спасибо Вам сердечно и бесконечно за то, что не сделали из меня бабу style russe [145] , не обманулись видимостью (NB! баба — бабы не напишет!), что единственный из всех (NB! как мне всех хочется сделать единственными: всякого! 1932 г.) за последнее время обо мне писавших удостоили, наконец, внимания сущность, — то, что над и вне.
144
Анна Алексеевна (Ася) Тургенева (1890 — 1966) — первая жена А. Белого, видная антропософка.
145
русский
стиль (фр.)Спасибо Вам за заботливость: «Куда дальше? В музыку, т. е. в конец?!» Верю, что Вы искренне в тот час задумались, потому отвечаю: нет! Из лирики (почти-музыки) — в эпос.
Это не Ваш «планирующий спуск», это разряжение голоса — в голосах, единого — в множествах. Чем на тысячу голосов выражать одну свою душу, я буду одним голосом выражать тысячу чужих, которые тоже одна <пропуск одного слова>. То чего не может один могут (в одном) многие. Единство множества. Оркестр тоже единство.
— Вам ясно?
А что за «Ремесло»? Песенное, конечно! Ремесло в самом <фраза не окончена>. Противовес и вызов слову и делу (безделию <сверху: неделу>) «искусство». Кроме того, мое ремесло, — в самом простом смысле: то, чем живу, — смысл, забота и радость моих дней. Дело дней и рук.
О, ты чего и святотатство
Коснуться в храме не могло —
Моя напасть, мое богатство,
Мое святое ремесло! [146]
146
Из ст-ния К. Павловой «Ты, уцелевший в сердце нищем…».
Эпиграф этот умолчала, согласно своему правилу — нет, инстинкту — ничего не облегчать читателю, как не терплю, чтоб облегчали мне. Чтоб сам.
Читатель ведь пока ты с ним не столкнулся — друг и пока о тебе не написал — ты его чтишь. (Иногда, notre cas [147] , и потом.)
Посылаю Вам свою Ц<арь->Д<евицу> — не для отзыва, а потому что Вы, очевидно, ее не читали. Вот он, источник всех навязываемых мне кокошников!
147
наш случай (фр.)
Ах! Еще одно спасибо: за Посмертный марш, за, в конце, явный (раз Вы в «Днях») взлет над злободневностью, за то что сердце Ваше (слух) подалось на оборванность последних строк: в лад падало!
20-го апреля 1923 г.
Прага:
Где сроки спутаны, где в воздух ввязан
Дом — и под номером не наяву!
Я расскажу тебе о том как важно
В летейском городе моем живу.
Я расскажу тебе как спал он,
Не выспался — и тянет стан
Где между водорослью и опалом
День деворадуется по мостам.
Где мимо спящих Богородиц
И рыцарей дыбящих бровь
Шажком торопится народец
Уродцев | — переживших кровь.
Потомков |
Где честь последними мечами
Воззвав — не медлила в ряду.
О городе, где всё очами
Глядит — последнего в роду.
21-го нов<ого> апр<еля> 1923 г.
(Стихи, не вошедшие в После России.)
Варианты Пражского Рыцаря:
В роковую проседь
Вод — отважься!
Этого ли просишь,
Рыцарь пражский?
Мальчик! Воин!
Щеки — горячей
Под конвоем
Каменных очей!
…А
…вослед веслу —
Я учусь себе потихоньку
Ариаднину ремеслу.
Быть оставленной — значит долго,